Dess : Зимний пейзаж

Зима в этом году выдалась теплая - оттепели одна за другой... В городе снега почти не было, только в парках чуть-чуть, на радость детворе да лыжникам-уебанам.
Машину из-за постоянной слякоти на дорогах приходилось мыть раз в два дня. Я мыл бы и чаще, если бы шеф подкинул еще денежку, но сколько есть – столько есть, и "от добра добра не ищут". Вообще, если на постоянную слякоть не обращать внимания, то еврозима - вполне приятная штука - женщины не ходят в этих бесформенных шубах, смотришь так и все понятно, все на месте у девочки. Я уже забыл, когда одевал дубленку в последний раз – все как-то короткой курткой обходился и плотными брюками. И этот вечный гимор с кайлом - отбивать замерзшую землю, чтобы зарыть труп тоже в прошлом. Прятать жмура в снег опасно - велика вероятность того, что найдут по весне раньше времени.
Я знал хорошее место за городом, между двумя заброшенными коттеджными поселками – построенные в начале девяностых годов, они так и не нашли себе хозяев. Первый поселок был прямо после съезда с Ярославки, сразу за лесополосой, до второго надо было ехать минут десять по довольно хорошей дороге, объезжая редкие, но густые рощицы, неприлично чернеющие посреди снежной целины. Найдя подходящее место, мы встали. На горизонте чернел второй поселок, словно памятник жертвам неведомого холокоста.
Макс сразу пошел заниматься делом, а я подремал полчасика в машине, проснулся, теперь смотрел, как он копает яму метрах в двадцати от дороги. Компьютер показывал забортную температуру - три градуса мороза, играла какая-то тихая музыка. Макс разошелся: скинул куртку на снег, махал лопатой, словно ударник на комсомольской стройке. Рядом выросла изрядная куча рыжей глины, он был виден из земли только по пояс.
Заглушил двигатель, вышел из джипа, закурил. Клиент в багажнике не подавал признаков жизни – сначала он вроде молчал, но когда выезжали из города вдруг начал чего-то там шуметь… Головой что-ль бился… Не знаю… Вроде все из багажника вытащили и полиэтиленом на всякий случай застелили. Иногда клиентура нервная попадается – то нассыт, то насрет, потом машину на химчистку гонять, а уж как их из багажника вытаскивать я вообще молчу… Макс один раз бушевал – ему весь багажник Сеня Кац засрал, пока тот его к шлюзам вез. А вечером Максу в консерваторию надо было за мамой ехать…
Аккуратно ступая по грязному снегу на обочине, я обошел машину и стукнул пару раз по багажнику костяшками пальцев. В ответ услышал мычание и приглушенный грохот, причем такой, что лексус даже закачался. Удовлетворенный (клиент еще жив) я поплелся по сугробу к Максиму - тот все продолжал копать, словно крот. Идти старался по его следам, чтоб в ботинки не очень много снега попало.
- Ударник криминалистического труда!
- Пшел ты… В следующий раз ты копаешь. - Максим перестал копать, воткнул лопату в стенку ямы и, переводя дух, оперся на ее короткий черенок.
- Ты копаешь - я работаю, я копаю - ты работаешь… Сегодня твоя очередь. Куртку одень, простудишься, - Я поднял со снега пуховик Макса и протянул его ему вниз. - Хорош копать, не клад ищем...
Макс тяжело дышал, говорил отрывисто.
- Да, все... Хватит с него, пожалуй, - Макс бросил лопату и взял у меня куртку. – Цыгарку дай... А то я все свое барахло в машине оставил.
- Сейчас.
Я достал из кармана пачку LM, вытащил одну и, присев у края ямы на корточки, протянул ее Максу. Потом огонек зажигалки дергался и плясал на ветру. Макс бросил искать правый рукав и, прикрыв огонь рукой, жадно затянулся. Потом оделся, подпрыгнул, сел на край ямы, рядом со мной, чем меня несказанно удивил.
- Грязно, испачкаешься.
- Да здесь снег только, подумаешь, жопа мокрая будет.
- В машину не пущу.
Макс смачно плюнул на дно ямы.
- Говорю тебе, снег. Ладно, давай заканчивать уже, что-ли...
