forevermore : ежедневное.

**горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий!
ибо в один час пришел суд твой.**
Иоанн Богослов.

…и этот гребаный ад,
в котором мы все зависли.

устало качаясь, как бледная вековая мумия,
возвращаясь из марьино,
ты скорее всего не заметишь того,
что малярийно желтый свет в вонючем,
изгаженном, липком лифте,
изуродованном (хотя куда уж больше)
убогой рекламой,
с каждым днем становится все тусклее
и того,
что срок его эксплуатации скоро истечет трижды.
а это означает,
что однажды, переступив порог этого дээспэшного саркофага,
ты в полной тишине,
изредка нарушаемой звуком льющейся на плиточный пол подъезда
мочи горячо любимого соседа,
рухнешь вместе с лифтом в замусоренную шахту,
в ту, в которую сотни раз, смачно отхаркнувшись, плевала.
со-рвешься.
но глубже, чем когда-то
все равно сложно.
м?

…и этот гребаная задымленная геенна гула и визга,
из которой - только ногами вперед.

- когда, протягивая руку споткнувшемуся старику,
ты видишь, как он жрет расширенными зрачками
твою уродскую грудь минус первого размера…
- когда тебе, вышедшей живой из шахт метрополитена,
(дети, дети подземелья.
мы все больны туберкулезом сердца)…
-когда тебе,
ветерану никому не ведомых войн,
каждый день вытаскивающему кого-то за руки из вонючей жижи,
- не за волосы, без боязни быть затянутым в ту же клоаку,
говорят:
- я – знаю, – как – надо,
дико хочется, чтобы Бог нарушил данное обещание
и устроил еще один всемирный потоп.

…и все же,
увидев двух безумно влюбленных друг в друга
мужчину + женщину
(к черту фрейда),
ты в первую очередь видишь
эти – чавкающие – фыркающие – шесть букв – пять звуков
(Л’убоф’ – редукция гласных, ассимиляция по глухости…
глухие влюбленные…со-гласные.)
Лю-бовь,
черт ее дери,
то единственное в этом гребаном аду,
ради чего стоит жить.

так вот,
увидев двух безумно влюбленных друг в друга
женщину + мужчину
(к чертовой бабушке старину зигмунда),
ты в первую очередь видишь
вышеупомянутую Лю…бовь.
а не то, что обоим им далеко за пятьдесят.
и совершенно не то, что кожа на лице женщины
пожелтела, съежилась, собралась волнами,
а череп мужчины уже лет десять-пятнадцать абсолютно гол.
неа.
ты видишь разрывающую обоих нежность,
а не комичную разницу в росте.
ты видишь дрожь его пальцев, бережно перебирающих пряди ее волос,
а не то, что эти жидкие волосы - паршивого фиолетово-пепельного цвета.
ты видишь Любовь, Сан.
ту самую, потерянную тобой четыре с хреном тысячелетий назад,
которая тебя разодрала на лоскутки
и оставила мотаться по миру
неровно сшитым-сросшимся франкенштейном.

ты же знаешь, что только ожидание Ее Высочества
заставляет тебя курить, жевать, улыбаться, одевать носки…

не могу больше…
выпить.