Щикотиллло : Мужчина в песках. Часть 1

Медицинская ходилка
.
Все сношалось в доме Облонских

.
Молодой врач Родион Соломатин любил ебацца. Потому что был молод. И потому что был хорошим врачом. Или может быть так: он был хорошим врачом, потому что любил ебацца. И поэтому был молод. Или наоборот.
Нет, не подумайте, что Родик был этаким маньяком, коварно пользующимся своим служебным положением и медицинскими знаниями для достижения заветной целки. И не был он мудаком-коллекционером вроде Влада Сташевского - того, что аккуратным женским почерком вел дневник, исправно регистрируя свои стремительные победы.
Несмотря на то, что напарник Родиона и редкая ханжа Саня Зеленин часто характеризовал коллегу как «существо низких нравственных устоев и половой гигиены», Родик был не более, чем элементарным звеном беспощадной статистики, гласящей, что медицинские работники лидируют среди ебак, уверенно опережая по количеству ходок per capita даже работников шоу-бизнеса (источник информации: телевизионная программа «Ген неверности», ОРТ «Первый канал», 24.04.2006).
Причин данному феномену несколько.
Прежде всего – это магическое действие на обывателя любой униформы, в том числе и медицинской. Любой мешковатый задрот, с которым ни одна уважающая себя мало-мальски приличная девушка на гражданке и парочкой слов не перепихнется, надев замызганный дырявый халат, а еще лучше – суперсексуальный хирургический костюм с глубоким треугольным декольте на прыщавой груди – сразу приобретает романтический образ этакого принца-спасителя и способен на определенное время завладеть сердцем и помыслами впечатлительной жертвы. Да и самим-то нам, чего греха таить, сколько раз случалось взалкать спрятанного под белым халатиком тельца какой-нибудь медсестрички или врачихи, в миру весьма посредственной наружности!
Во-вторых, в каждом из нас с детсадовских лет живет непреодолимая тяга к народной игре «в больничку», по правилам которой, показав свои стыдные места, мы тут же стремимся лицезреть аналогичные органы партнера по игре. А настоящая больничка располагает для такой игры всем необходимым – тут тебе и кроватки, и игрушки, и комнатки отдельные… Ведь главный вопрос нашего человека (в отличие от западного) – не «с кем?», а «где?». А вот здесь! Или здесь! А хочешь – в операционную заберемся!
Не последнюю роль в делах сердешных играет и меркантильность. Хорошо известный врачам синдром «десятого сеанса», когда пациентке поначалу становится все легче и легче, а перед последним посещением – резко плохеет (ну, чтобы бабла по окончанию лечения поменьше платить) часто трансформируется в синдром «пятого сеанса» и выражается в том, что пациентка уже с середины лечения последовательно пытается отдаться эскулапу. Ну не брать же с нее потом денег, что ж я - зверь какой бессердешный?!
Ну и в конце-концов – главный мотив: как же не симпатизировать тому, кто так ловко и быстро избавил Вас от многочасовой мучительной боли, вколов всего-то навсево кубик трамала в попу или тому, кто освободил Вам чуть было не лопнувший мочевой пузырь, введя навазелиненный катетер в пережатую уретру? Помните старого мафиози в «Крестном отце»? - «Я готов заплатить миллион долларов за то, чтобы хоть раз нормально помочиться…». Вот и скрываются потом эти спасители от назойливого харрасмента со стороны исцеленных, а те из них, кто морально уступчивые – покорно вносят свою контрибуцию в бляцкую статистику.
Так вот, Родик был самым что ни на есть рядовым ходоком, время от времени нарушавшим Присягу Врача Советского Сюза, в простонародье именующуюся Клятвой Гиппократа и гласящей:
НЕ ВСТУПАЙ В БЛИЗОСТЬ С ПАЦИЕНТКОЙ – ее и ебать-то в принципе не стоило...
Поклонниц Родикиного врачебного таланта было достаточно. Тут и скромные заводские бухгалтерши, и не слишком известные киноактриски, и спортсменки высших достижений, и валютные проститутки. Теплые руки, вкрадчивый голос, тот самый хирургический костюм под белоснежным халатом и умение выслушать – чего еще надо? В-общем, Доктор Айболит ставил обезьянкам градусники и им становилось немного легче.
Пригреть после работы очередную обезьянку было для Родика наподобие свежего десерта – ну кто осудит сладкоежку за то, что тянется за вкусной конфетой на сон грядущий? При этом надо отдать нашему эскулапу должное: он умудрялся не развивать свои контакты до уровня Отношений, каждый раз умело удерживая дистанцию – давайте считать это некоей своеобразной попыткой следовать Клятве.
Но, как во всякой компьютерной игре-ходилке, набрав определенное количество очков, «жизней», рано или поздно переходишь на новый уровень. На этом уровне Игра выдала Родику Лену.
По сравнению с предыдущими бонусами, Лена была явным апгрейдом – и по внешности, и по потенциалу. Она была женой очень богатого папика. В то время слово «олигарх» употреблялось еще не так часто, поэтому уместнее будет характеризовать ее мужа на тот момент как резко разбогатевшего бандита, а олигархом его назовут уже потом и даже поместят ФИО на страницы «Форбса».
