Sundown & КОНЬ : Антитеррор

Диплом. Вот он, долгожданный диплом. Как же долго Павел Гусев ждал его. Пять лет пыхтения над учебниками, зачеты и экзамены – все осталось позади. Надо отметить, что учеба давалась нелегко, поскольку жопы преподавателей лизать ему было впадлу. В общем, Павел Гусев учился сам. Преддипломная практика прошла легко, диплом тоже вышел на загляденье. Все бы было как надо, если б не военная кафедра.
Нет, все и тут у него было хорошо, даже очень. Он был самым успевающим курсантом на военной кафедре, интересовался новыми образцами военной техники. Но за несколько дней до защиты диплома он отправился забирать свой военный билет с военной кафедры и увидел свою фамилию в “черном призывном списке”. Этот день сплошной жирной линией перечеркнул все его планы на будущее.
В кабинете его ждал особист-полковник, который сидя в кресле, спокойно перелистывал дела лейтенантов из “черного призывного списка”. Павел Гусев, как это положено на военной кафедре, постучал в дверь, открыл ее и, встав по стойке “смирно” отрапортовал:
- Курсант Гусев, взвод 231, по личному вопросу!
Особист отложил чье-то личное дело и сделал идиотскую улыбку “а ля Джоконда из Лувра”.
- Ну-ну, Гусев, проходи, садись, докладывай свой личный вопрос.
- Товарищ полковник, объясните мне, почему меня призывают!
- А чего тут объяснять... - полковник сунул палец в широкую правую ноздрю, - ты офицер, у нас нехватка хорошо подготовленных кадров, я же не могу в армию этого двоечника Сапрыкина послать, что подумают об уровне подготовке нашей военной кафедры? Вот ты, Гусев, отличник военной подготовки, лицо, так сказать, нашей военной кафедры, вот тебя в армию послать не стыдно...- на лице особиста начала расползаться гадкая, но гордая от сознания собственной значимости ухмылка.
Павел Гусев повнимательнее вгляделся в сытую харю, сидящую перед ним. Только сейчас он заметил, что одна ноздря особиста заметно шире другой. Он сдавленно хмыкнул.
- Чего ржешь? Обрадовался, чтоль?
- Да нет, товарищ полковник. Вот смотрю на вас, и думаю, что Дарвин был прав.
Особист не оценил шутку.
- Ну вот и славно. Лейтенант Гусев, кру-гом!
Он пристально взглянул в глаза полковнику.
- А за сколько ж ты меня, сука штабная, продал?
Особист тяжело поднялся из-за стола.
- Ах ты, щенок! Как разговариваешь со старшим по званию!? – и, кряхтя, начал отталкивать от себя стол.
Подождав, пока побагровевшая крыса в погонах подойдет поближе, он с размаху уебал в крысиную челюсть особиста, добавил еще раз и напоследок пнул под ребра упавшую тушу.
- Держи, сука!
Затем нашел свое личное дело на столе особиста, забрал из него красную книжицу и с легким сердцем отправился домой, где и оказался через полчаса.
Но защита диплома была омрачена, так как Павел Гусев получил не только диплом, но и повестку с предписанием явиться с вещами на сборный пункт. Поняв, что теперь Российская армия окончательно и бесповоротно приняла его в свои ряды, он сел, обхватил голову руками и страшно выматерился. Дома он оказался, еще пьяный, только через три дня. Только вот то, что он съездил по еблу особисту, не прошло бесследно - его часть оказалась в Чечне. А вернее, это его отправили в такую часть...
****
Прошло полгода. Служба для лейтенанта Гусева стала чем-то привычным и рутинным. Место все же было хоть и в Чечне, но относительно спокойным. Застава располагалась в предгорьях. Командир - капитан с несколькими боевыми наградами, дело свое знал, да и солдаты уже успели сработаться. Лейтенанта приняли нормально, тем более, дошли слухи о том, каким образом его засунули в это место. Особенно он сдружился с прапорщиком Миколой Приходько, для которого это была уже не первая чеченская кампания.
Поменялось и мировоззрение лейтенанта. Он стал более циничен и резок, о своих сокурсниках, оставшихся на гражданке, вспоминал не иначе как с презрительной усмешкой. Далекий дом стал еще более далеким, и, хоть он даже сам себе не признавался, он боялся того, что не сможет после службы нормально жить с грузом на душе.
А груз этот лег после одной зачистки, когда капитан, не желая рисковать солдатами, сперва прошелся по аулу из артиллерии, а потом отдал приказ сперва стрелять, а потом спрашивать, кто идет. Тогда-то он и всадил пару пуль из “Макарова” в высунувшуюся бородатую голову, потом же оказалось, что это был глубокий старик. Лейтенант тяжело переживал, все-таки это был первый человек, которого он убил лично, да тем более, что этот человек оказался не боевиком.
Но память стирает все, или почти все, так и этот рубец стерся, отложившись как незначительный эпизод из насыщенной службы. Лишь иногда, словно в кино, перед ним всплывала эта картинка: развалины, голова в чалме, хлопОк вырывающейся пули из пистолета, еще один и режущий слух стон... Обычно это происходило по ночам. В такие ночи он шел к прапорщику Приходько и напивался вместе с ним в теплой каптерке.
В этот раз было то же самое... Кошмарный сон, пробуждение, мокрое от пота лицо, стиснутые кулаки и закушенная до крови губа. Он понял, что придется пить, и, не затягивая это дело, направился к прапорщику.
- О-о-о... вижу, вижу... Что, Гусь, опять пиздец причудился?
