SEBASTIAN KNIGHT : ЧУРКИ

SEBASTIAN KNIGHT

ЧУРКИ

Трагедия в девяти комических сценах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ПАБЛО – неладно сбитый хромоглазый мужчина, чёрный
дембель. Носит окопный ватник, неожиданно хмурится. Местный житель.
ЧЕХОВ – тощий писатель в усах.
КАЙТОВ – высокий мужчина с рыжими волосами и бородкой пеналом. Приват-доцент. Педантичен, опрятен, болгарин. Сосед Пабло.
НАЙТОВ – неопытный прозаик в шортах и кепи, бывший запевала. Болгарин, товарищ Кайтова.
ПАН - пан Чернобров-Заидзе, очень подозрительный и вспыльчивый характер, взрощен на инженерной ниве. Сосед Кайтова. Носит имя Максим.
ДэНизко – мужчина-мечтатель, поклонник всяческого изящного. Гибок, капризен. Приятель Кайтова.

МАРИНА МИХЕЕВА - курсант высших курсов милиции, мелочная спорщица, счастья в жизни не видела. С придурью.

ВОР – типичный представитель отряда, обладает молниеносным зрачком, телесно мал.

КАЗАЛУПЕНКО – майор. Невысокий лысеющий мужчина пятидесяти лет, служит в местном отделении милиции, любопытен, но пороха не выдумывает.

Некоторые подвижные персонажи – девочка, ворона, собака, старичок.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Действие происходит в деревне Алтухово, в тридцати километрах от столицы. Медленно смеркается, моросит дождь.
Пабло сидит в только что сколоченной пристройке и чистит случайным образом найденную репу. Настроение у Пабло прескверное: все кажется ему, что строитель его обманул.

ПАБЛО (бросает репу в ведро). Вот ведь, сволочь!

Внезапно раздается нерешительный стук в дверь. Пабло подходит к двери и, не спрашивая, отворяет. На пороге стоит промокший Чехов. И состоялся у них такой разговор:

ЧЕХОВ. Здравствуй, Пабло. На что жалуешься?

ПАБЛО. Здравствуй, Чехов. Жалуюсь на мысли скверные.

ЧЕХОВ. Пьешь много?

ПАБЛО. Нет.

ЧЕХОВ. Давай выпьем, Пабло.

ПАБЛО. Давай, Чехов.

Чехов отстраняет Пабло и проходит в пристройку. От электрического света он щурится. Пабло с безразличием смотрит на него. Чехов, усмотрев табурет подле стола, садится. Пабло смотрит на грязные следы, оставленные гостем, запирает дверь и уходит. Через минуту возвращается с бутылкой водки, двумя стаканами, хлебом, палкой колбасы и майонезом.
Радость проступает на лице Чехова. Пабло разливает водку, нарезает колбасу и хлеб, делает бутерброды и обильно поливает их майонезом. Мужчины чокаются и выпивают. Чехов жадно впивается в приготовленный бутерброд, пачкая майонезом усы и бороду.

ЧЕХОВ (довольно бесцеремонно). Ай, как вкусно, Пабло! Налей-ка мне еще.

Маленькая пауза.

Пабло наливает себе и Чехову еще по стакану, и они выпивают снова. Чехов, явно согревшись, ставит на пол свиной кожи саквояж, который до этого все время держал на коленях и снимает с себя дорожный плащ. Пабло разливает оставшуюся водку и делает новые бутерброды. Мужчины выпивают вновь.

ЧЕХОВ. А я ведь, Пабло, к тебе по делу пришел. Сочинил я тут драматургию одну и хочу тебе её прочитать.

ПАБЛО (безразлично). Не врачебное это, Чехов, дело драматургии сочинять.

ЧЕХОВ. А я, Пабло, короткую драматургию изготовил, пиэску. Время на неё почти не затратил - в дороге сочинил. И записал тут же.

ПАБЛО (безразлично). Все ровно, Чехов, где бы ты её ни сочинил (уходит).

Чехов остается один, достает из кармана порток мобильный телефон и пронзительно на него смотрит. Пабло возвращается с новой бутылкой. Чехов готовит бутерброды, Пабло разливает. Мужчины чокаются и выпивают.