Привел Лену к Родику в кабинет лично профессор (ныне – академик) Зинковский. Уже тогда стало ясно, что клиент – из особо важных. Обычно, направляя блатных больных, профессор сам никогда не спускался со своего шестого этажа, а просто звонил по внутреннему телефону. При этом, когда речь шла о молодых пациентках, Иван Иванович не забывал по обстоятельствам выдать либо шаловливое: «Соломатин, займись – у нее явный недоеб, на тебя вся надежда», либо наоборот: «Это – дочка моего приятеля: тронешь – яйца оторву». На это всегда следовало неизменное Родикино «Буйтзделано, Ванваныч, в лучшем виде – флот не опозорим!» - что, кстати, отнюдь не значило, что предписания профессора будут выполнены.
В случае же с Леной И.И.Зинковский был предельно корректен и от комментариев воздержался, держался перед ней даже как-то заискивающе и присутствовал лично на протяжении всего первичного обследования, бросая время от времени на Родика многозначительные взгляды. По количеству золота-брильянтов на килограм веса Лены, а также по зловещего вида охране на бронированном джипе перед входом в терапевтический корпус, ожидавшей явно ее, Родик мгновенно уяснил, что новая пациентка относится к касте неприкасаемых, что подкатить яйца к этой ослепительной брюнетке было бы равносильно суициду и приготовился к непривычному для себя соблюдению Кодекса.
Неприкасаемая же решила иначе и уже со второго визита сама стала прикасаться. Делала это она уверенно, как избалованный ребенок, привыкший брать со стола руками все, что захочется, не взирая на запрет взрослых. Намеки Лены на сближение не отличались особой деликатностью: лежа на животе во время очередной процедуры она то и дело поглаживала через тонкие штаны член Родика, а тот, дабы не поддаться Первобытной Похоти, усиленно вглядывался в окно, стараясь рассмотреть через занавеску контуры зловещего джипа с охраной и представляя, ЧТО ему светит даже за невинную эрекцию.
Еще пару сеансов продолжалась осада. Лена все так же распускала руки во время терапии, но потом невозмутимо одевалась, припудривала носик, оставляла на столике стодолларовую бумажку и уносилась на джипе.
А потом у Родика случился День Рождения. Войдя без стука в кабинет и увидев на столе подарки и откупоренное шапманское, Лена сказала: «Ой, а я и не знала! Ладно, на сегодня лечение отменяется, а я подъеду попозже, часам к семи. Не уходи, дождись!»
У доктора Соломатина екнуло под ложечкой, но фантазировать по поводу грядущего подарка он не стал – было некогда. К нему целое утро тянулись пациенты, а после обеда, по мере освобождения от работы принялись подтягиваться коллеги с выпивкой и закусью, и с каждым приходилось махнуть фужер-другой.
Ко второму пришествию Лены Родик уже был изрядно накачан шампанским, по столу были разбросаны крошки и объедки, а посередине возвышалось и пахло большое блюдо с обглоданным позвоночником лосося, подаренного пациентом с Камчатки.
Лена влетела с огромным букетом тюльпанов, бутылкой «Мартеля» и большой синей коробкой, перевязанной тесьмой. Пропев «Хяппи бе-о-озди тва-а-а-а-ю!» и слюняво чмокнув именинника в рот, она принялась разливать коньяк по бокалам. Родик развязал тесьму и увидел в коробке с десяток галстуков «Валентино».
- Спасибо, как раз кстати, ну просто угадали! – воскликнул Родик, думая про себя: «Бля, лучше бы деньгами – у меня кроме одной отцовской белой нейлоновой рубахи и надеть-то под них нечего…»
- Да ладно тебе на «вы», мы ж ровесники с тобой! Давай на брудершафт!
Родик рефлекторно покосился на окно в поисках эскорта. Лена перехватила взгляд:
- Да не боись, в Багдаде все спокойно! Я своему наплела, что в Питер к маме улетаю, охрана меня в Шереметьево отвезла, а я – на такси в магаз за подарком и – к тебе. Мама в курсах, я ей звонила, прикроет. Она, кстати, к тебе тоже на лечение собирается, я ей уже все порассказала. Так что я с тобой фестивалить до утра могу… да подожди ты, я сама сниму…
Именинник, ошалевший от нежданного Главного Подарка молниеносным движением повернул ключ в замке и выключил в кабинете свет. Через мгновенье жемчужное колье богатой наездницы уже стучало по лицу новорожденного…
…
- Больше в больнице не хочу! – потянувшись, закапризничала Лена, - рванем куда-нибудь?
- Ко мне что ли? Родичи там…
- Придумала! Сперва к «Балалайке» - покажу, какой я себе пентхауз строю. А потом на ночь к Верке завалимся.
- Поехали, - согласился Родик, подумав про «только раз в году».

Потом он зачем-то напялил на Лену белый халат (видимо, сказывалось выпитое) и повел за собой к выходу из больницы. Вахтер Каюм в своем неизменно белоснежном колпаке проводил парочку печальным раскосым взглядом, тяжело вздохнул, укоризненно покачал головой и поцокал языком. Словно почувствовал приближающуюся беду.

(Окончание следует)