архангел Гавриил : Рыбацкое щастье

Коляше страшно не везло. Он был болен рыбалкой, все свободное время неизменно отдавал ей, но до сих пор не был вознагражден ни хорошим уловом, ни приличным клёвом. Бывали, конечно, в его серых рыбацких буднях всплески торжества, когда, например, удавалось случайно зацепить щуку, но в последний момент или рыба срывалась, или леска рвалась, а один раз летом щука, уже будучи посажена на кукан, протерла его и уплыла, оставив неутешного рыболова в объятиях отчаяния. В общем, неудачи преследовали Коляшу, несмотря на упорство и неистощимый оптимизм.
Надо сказать, что рыболовы бывают разные. Одни предпочитают "охотиться" за "белью". Среди них наиболее искусные - лещаники. Те, у кого опыта поменьше, "охотятся" за мелочью, это так называемые "мелочевщики". Коляша же был убежденным "щукарем", то есть занимался исключительно добычей щук. Летом он почти не рыбачил, но с перволедья до самого ледохода все выходные проводил на Волге. За годы, отданные рыбалке, он не единожды проваливался в полыньи, мерз зимними ночами у костров, бывало, голодал по нескольку суток в ожидании клева, но... удачи не было. Самое обидное, что как только он уезжал - щука начинала брать как сумасшедшая. Суетливые мужички ставили в оставленные Коляшей лунки жерлицы и набивали мешки рыбой в то время, когда он, прокляв все на свете, трясся в автобусе по дороге домой с пустым рюкзаком. Но всему приходит конец, И неудачам тоже.
Весна была на удивление ранней и уже в середине марта волжский лед , не внушал доверия автолюбителям, а пешие рыболовы бродили ближе к обеду по колено в воде.
Коляша, вопреки всем правилам, выставил около сотни жерлиц и сидел, как паук, приткнувшись к коряге. До обеда щука не брала, Коляша уже достал термос и бутерброды, чтобы закусить, но тут сработала самая дальная жерлица. Словно электрический ток прошел но его телу, судорожно схватив багорик и бросив пакет с бутербродами в снег, он кинулся к поднявшемуся флажку. Подбегая, заметил, что катушка неторопливо, равномерно раскручивается. С ходу подсек и почувствовал неподатливую тяжесть. Потом был жуткий рывок, от которого леска, порезав пальцы, выскочила из рук, а катушка жерлицы бешено закрутилась. Коляша осторожно перехватил леску и начал потихоньку притормаживать. Рыба остановилась на мгновенье, снова мощный рывок и снова несколько метров лески ушло под лед...
- Только бы не сошла, только бы не сошла,- приговаривал Коляша, медленно подтягивая тяжелую рыбину к лунке. Минут через двадцать усилия его увенчались успехом. Рыба подошла. Перехватив в правую руку багорик, он заглянул в лунку и обалдел. Прямо, под ним, тяжело поводя жабрами, покоилась голова невиданно огромной шучины. Медленно опустив багорик, он завел его ближе к переднему концу морды и подсек снизу. Понятное дело, щука застряла в лунке. Надо было раздолбить лёд, но Коляша был один и сделать это было непросто, тем более, что весенний лёд хотя и непрочный, но зато толщиной около метра. Скинув сапог. Коляша положил его поперёк лунки и, достав из кармана бечевку, привязал к нему багорик. Сняв носок с ноги, оставшейся без обуви, побежал за пешней. Ещё минут через сорок, дрожащий от возбуждения, Коляша удовлетворенно ахал, глядя на подпрыгивающую по льду крокодилообразную рыбину и негнущимися пальцами тащил из пачки сигарету. В щуке было не меньше двадцати килограммов.
- Икряная, тудыть твою,- счастливо заметил он и, взглянув в сторону, остолбенел. Неподалеку стояли сразу два флажка. Коляша бросил недокуренную сигарету и, подхватив багор, ринулся туда.
Это был сумасшедший день. Жерлицы щелкали одна за другой, все новые и новые щуки после недолгой борьбы вытаскивались на лед и прыгали, обдирая об остатки снега пиявок и чешую. Щука шла мерная - от трёх до пяти килограммов. Иногда Коляша не успевал добежать до жерлицы, рыба, размотав леску до конца, обрывала снасть.
