Khristoff : Про судьбу

Человек шел по улице и качался из стороны в сторону. Будто пьяный, только никакой он не пьяный был, а качался, оттого что земля дрожала. Было, знаете ли, землетрясение сильное, вот он и шатался. Дома кругом рушились и всякие опасности в виде кусков бетона и металла, не говоря о стекольном дожде, падавшие там и сям, в любой момент грозили накрыть шатуна, но пока судьба была к нему благосклонна.

Вполне возможно, что это просто такое запоздалое извинение фортуны перед этим человеком, почем знать, что она с ним в прошлом сделала? Может, она ему зарплату урезала или еще хуже – цирроз печени устроила, и он всю жизнь мучался безвинно. А вот теперь, когда можно сказать, что наступает миг последний, город целый готов полным составом под землю уйти, судьба вдруг вспомнила про этого обиженного и решила его побаловать малость. Мелочь, конечно, но приятно - все уже вокруг мертвяками валяются, да раздавлены давно, а он без единой царапины. Знай себе иди, да шатайся немного. Так нет же.

Вот человек этот покачиваясь, да камнепада избегая, наконец, добрел до какого-то ровного места. Где вроде как никаких таких построек, что сыпались, не было. Ему там показалось спокойно, и он позволил себе дух перевести и расслабиться малек. И напрасно, потому что, ему необходимо было дальше бежать, ну хотя бы километр пропыхтеть и уже свалиться где-нибудь в канавке или лучше в овражек скатиться и там уже преспокойно в обмороке проваляться до утра.
А он вот решил на ближайшем пустыре пикничок устроить. Достал из кармана кусок еды и только приготовился его употребить, как тут фортуна, видимо обиделась на него, или просто сгоряча не приметила – за всеми-то поди уследи, - да только в тот же миг, пустырь, такой вроде безопасный разломился надвое, и человечек этот, с куском еды во рту заживо схоронился в большой и бездонной трещине.
Был, да сплыл, как говорится. И черт с ним. Вовсе его не жалко, ибо есть правило: не дерзи своей судьбе. Сказано беги, значит беги! Ну, а если кому сказано, молчать и не тявкать, где не попадя, так пусть помнит про тот пустырь. Как бы его, болтуна, не похоронили заживо. Так то.

А к чему я все это вот рассказал, вполне можно спросить пытливому читателю. Что же, справедливый вопрос. Извольте.
На прошлой неделе у меня заболел зуб. Ну, заболел и заболел. С кем не бывает. Я, ясное дело, к зубному врачу сунулся.
- Вот, - говорю, - смотрите сами, зуб у меня болит, и через это я страдаю неимоверно.
- А откройте рот, голубчик, да пошире, - посоветовал мне доктор в халате почти белом и с очками на ноздреватом носу.
Я рот открыл, как мог шире и сижу в кресле, а доктор мне в рот залез и возится там с лампой и каким-то шилом.
- Ох, да у Вас там просто ужас! – сказал врач, когда вылез из моего рта.
- Что же там? – прошамкал я, капая слюной в тазик.
- Ну, чего там только нет. Вы, голубчик, страшно свой рот запустили. Это и не рот уже, а простите, компостная куча! Зубы то Вы, не чистите!
- Чищу, ежедневно.
- Не чистите. И не поласкаете.
- Не поласкаю, - согласился я.
- А курите, - продолжил врач, раскладывая инструменты на столе.
- Курю, и пью еще, послушайте гражданин доктор, - терпение мое еще на прошлой недели в одной конторе растратилось, а потому эти наблюдения по моему рту, вовсе не были так интересны.
- Просто зубик мне больной выдерете и все, - попросил я, - а ваши умозаключения оставьте при себе. Мне они глубоко безразличны, так то.
- Ну, может, и, скорее всего, Вам они и безразличны, а вот мне простите, нет.
- Что это так?
- Вас, ведь Володей зовут?
- Ну да.
- А фамилия Ваша, извините, Залетов?
- Да, дядя, читать умеешь, - я свои данные в записях клиники оставил, - что же тебе, зубы Володьки Залетова спать мешают?
- Они мне жить мешают! - вдруг вспылил доктор, и сунулся было с клещами в мой рот.
Только мне выражение лица его крайне не понравилось. С таким лицом, обычно убивать идут. Старух, например, или младенцев в реке топят, не знаю. Только зубы с такой рожей точно никто не чинит. А потому я клещи ото рта своего отвел и говорю доктору:
- Э, дядя, ты чего это тут взбрыкнулся? Ну, подгнил у меня зубик один или два, не спорю. Так что же, теперь удавить меня за него собираешься что ли?
- Ты подлец! - докторишка все продолжал тянуться клещами ко рту, так что мне пришлось слегка его уронить и придавить ногой.
- Что ты квакаешь, старикан? – спросил я лепилу, пока он устраивался на полу.
- Ты мою дочь вот этим ртом своим вонючим целовал, а теперь она беременна! – прохрипел тот.

Ну, теперь мне все открылось. Надо же! Из всех стоматологов города, меня угораздило попасть именно к отцу Светки. Она как-то говорила вскользь, что папаша ее по врачебному делу.
- А, так это Вы, папочка! – сказал я ему.
- Я тебе не папочка, сукин сын! И в нашу семью тебе ни когда не войти полноценным членом!
- Ну, как минимум, в одну из вашей семьи я уже вошел, и могу тебя уверить, вполне полноценным членом.
- Подлец!
- Возможно. Мне без разницы, только вот что я хочу тебе сказать, дядя. Не твое это пердячье дело, лезть в чужие дела, усек?
- Это не мое дело?! – взвился змеей на полу Светкин папаша, - она мне дочь!
- Ага, и заметь, не маленькая дочь. Тридцать два года ей уже.
- Тридцать три, если уж на то пошло.
- Ну, видишь, даже тридцать три. Так что просто выдери зуб, и все. Дери и не вякай, а то, знаешь, есть такая притча.

Тут я рассказал притчу, какую вы, уважаемые читатели, могли усмотреть в самом начале рассказа.
Ну, старик, долго сперва не хотел соглашаться с моими аргументами. Но после размяк, они вообще, мягкие люди эти доктора, особливо, если на кадык ногой наступить. Расстались мы почти друзьями, я ему даже коренной разрешил мне выдрать и сознался, что зубы я чищу только через день.

На Светке я женился через месяц. Зубы мне починили: где можно, старые подправили, а в основном новые вставили. Так что к рождению первенца я мог щеголять, как голливудский актер – белоснежной двухрядкой чистого кальция. Точнее, керамики.

А с папиком мы сдружились и теперьпо вечерам в шахматы играем и потягиваем коньяк из рюмок. А однажды, я расчувствовался, да и признался ему, что притчу ту про судьбу я сам придумал, еще когда в армии служил. Я как-то на складе дежурным был, охранял значит. И напала на меня такая вот созерцательность и потребность творческая, что я притчу эту и сочинил.
Да не в том дело, главное, что? Правильно, помнить про судьбу свою и не испытывать ее, когда не просят. Так то.