ЧЕХОВ. И все же, Пабло, я прочту тебе свою пиэссу.

ПАБЛО. Про хранцуза теперь, или как? Давай, читай свою мистерию (кропотливо закуривает).

Чехов достает из саквояжа свернутую в трубочку тетрадь, разглаживает ее, берет без спросу у Пабло папиросу и во весь дух закуривает.

ЧЕХОВ. Смеркается, моросит дождь. Пабло сидит в только что построенной пристройке и чистит случайным образом найденную репу. Настроение у Пабло прескверное: все кажется ему, что строитель его обманул. Внезапно раздается нерешительный стук в дверь.
Пабло подходит к двери и, не осведомившись, отворяет. На пороге стоит Вор в желтом ватерпруфе.

ВОР. Здравствуй Пабло! Как поживаешь?

ПАБЛО. Здравствуй, Вор, дела ничего, вот грустные мысли думаю, скука такая, погода мерзкая. Строитель приличный шмат рубероида унес. Да ты вот ещё притащился. Тоска. Моего, заметь, рубероида кровного. Или это твоих рук дело? Ну-ка, живо!

ВОР (заходит, смеётся). Ну, конечно моих! Чьих же ещё! Нужен же человеку на что-то ловкий ум и блудливые руки! Вот он у меня есть! Всё в наличии. Али ты во мне усомнившийся дачник?

ПАБЛО (подозрительно). Ты бы, вернул, что ли…
Ну, если это ты, конечно, а то так, зачем же и наговаривать. Не поймёшь тебя. Скользкая твоя душонка (вздыхает). А со строителем я разберусь. Разберусь. (неожиданно кричит) Ты взял, пёс собачий?!

ВОР (мирно залезает на печку, подпирает щёку рукой, закуривает папиросу).
Я сегодня, Пабло очень правильную книжку читал, сильно она меня проняла, за живое нутро схватила.
Вот, Пабло, взять тебя, и что ты за человек такой народился? Взрослый ведь, а вещей не смыслишь. Я верчусь себе, как ужик на сковородке, а ты сидишь здесь сиднем все выходные, и субботу и воскресенье, и по праздникам что-то тут копошишься, приколачиваешь бог знает что, антеннку, вон, - приладил, а зачем вот всё это? Антенна зачем тебе? Тебе что пяти каналов не хватает? Формулу-I без перевода смотреть будешь?
А ведь человек конструкция не надёжная, шебутная, валкая. Сегодня вон - ты рубанком лестницу стругаешь, а завтра, глядишь, не дай бог, конечно, совершенно посторонний хохол тебе гроб, так сказать, в своё удовольствие работает. Может быть, даже и твоим же струментом. А?
Хочешь, познакомлю с гражданином?

ПАБЛО. А, что? У меня тёща хохол была. Кулебяку она хорошо умела.

ВОР. Или вот наоборот, как в той книжке написано, возьмём, например, драматицкое действие – это когда герой по всем законам физики уже тапки откинуть должен, а он и в ус не дует и детишков размножает. Вот ты, допустим, сегодня уехал в город …

ПАБЛО. И не думывай даже!

ВОР. Значит, уехал ты в город, а я вот, покрал всё тут, как веником поработал, или поджег-потрудился, или даже возьмём, набедокурил - напакостил в каждом углу. Ну, или не я. Но всё равно, - куда ты детей будешь ставить? Ты приезжаешь – а труды все твои потные, многолетние - прахом, и не нужны уже никому. Вот ведь обидно, правда? (делает лицо лукавым).

ПАБЛО. Обидно.
(подошел к окну, одёрнул занавеску. По дороге, чавкая сапогами по серой грязи, медленно идёт старый дачный старик Эльвир Каземирович Цурепа с мешком на лопатках. Над ним скушно пролетает ворона).

ПАБЛО. Э-хе-хе… (вздыхает, отходит от окна, наливает себе в стакан. Выпивает, что-то берет со стола. Слышно, как во рту у него лопается маринованный помидор). Хватит тебе уже. Устал я.

ВОР. Ведь ты ж и в бога небось не веришь, и во спасение души? (взволновано) У тебя душа-то есть, русский человек?!