Лейтенант угрюмо кивнул.
- Сидай... щас все будет....
Появилась водка и нехитрая закуска. Лейтенант сам не заметил, как бутылки опустели.
- Микола!.. Давай еще, а?
- А нема больше, кончилась, - чуть пошатываясь, держа в руках перевернутую бутылку, сказал прапорщик.
- А где достать? Давай еще достанем!
Прапор ненадолго задумался и сказал:
- Айда в аул. У них точно есть.
- А пошли. Чего понесем-то?
- Гы-гы, или я не прапор? - сказал прапор и, словно фокусник, извлек откуда-то четыре гранаты.
- Гыгы... ну точно прапор... - пьяно обрадовался Гусь, - Глуп, как пробка. Тебя же и этими гранатами и закидают!
- Не пезди! Бойки я ужо подпилякал, не первый же год сало жру!
Пределы заставы покинули без приключений. Углубились в лес, где их окончательно развезло.
- Микола! А вот ты скажи: а ты чеченок ебал?
- А як же?... Мы их все почти ебали... потом убивали, правда... суки.. они нас, а мы их... бляди...
- А как это сперва они нас... то есть вас, блядь!
- Ну как, как... ну эти… камикадзе хуевы... они же ебанутые все, фанатки... подойдет, а у нее взрывчатка под одеждой....
- И что... было и такое?
- Было, было.. блядь... в том году, подошла одна на КПП... вышли наши хлопцы к ней, она и взорвала и себя, и наших двоих насмерть, а одному ногу потом отхуярили...
Лейтенант задумался.
- Вот бляди...
- Дак я тебе о том и гутарю...
Разговор как-то прекратился сам собой.
Лес поредел, впереди показался просвет. Гусев воспрянул духом, прапор же остался таким же угрюмым. Вдруг они заметили впереди какое-то движение. Они бы увидели еще раньше, если б не были такие пьяные.
- Ложись! - крикнул лейтенант и упал сам, успев вытащить из кобуры пистолет и выстрелить в сторону движущейся тени. Раздался тонкий крик, тут же оборвавшийся. Приходько свалился рядом, тоже выставив оружие наизготовку.
Тишину больше ничего не нарушало. Полежав так несколько минут, Гусев осторожно пополз вперед. Прапор прикрывал сзади.
- Ну что там?
- Блядь...
- Чего?
- Блядь...
Приходько поднялся с земли и осторожно шагнул из-за дерева. На открывшейся полянке сидел лейтенант, а перед ним лежала мертвая чеченская женщина. Гусев смотрел в ее бледное лицо, и ему казалось, что сквозь застывшую посмертную маску просвечивает мерзкая ухмылка особиста-полковника.
- Блядь...
Прапор и лейтенант встретились взглядами, в которых отражались разные чувства. У прапора отчетливо читалось, что его сейчас заметут за воровство гранат, лейтенант же был в состоянии, близком к ступору.
- Гусь! Очнись, очнись, зараза! - Приходько затряс друга за плечи. Тот зашевелился, что-то протестующе забормотал.
- Щас! Щас, щас, щас все сделаем, как надо, щас сделаем... - забормотал прапорщик, лихорадочно обшаривая карманы, ища гранаты. Вот они, одна, другая, третья, четвертая - все на месте... Протерев тряпкой гранаты, он сунул их женщине за пояс, немного подумал и одну вставил ей в руку.
Сзади послышался топот солдатских сапог, а через минуту патруль, поднятый по тревоге, стоял рядом и слушал объяснения прапора:
- Идем, блядь, по маршруту обхода ночного дозора, а она, сука - во, ты дивись? Ну и хуяк! Дивись, хуйня какая! Еще бы чуть, и пиздец, вы б с трупами гутарили!
Очнувшийся лейтенант поддакивал, понимая, что выпутаться они смогут только так.
- Вот, Пашка, гарный хлопец, увидел ее, курву...
В общем, картина была ясна и понятна, что и зафиксировали патрульные солдаты. Тело доставили на заставу, провели некую экспертизу, помурыжили Гусева и Приходько, но они твердо, в один голос, заявили, что обезвредили опасную террористку, которая, видимо, хотела совершить теракт, как год назад на КПП.
В общем, все закончилось вполне удачно. Более того, за проявленную бдительность их представили к наградам. Прапорщика - к ордену, лейтенанта - на досрочное представление к старшему.
Обмывали как положено. Собралась вся застава, пили за виновников торжества, за всех ребят, за тех, кто ушел и не вернулся, пили за всё. А на следующий день на заставу приехали отцы-командиры, которые и вручали награды. Прапорщик еще не отошел после пьянки, был слегка бледен, лейтенант тоже был бледен, но по другой причине. Он не слышал, что говорили вокруг, не помнил, как вышел из строя, как подошел к командиру и что тот сказал. Он не помнил, как вернулся обратно в строй, как вышел прапорщик Приходько, как вручали ему орден. Старший лейтенант Гусев поднял внезапно затуманившиеся глаза и уткнулся взглядом в герб России. Одна голова двуглавого орла превратилась в голову мертвой женщины, другая в голову бородатого старика. Раздалось троекратное УРА! УРА! УРА!, которое подхватили ожившие головы женщины и старика…
Гусев пошатнулся, но ребята подхватили его. Сказав, что все нормально, на солнце, мол, перегрелся и переволновался, он медленно вышел из строя и, ссутулившись, направился к казарме. Фигура исчезла за углом, и через несколько секунд раздался глухой выстрел…

(с) Sundown & КОНЬ