- Сейчас, докурю вот… - Моя сигарета сгорела только наполовину. Макс бросил лопату на снег и смотрел в даль, на мертвый коттеджный поселок. Вечерело, горизонт уже не был так заметен и это черное пятно словно висело в воздухе.
- А ты не знаешь чей это поселок?
- Домик в деревне хочешь?
- А чего? Я сам в деревенский же. Машин нет, ничего не шумит. Благодать.
- Да там дорого... Небось под лимон грина особняк стоит.
- Лимон... Это дофига... Ладно, нам еще обратно до восьми бы успеть, - сказал он и бросил окурок в яму. – Я чего про дом-то – женюсь я… В сентябре вроде как.
- Фига себе! Бычок достань только.
- А?
- Не следи, говорю, бычок достань, – Я встал и достал из внутреннего кармана куртки маленький револьвер, переделку наших умельцев стартового под мелкокалиберный патрон. Откинув барабан, я начал его заряжать.
- На ком собрался? Я ее знаю.
- Все-то ты придираешься. Давай, веди его. – Макс поднялся на руках, сделал уголок, спрыгнул в яму и наклонился, чтобы подобрать окурок. – Не, не знаешь. Я с ней в прошлом году в склифе познакомился, помнишь меня Хрипатый подстрелил...
Я вернул барабан на место, поднял руку и выстрелил. Пуля вошла Максу справа под основание черепа и вышла немного левее макушки. Безоболочечные пули страшная вещь – пробивает на вылете в черепе дырку не меньше чем от ПМ. Если не в лоб, конечно, лоб может и не пробить. Макс сделал шаг вперед, ткнулся лицом в стенку ямы, потом уперся в нее плечом, повернул испачканное землей лицо и удивленно посмотрел на меня. Потом он издал какой-то гортанный звук, попытался подняться, но голова его запрокинулась, и он стал заваливаться на бок, цепляясь руками за землю и глупо улыбаясь. Так он и уселся в углу ямы, уставившись в небо.
Я не стал стрелять еще раз - рана была, безусловно, смертельная, да и не люблю я лица уродовать. Хотя сейчас это особой роли не играло - делегирование полномочий по проводам в последний путь родным Рябого Максима Игоревича, 1958 года рождения не предполагается. Постоял еще какое-то время на краю ямы, докуривая. Потом потушил сигарету о револьвер, разрядил его перед тем, как бросить в яму, сунул бычок себе в карман и пошел к джипу, прихватив по пути лопату.
По мере приближения к джипу грохот в багажнике нарастал.
- Да сейчас, сейчас! - Я почти бегом преодолел последние метры сугроба, отделявшего меня от дороги, и открыл багажник. Вадик, лежащий на дне багажника отчаянно дергался и яростно вращал глазами. Я достал нож, разрезал бельевой шнур на изрядно посиневших руках и скотч, стягивающий вместе его ноги.
- Ммуууууу, блиядддь!!!! – от кляпа Вадик освободился самостоятельно.
- Да не ори ты!
- План…План, ебаный ты в рот! Да еще бы час, я б без рук остался!!! – Макс, видимо, чересчур крепко перетянул веревкой ему запястья.
- Да ладно, нормально уже все.
- Хуя се, нормально!! Да ты посмотри только!
Вадик сунул мне под нос свои руки. Землистого цвета, такого, что смотреть на них, конечно, было неприятно, но не темно-синие же.
- Я ж не виноват, что скотч кончился. Вот тебе этот придурок руки шнуром и стянул. Кстати, скотч-то твой был. А вообще он хотел тебя придушить шнуром, который я разрезал. Пришлось бы его там валить и потом замывать твою парадную хату… На хуя тебе это нужно…
- План! план… За рулем ты сидел?!
- Ну я…
- Ну, блядь, ну не дрова ж везешь?!?! Я себе чуть шею не свернул в этом ящике!
- Не ори. На лопату, иди работай.
- Хуя се! Меня, инвалида, блядь… Как там?
- Давай, давай, инвалид! Очередь твоя, трудотерапия, сам понимаешь. Там… Нормально все.
- Ладно. Заодно кровь в руках разгоню.
- И смотри, чтоб земли нигде не осталось – снегом запороши все…