ПАБЛО (сердито) Ну, не верю, тебе-то что до моей души? Пей, вон лучше, да помалкивай. Соловей тут выискался! (глухо) И без тебя от такой погоды скоро как волк завыю…
(вдруг с энтузиазмом) Я вот по молодости работал киномехаником в пионерлагере – вот это время было! Речка, столовка, лесок. А по ночам волк из леса выходил и жаловался. Директор его дуплетом пристрелить хотел, да все ружья как-то не было.

ВОР. А ведь смысла-то в жизни твоей ни на копейку! Вот, скажи мне, кто по тебе горевать-то будет? Кто на могилке оградку поправлять будет, кто ромашков тебе на холмик возложит и стакан горбушкой прикроет?
Помрёшь и ведь никто по тебе не соскучится, не так, что ли?

ПАБЛО. Да иди ты нахуй! И без тебя тошно! (бьёт Чехова бутылкой по голове, Чехов с деревянным стуком падает на пол. Пабло наклоняется, подбирает пенсне, цепляет их себе на нос и внимательно рассматривает свою ладонь)

В дверь колотят. Слышны весёлые мужские голоса.

ПАБЛО (Нехотя открывает дверь. На пороге стоят – Кайтов и Найтов, рядом с ними громоздится пластиковый пакет. Они в поросячьих масках – видно, что из бани. Мужчины в разнобой напевают веселое).

ПАБЛО. Здорова, ребята!

НАЙТОВ и КАЙТОВ (бойко спрашивают). Здравствуй, Пабло! Думал милиция, а это - мы! Признайся, ведь думал?

ЧЕХОВ (жалобно). О, мужчины… (теряет сознание).

Кайтов и Найтов ставят на обеденный стол огромный пакет, продолжая напевать песни, веселятся и проказничают.

ПАБЛО. А что такого принесли, товарищи?

НАЙТОВ и КАЙТОВ. Змия зеленого. Один живёшь? (похохатывают)

Пабло исчезает за дверью и возвращается с зеленым луком и помидорами. Чехов жалобно стонет на полу; Кайтов и Найтов рассматривают его и удивляются.

НАЙТОВ. Да не может быть, какая встреча! Ты только глянь!

КАЙТОВ. Всякое случается. Здравствуй, родной!

НАЙТОВ. Дай-ка я тебе, вот, поудобнее подложу. (подкладывает Чехову под голову подушку «думку»)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Грязный кабинет майора Казалупенко в районном отделении милиции. Майор Казалупенко сидит за столом и выковыривает охотничьим ножом что-то из под ногтей, напевая протяжную песню, слова которой неразборчивы. На стене висит пожелтевший портрет правителя, не слишком аккуратно вырезанный из газеты. На столе майора Казалупенко лежит томик Чехова. Входит ДэНизко.

ДэНизко. Товарищ майор? Разрешите?

КАЗАЛУПЕНКО (продолжая чистить ногти). Что такое? Считай, разрешение тобой получено. Собственно, как твоя фамилия, боец?

ДэНизко. Меня послал товарищ Кайтов. Я от Кайтова.

КАЗАЛУПЕНКО. Знаю Кайтова. Солидный человек. Положительный. А ты что за зверок?

ДэНизко (смущенно). Товарищ майор, моя фамилия ДэНизко.
Я много скитался. Я тут в гостях, проездом, но это, конечно, не главное. Случилось страшное. Пропал инженер – Пан Чернобров. Наш сосед, в некотором роде. Обстоятельства загадочны. Нужна ваша помощь. Собственно, деревня осталась без технической поддержки.

КАЗАЛУПЕНКО. Дай приметы. Хотя не надо, я знаю, не впервой. Да и тебя не раз видал.

ДэНизко. Вот тут я все для вас на листочке подробно изложил.

КАЗАЛУПЕНКО. Давай-ка его сюда. (продолжая чистить ногти). Тогда поручим это дело курсанту Михеевой – нашей, как говорится, человеческой самочке (усмехается). Ей как раз необходима интересная практика.

Казалупенко снимает трубку телефона, шевелит пальцем диск и что-то тихо говорит.

ДэНизко (удивленно). Михеевой?! Так ведь это же… Какая привратность… (медленно выходит)

КАЗАЛУПЕНКО (кричит в след). Ты Можешь быть спокоен, товарищ ДэНизко! Иди крепко спать! Поручаю дело кому следует!

