Червяк : Немного о любимом.

На берегу красивого озера, Валентин Иванович Скорозейко сидел с удочкой, перед, казалось на веки застывшем, поплавком . Он уже несколько дней думал о том, почему же в тот раз он все-таки не отымел Катеньку в зад. В ее сладенький, пухленький задик, в ее темную пуппочку, берущую свое начало от кругленьких ляжечек, и уходящую в тончающую даль талийных изгибов и выступающих лопаток, он так и не погрузился. «Почему я этого не сделал?» - ленивно думал Скорозейко. « Ведь она так громко орала, так истошно орала, когда я ее ПРОСТО жарил. А что было бы с ней, если б я ее в зад?! – Пиздец, был бы! Армагеддон был бы!» - отложив удочку, сокрушался Валентин Иванович. « И ведь действительно орала, и как орала….» - неожиданно для себя удивлялся Скорозейко, как будто не веря своей памяти. « А может быть заплакала бы? От боли и неожиданности. Вдруг он у нее не разработанный был? Такой весь нежненький вдруг у нее задок был? А я в него хуем!» - представлял он. Валентин Иванович неистово дрочил…

Солнце клонилось к закату.

Как Вы, надеюсь, понимаете, ответ на данный вопрос, не смотря на всю кажущуюся, на первый взгляд, принципиальность, не имел для Валентина Ивановича решающего значения. Это, можно сказать, был для него по-своему риторический вопрос. Дело в том, что Катеньку звали не Катенька, а как-то по-другому. А как именно Валентин Иванович за давностью лет забыл. По большому счету сие его не угнетало. Но в последнее время, занимаясь рукоблудием, Скорозейко все чаше вспоминал именно этот эпизод из вереницы любовных похождений своей лихой молодости. Надо сказать, что лет сорок назад Скорозейко был видным (в смысле красивым) и подающим надежды (в смысле не глупым) советским инженером. Женщины его любили и периодически отдавались. Но, как Вы знаете, ничего не вечно под луной, и в какой-то прекрасный день женщины, по причинам от Валентина Иванович независящим, любить его перестали и периодически отдаваться не захотели…, но что-то мы ушли от повествования, вернемся же к мастурбационным утехам старого человека. Итак, трахая ее в своих онанистических грезах Валентин Иванович чувствовал некий дискомфорт оттого, что не мог назвать ее по имени. Поэтому, не долго думая, он решил назвать эту орущую незнакомку (а она, если рассуждать здраво, в тот момент была для него незнакомкой, ведь не помнил же он ее имени!) Катенькой. Тем самым ему удавалось настраиваться на нужный для этого процесса лад, и к тому же, Скорозейко этим именем почитал память недавно трагически погибшей любимой кошки, которую тоже звали Катей, и только что им зверски убитой Катерины Ивановны, любимой жены.