orlusha : ПРО СЛУЧАЙ НА ВОКЗАЛЕ

В четыре утра на Казанском вокзале
Четыре красивые бляди стояли,
Четыре красивые сумки держали,
В четыре весёлых лица хохотали.
Четыре девицы в четыре хотели
Улечься в четыре чужие постели,
Отдаться хотели весёлые бляди
За деньги любому небедному дяде.
Красиво одеты, в красивой помаде,
Глазёнки в поряде, юбчонки в поряде,
Отличные, крепкие русские бляди,
Одну из них звали Степановой Надей.

Степанова Надя со станции Грязи
Любила иметь сексуальные связи,
За деньги любила и просто любила,
Ей лет восемнадцать по паспорту было.
Имела Надежда красивые ноги,
Прямые, как рельсы железной дороги,
Они уходили под юбку Надежды,
Вселяя в мужчин о прекрасном надежды.
Надежды Надежда в момент воплощала,
Как только с Надежды одежда слетала,
Она извивалась, стонала, кричала,
Но деньги клала в косметичку сначала.

Надежду у нас на Казанском вокзале
Все очень любили и все уважали
И даже сержант Николай Полудикий
Дарил ей, краснея, восьмого гвоздики,
А бомж дядя Вова и бомж Кочерыжкин
Читали Надежде поэму из книжки
Про то, как в Татьяну влюбился Евгений,
(При этом держали её за колени)
А после четвёртой бутылки «Агдама»
Они её звали «прекрасною дамой»,
Они говорили: «Останьтесь, Надежда!
Ведь мы – инженеры, и мы – не невежды!»
Она отвечала с улыбкой: «Простите,
Поменьше пиздите, а то улетите».
Потом уходила одна, как виденье,
И все понимали, что дело не в деньгах.

Четыре-пятнадцать на башне вокзальной,
На площади – восемь машин поливальных,
Они отмывают в назначенный час
Всё то, что осталось за сутки от нас:
Обрывки билетов, помятый цветок,
Следы пассажирских приехавших ног,
Остатки газеты, кусок детектива,
Резинки жевачек и презервативы,
Кровавые тряпки, собачьи какашки,
Бумажку, где адрес какой-то Наташки,
Две фотки, где кто-то ещё молодой –
Cмывают машины под утро водой.
В машинах водители гордо сидят,
У них – справедливый, внимательный взгляд,
У них, у водителей сердце болит,
Чтоб не был случайно прохожий полит,
Нельзя на работе водителю пить,
Ведь пьяный же может людей утопить,
Ведь может вообще утонуть под водой
Рождённый в неволе таджик молодой,
А может прибить к тротуару две тушки
Залитых водой старичка и старушки.
Чтоб мусор лежал, а не люди, на свалке,
Следит за дорогой шофёр поливалки.

Водитель Серёжа струю повернул,
На завтрак кусок от батона куснул,
Запил «Пепси-колой» привычно, не глядя,
И вдруг у него вырывается: «Бляди!!!»
Серёжа плохого кричать не хотел,
Но он, если честно, немного вспотел,
Когда увидал под струёю напорной
Картинку почище немецкого порно:
Под самой рекламой, где «Нате кредиты!»
Из пены рождаются три Афродиты,
Вернее, он видит четыре фигуры.
Серёга ругается: «Глупые дуры!»,
Но вдруг узнаёт он Степанову Надю,
И три остальные – знакомые бляди,
Он грел их в машине прошедшей зимой,
И даже под юбку залазил одной,
На улице было тогда минус семь
И бедные бляди замёрзли совсем,
А было бы несколько лишних монет,
То был бы и секс, а быть может, и нет,
Ведь был же в ту ночь снегопад нереальный,
И премии мог бы лишиться квартальной
Водитель, который, забыв про работу,
К блядям проявил теплоту и заботу,
Который бы с ними в общагу удрал,
А снег бы с дороги совсем не убрал,
И были бы в городе жуткие пробки,
А Юрий Михалыч – мужчина не робкий,
Он вызвал бы сразу к себе на Тверскую
Всю автоколонну и задал такую
Ужасную взбучку, ведь тот прохиндей,
Что греет в служебной машине блядей,
Он хуже хапуги, вора и рвача
И имя не может носить москвича!
А после бы мэр улыбнулся лучисто,
Сказал бы: «Хочу, чтобы город был чистым,
Сперва поработай метлой и совком,
Сначала – работа, а бляди – потом!»

Серёга вздохнул и поёжился сонно,
На тормоз нажал и отстал от колонны,
Прервались воды серебристые нити,
Он крикнул в окошко: «Девчонки, простите,
Я, честное слово, совсем не нарошно
Облил вас до нитки, красоток роскошных!
За то, что я смыл вам и тушь и помаду,
Прошу извиненья, сердиться не надо.
Простите, простите меня ради бога!»
А девки орут: «Да не парься, Серёга!
Ты лучше нытьё и занудство кончай
И воду обратно сильнее включай,
Ведь это шальная Степанова Надя
Сказала: давай искупаемся, бляди,
Как в детстве под чистой струёй поливалки,
Когда ни трусов, ни причёски не жалко»
Серёга смеётся, Серёга поёт,
На девок водою сияющей льёт,
И бляди пускаются в танца полёт,
И все веселятся, и солнце встаёт.
А где в этот миг остальные машины?
Неужто у них за рулём не мужчины?
А может быть, просто им неинтересно
Смотреть, как купаются бляди чудесно?
Да фиг-то! Смотри, любознательный друг,
Они завершают по площади круг,
И вот уже восемь блестят Ниагар,
На площади – полный разгул и угар!
Вон, толстый и лысый, туда же, поди-ка,
Купается старший сержант Полудикий,
Как будто ему от рожденья семь лет,
И будто игрушечный вновь пистолет,
А рядом, забыв про похмелье и книжки,
Танцует сиртаки бродяга Коврижкин,
В семейных трусах (а чего тут такого?)
В присядку ударился бомж дядя Вова,
Откуда-то взялись четыре туркмена,
Охранник, спешащий домой после смены,
Начальник экспресса «Москва-Воркута»,
Мужик, что принёс на продажу кота,
Смешались хасиды и антисемиты,
Узбеки, таксисты, таджики, бандиты,
Веселье и крики «Да здравствуем мы!»,
«Всем пива!» И даже «На всех шаурмы!»
И вдруг оказалось, что нужно так мало,
Чтоб всех помирить в пять утра у вокзала,
Ведь это же просто совсем ерунда:
Четыре девчонки, рассвет и вода
На миг превратили жлобов и уродов
В весёлую статую «Дружба народов».
Четыре девчонки, вокзальные бляди:
Маринка, Наташка, Лариска и Надя,
Которые даже в Москве не забыли,
Что всех их когда-то за что-то любили,
Которые падали, но не упали,
Когда их порою за грош покупали,
Под холодом зим и под юбками узкими
Остались простыми девчонками русскими,
И как же приятно, что всё же бывает
Рассвет и вода, что всю грязь отмывает,
И я тут сейчас говорю не о Боге.
Спасибо скажите водиле Серёге,
Который довольный заснул в гараже,
Поскольку закончил работу уже,
Он тихо сопит, с упоением глядя
Свой сон, где резвятся весёлые бляди.
Отличные бляди, красивые бляди
Маринка, Наташка, Лариска и Надя.