КАЗАЛУПЕНКО. Ходят, работать не дают. (выбрасывает листок ДэНизко в корзину и еще раз трогает диск телефона) – Мариночка?! Да, да, дедушка Казалупенка на проводе. Тут донос срочно поступил – инженер опять пропал, сколько можно!? Что б его леший в подмышки драл! Займешься? А то у меня тут дел накипело; Чехов, опять же приехал, а он просто так не приезжает, не к добру это. Да, ты уж будь ласкова, облетик сделай, посмотри там что к чему… Да нет, конечно не к спеху. Ну, а потом ко мне – покумекаем, понимать надо! (кладёт трубку)
Да, а как там фамилия его? Что-то на чёрное… Черноход, Чернохвост, Черноплод, Чер… вот чёрт, забыл!
Вот ведь память! Максим Чернозем… ладно, потом вспомню… Эх, Марина, Марина, тебе бы толкового сержантика найти, ласкового! Такого, каким я лет двадцать назад был! М-да… Бегут годочки, бегут… Экий я стал неуклюжий!

(Встает, делает несколько горестных приседаний, пыхтит и размахивает руками)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Все тот же деревенский домик, что и в первом действии. За окном порциями идет дождь. На террасе сидят Найтов, Кайтов и Пабло. Чехов лежит вдоль стены, обмотанный полиэтиленом. На столе початая бутылка водки, свежий лук и майонез. Пабло разливает водку, мужчины чокаются и выпивают. Закуривают.

НАЙТОВ. Чехов, ты б прочел что-нибудь.

ПАБЛО. Да он одни скверности грустные пишет. Не смешно.

ЧЕХОВ (тихо). А ты, Пабло, философию жизни не понимаешь. Да и не поймешь, видно, никогда.

ПАБЛО. А то, конечно, один ты у нас тут в очках и смекалистый.

НАЙТОВ. Ну-у начинается… Тут стесняться не надо, я так себе думаю.

КАЙТОВ. Да-да, читайте.

(Чехов пытается выбраться из полиэтилена. Ему это удается. Он подсаживается за стол к мужчинам, наливает себе водки и выпивает).

ЧЕХОВ (бодро). Ну-с, мужчины, слушайте! (откуда-то выхватывает тетрадку)

(Пабло неодобрительно сплевывает на пол).

ПАБЛО. Несолидно.

ЧЕХОВ. Я всегда с большой долей юмора и иронии относился к насилию и смерти…

КАЙТОВ. К своей? Или так, вообще? Почему, когда речь заходит о сурьезных веществах все начинают пошучивать да ерничать?

НАЙТОВ. Ну, все-таки страшно задумываться об этом безобразии, неясно, чем все это у нас кончится. А пошутишь - и беду, вроде как, отвел!

ЧЕХОВ. О смерти я могу разговаривать часами! Историй знаю массу! (капризно) Не хочется что-то читать. (усаживается в кресло).

ПАБЛО. Поздно вообще-то, спать пора. Табак на исходе. И месяц, вон какой беспокойный, к непогоде, видно.

КАЙТОВ. Давайте-ка о смерти как-нибудь в другой раз. А то темно на улице, на душе не хорошо как-то. Прочтите нам что-нибудь смешное.

НАЙТОВ. Да, ведь все говорят, что вы писатель-юморист.

ЧЕХОВ. Э, позвольте мне маленький ремарк, друзья!
Юмор это такой хамелеон. Вещь очень тонкая, похлеще самой смерти будет. Вот, желаете, я вам как раз историю одну и зачту?

КАЙТОВ и НАЙТОВ. Давайте, давайте!

Чехов вынимает из под себя другую тетрадку, устраивается поудобнее, достаёт небольшую трубочку и крошит в неё папиросу.

ПАБЛО. Ну, куды ты столько табаку-то сыплешь, черт таганрогский!