Он не заметил, как стемнело. Сложив рыбу в мешок, Коляша оттащил его под берег и, засыпав снегом, ушёл ночевать в землянку.
Назавтра с утра все повторилось. Щука брала с ходу. Он давно выкинул лишние жерлицы, остался всего десяток, но и их Коляша едва успевал обслуживать. Хорошо ещё, что живец клевал беспрестанно.
К обеду Коляша решил закончить рыбалку, надо было ехать домой. Свернув жерлицы, он сложил рыбу в кучу и ужаснулся - как все это тащить? По самым скромным подсчетам, тут было больше ста килограммов. Коляша с минуту раздумывал, потом решительно отбросил в сторону жерлицы, туда же полетел котелок, остатки провизии. До отказа набив рюкзак и мешок рыбой, Коляша прикрутил их к санкам, сверху положил ватник и, впрягшись, как лошадь, двинулся в путь. Идти было далеко, километров двенадцать, раскисший верхний слой льда проваливался под ногами, было скользко и неудобно, тяжелые сани все время переворачивались.
Тяжелый переход получился. Когда до нужного берега осталось с полкилометра, он присел на первую попавшуюся коряжку и, утерев с лица пот, с наслаждением закурил. Было совсем тепло, под берегами полно воды. Коляша радостно вздохнул, представив, как обрадуется жена Люда, когда он, почерневший от солнца, ветра и рыбацких костров, придёт домой и, небрежно бросив в угол добычу, пошутит как обычно:
- Что, не ждали?
А потом мать с женой будут ахать на кухне, перебирая невиданный улов, и дочка будет радостно визжать, а он, прикрыв дверь, ляжет в теплую ванну и, отхлебнув крепкого чаю, закурит вынутую из загашника хорошую дорогую сигарету.
Отдохнув, Коляша взял в руку бечёвку от санок и неторопливо двинулся вперед. Отойдя метров сто, он, словно прощаясь с Волгой, оглянулся и, улыбнувшись крякнул:
- Эх, хорошо, мать твою.
И пошёл дальше, но не успел пройти десяти шагов, лёд провалился, и он обеими ногами въехал в полынью. Хорошо, что в сани не впрягся. Дернулся вперед - лед проломился, кинулся назад - то же самое. Ломая корку, потянулся к саням, ухватил. Санки съехали прямо на него и чуть не утопили, толкнув тяжелым краем. Но не впервой. Выбрался. Заполз на лед и сразу зашарил глазами: саней с рыбой не было. Только фуфайка плавала в полынье. А до берега рукой подать. Коляша лег навзничь и заплакал. Ему было до остервенения жалко себя. Какая, право, гнусная штука жизнь. Вроде счастлив человек, радость переполняет каждую клеточку его тела. Но вдруг в одночасье все уходит. И не остается, кажется, ничего, что могло бы оживить раненую душу. Но проходит время, самое страшное забывается. И человек снова живёт и надеется на лучшее, ведь без этого все лишено смысла.
Коляша замерз, его била крупная дрожь. Он поднялся плюнул на плавающую в полынье фуфайку и, огибая промоины, ругаясь в голос. побежал к берегу. Бог мой, испокон веков, наверное, не слышали окрестности такой матерщины. Помянув всех святых, он вылез на берег и забрался в первый попавшийся автобус. Хотя места были заняты - его не выгнали, вошли в положение, тем более, что кое-кто из присутствующих видел, как он нырнул. Его сапоги, свитер и ватники пристроили сушить у мотора. Кто-то одолжил сухие портянки, кто-то телогрейку, чаю горячего плеснули. И отогрелся Коляша, отошел сердцем. Только повторял всю дорогу, как ненормальный:
- Ну и хрен с ним. Ну и хрен с ним...
А вдалеке на Волге к берегу все ещё тащились рыболовы. Одни, счастливые, щли тяжело, с рюкзаками полными рыбы, и добродушно шутили, другие с пустыми ящиками шагали легко, матерясь и злобно плюя в промоины. Кто-то проваливался, кто-то кого-то вытаскивал. На берегу у костра сушились. Крики, хрипы, мат, шутки, плевки и сигаретный дым, в общем, жизнь во всем её многообразии. Зима кончилась. Ну, и хрен с ней. Другая наступит...