ЧЕХОВ (настраивает на носу пенсне). История как раз про них. Про чертей. Один писатель очень любил писать про чертей, но жил он в Москве и чертей, по большому счёту, видел немного. А писать про них хотелось страшно, аж до дрожи в печенке! Добрые его коллеги, да и соседи по лестничной площадке тоже, посоветовали ему съездить в какую-нибудь неясную, приглушенную деревню - там их, мол, побольше водится, им там раздольнее живётся, воздух с водой там что ли почище, да и вообще - природа, так сказать, играет… Ну, писатель собрался, поехал.
Как прибыл, снял недорогой домик и отмечал новоселье всю неделю – с девчатами озорными в клубе познакомился, с лесником и пасечником. Ну и попутно, конечно, всё выспрашивал, где тут у них черти водятся, покажите мне, я, говорит, познакомится поближе желаю, ремесло мое к тому завсегда обязывает.
Отвёл его пасечник к старичку Евдокиму, который, говорят, с чёртом запросто дружил. Евдоким проживал за бортом деревни и питался в полях чем попало. Зашел, значит, баснописец наш к дедушке, а там свет моментально погас и…

НАЙТОВ (смеётся). Враньё, детские сказки! Старух пучеглазых ими по ночам пугайте!

ЧЕХОВ. Ну, что вы, дайте же досказать, к чему комкать!
Свет, я говорю, погас, и топот по всей избе сделался страшнейший! Как будто стадо парасей прошло стремительным табуном!

НАЙТОВ. Ну, заливает! И не морщится! Вы посмотрите, а!

ЧЕХОВ. Пасечник-то струхнул, конечно, и домой убежал, на печь вспрыгнул, укрылся к жене с головой и всю ночь продрожал. А наутро пришел к этому дому поганому с мужиками, вооружившись кольями, а нашли в избе только свечи огарок и листок на столе с дрожащей надписью «Вот так Чорт!». И перепуганный труп горе-писателя, который в самом углу забился.
А Евдокимка-то старец, пропал с тех пор. Как сквозь землю.
Такие дела!

ПАБЛО (С укоризной смотрит на Чехова).
И зачем он приехал? (Отходит к окну, постукивает по барометру).

КАЙТОВ. Какая жуткая история! Всё-таки чего только на свете не бывает! Подумать только! Вы сейчас это придумали, на ходу? Ну, сознайтесь! Уж очень как-то глуповато звучит.

ЧЕХОВ. Ну, что вы, как можно! Какое там на ходу! Это же народ, бессознательное, а народ врать не будет. Эпос. Стихия масс. Народный нюх! Но самое интересное, вскоре появился в окрестностях деревне червонный призрак, который мог пристать к случайному человеку и…

КАЙТОВ. Ну, тут ваш эпос становится уже скучным. Повторяешься, старичок.

НАЙТОВ. Народ всегда языки горазд почесать был. Говорят, что тот кто врёт, у того от лжи харя дубеет и из этой кожи можно делать прекрасные мокасины! (Все в ужасе переглянулись)
А девушек красивых ваш призрак тоже насиловал?

ЧЕХОВ. Ну, как знаете. Неверующие вы. Это плохо. У вас нет мечты, а значит, и будущего никогда не будет! (Углубляется в чтение случайной газеты).

НАЙТОВ (к Пабло). А нет ли у тебя сверла по коже?

ПАБЛО. По коже? Нету таких сверел в природе. Древесные имею. Дать древесных?

НАЙТОВ. Я хочу сделать рогатку.

ПАБЛО. А у вас все в Болгарии ходят с рогатками?

НАЙТОВ. С чего это ты взял?

ПАБЛО. А причём тут кожа?

ЧЕХОВ. А ты не сговорчив, дядя.

НАЙТОВ. Ну, это для рогаток делается из кожи такая штучка, я не знаю как она точно по-русски называется, ну, туда кладёшь гайку или камень, - ну, чем готовишься поразить цель… Вот мне в коже нужно две дырки просверлить, для жгута.

КАЙТОВ. Кажется, такого слова нет в русском языке.

ЧЕХОВ. А вот и неправда, в русском языке есть всё! Дайте мне минуту и я вспомню, - в детстве я, признаться, любил иногда… Озорным мальчишкой я рос, господа!

КАЙТОВ. (усмехается) Да вы ещё и поэт.

ЧЕХОВ. Это случайно. Всё на этом свете случайно, что бы вы там не говорили и какие бы теории не подводили. Больше всего на свете я люблю путешествовать. Без путешествий я мертв, труп, не могу писать, представьте!

НАЙТОВ. А что там в газетах, борзописцы пишут?

ЧЕХОВ. Ну, так… Есть и любопытное. Смотрите-ка, господа, про нас пишут, про нашу деревню!

КАЙТОВ Ну, это же наш районный листок.

ЧЕХОВ. Пропал какой-то инженер при загадочных обстоятельствах и приметы дают, - он, вроде, и не женат (немного подумав). Не хорошо все это. Не нравится мне такое развитие событий.

КАЙТОВ. Скорее всего это опять пан запропастился. Ничего, найдется. Меня больше ДэНизка беспокоит.

НАЙТОВ. Это его, наверное, ваш черт утащил! Смотрите-ка, чёрт нынче даже инженером не брезгует!

ПАБЛО. Да, много, много мистики произрастает на свете, так ведь сходу и не поймёшь, и ведь спросить некого – кругом ворьё, реклама, колдуны. Хотя одного моего товарища по работе бабушка от заикания исцелила. А знаете как?
(все повернулись в Пабло)

ПАБЛО. А заплёвками! Подошла сзади, руками над головой покружила и на маковку харкнула. Противно, конечно, и не гигиена, но ведь помогло! До сих пор как огурчик ходит! Счастливый и жена к нему снова вернулась, она от него к маме уехала, там и жила, а маме её, ну тёща, значит, Серёгина, очень прекрасно готовит, сытно, хотя и работает звукорежиссером, на радио служит, тоже не пыльная работёнка, халтурит даже - зверей там иногда всяких озвучивает, дельфинов, да…

(неловкая пауза)

НАЙТОВ. А что там ДэНизка?

КАЙТОВ. Да тут недавно майору курсантика на стажировку прислали так вот, он женщиной оказался.

ПАБЛО (в ужасе). Казалупенка – баба?! (закрывает лицо руками)

КАЙТОВ. Успокойся, с майором пока все в порядке. Просто стажер – девушка.

ПАБЛО (облегченно). Ну, понятно, с кем не бывает (встает, хрустит пальцами).

ЧЕХОВ. Что это ты Пава так перепугался?

НАЙТОВ. Забавно (ухмыляется). И что же, хороша? Или как у вас с мехмата?

КАЙТОВ. Именно во вкусе ДеНизко! Он уже неделю за ней таинственно следит, все ляжки но кустам да елкам ободрал.

ЧЕХОВ (воодушевленно). О, я обожаю эту любовь в захолустье, эти беспросветные страсти среднерусской возвышенности! У него обязательно должен быть соперник!

КАЙТОВ. Майор тут явно не годится. Устарел.

НАЙТОВ (многозначительно). Вы же понимаете, кто здесь может быть этим неукротимым соперником!

ЧЕХОВ. Вот именно! (смеется).

(Пабло гулко вздыхает, выходит на крыльцо и с треском потягивается, мимо забора идёт девочка в сырой панаме и кидает в Пабло огрызком яблока, Пабло грозит ей кулаком)

ДЕВОЧКА. Дядиньки, а у вас дома черти шпыняют!

НАЙТОВ (распахивает окно и кричит). Это у тебя, в твоей детской тыкве, черти живут! Ступай, дурында! Мелочь, неразумная! (делает неприличный жест).

ДЕВОЧКА. А мне всё равно! У нас в пруду всё равно рыбы больше, дураки! (сердитая уходит).

ПАБЛО (насторожено всматриваясь). А что это у меня в огороде, словно шарится кто?

КАЙТОВ. Так это у тебя, Пава, репу кто-то таскает! (смеется)

ПАБЛО. Ну-ка, Чех, сбегай, пугни, ты у нас непромокаемый.

ЧЕХОВ. Секунду, друзья.

Чехов уходит и, возвращаясь, вносит на плече бесчувственного человека в болотных сапогах.

ЧЕХОВ. Смотрите, кого нашел! Что прикажите с ним делать?

КАЙТОВ. Кто это такой безвольный, бледный?
Дай-ка посмотрю, вали его на пол.

ПАБЛО. Неужто вор промышляет?

ЧЕХОВ. Стыдоба, у святого человека репу таскать! Давайте-ка, я дам тревожный звонок в милицию?

НАЙТОВ. Так это ж Пан Чернобров! Хорош, нечего сказать! Интересно, где он так успел?

КАЙТОВ. Ну, я же говорил – найдется.

ПАБЛО. Не замечал я никогда за Паном такой наклонности…

КАЙТОВ. Это он наверное за грибами пошел, ну и набрался по дороге, натурально. Воли в нем маловато. Что-то он в последнее время часто за грибами стал ходить…

ЧЕХОВ. Так вот он каков, инженер самородок! (Хищно) Сейчас я разотру ему уши!

НАЙТОВ. Это он загадку жизни разгадать пытается. Ответа ищет.

ПАБЛО. Все ответы просты (теребит пана за плечо). Вставай, Максимка или я сделаю тебе сапожный удар!

ЧЕХОВ. Я всегда был против злоупотребления вином. Смысловая суть кроется не в нем. Эх, дорогой ты мой человек! Просыпайся уже! (Похлопывает по щекам, трясет за нос). Нос как нос.

КАЙТОВ. Так это про него в газетенке писали?

НАЙТОВ. Ну, а про кого ж еще?

ЧЕХОВ. Значит вот ты какой. Не так, не так представлял я себе пропащих инженеров.

Пан Чернобров неожиданно оживает, вскакивает, и бросается к выходу.

ПАН. Не дамся, нет! Опять споймать хотите!? Теперь меня не взять, не взять, животные! Бесстыжие подлецы!

С грохотом выбегает на улицу.

КАЙТОВ. Чегой-то он? Строптив.

НАЙТОВ. Вы подумайте, какая прыть! Буд-то напугал его кто…

ПАБЛО. Спортсмен, твою мать.

ЧЕХОВ. (встревожено) Как бы чего не случилось с человеком? Ведь, наверное, нужна помощь? Давайте я схожу, осмотрю…

КАЙТОВ. Да нет, он тут совсем недалеко живет, через три дома, рядом со мной.

ПАБЛО. Сиди, Чех.

ЧЕХОВ. Что, сильно пьет товарищ?

КАЙТОВ. Нет не очень.

ЧЕХОВ. Часто?

ПАБЛО. Ну, было может от силы раза три. Мы с ним однажды погоду у меня в сарае пережидали. Несчастный человек.

ЧЕХОВ (тревожно). Что такое?

КАЙТОВ. Да у него жена того…

ЧЕХОВ. Блядует?

КАЙТОВ. Вообще он скрытный. Приезжает редко и ненадолго. Но, говорит, что бросила.

ПАБЛО. Бабец он весь такой!

НАЙТОВ. Скорее всего, скрытно блядует, впрочем, как и все. А что там девчонка насчет рыбы? Кстати, чья она?

КАЙТОВ. Не знаю в гости, наверное, к кому-нибудь приехала. Тут у нас деревне все немножко того… теплые.

ЧЕХОВ. О, кстати, друзья, а не поудить ли нам, действительно, немного леща?

КАЙТОВ. Отчего ж не поудить?

НАЙТОВ. А найдётся ли у вас для меня титановый спиннинг?

ПАБЛО. Я больше всего окуня люблю, под сметаной, только его чистить плохо - шкура больно толста, занозист.

ЧЕХОВ (встает). Ну, тогда мешкать нечего, пойдемте.

Все собираются и уходят, кроме Пабло. Дождь кончился и в небе тихо. Где-то вдалеке тоскливо поёт птица.

ПАБЛО. Не пойду я, баловство это, а в хозяйстве развал наблюдается. Отчего ж так ноги ноют, опять к дождю, видать. Пойду прилягу, всё равно клёва сегодня не будет.
(неожиданно кричит в сторону ушедших) Эй, подождите! Я вас провожу немного!

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

В сад Кайтова заходят ДэНизко, Марина Михеева и Пан Чернобров. Пан Чернобров несёт под мышкой шахматную доску, в другой руке весомый куль. ДэНизко тащит мангал, в котором навалены сухие ветви вишни. У Михеевой в руках фотографический альбом и ракетки для бадминтона.

МАРИНА МИХЕЕВА. Ну, я не знаю, я только вторую неделю здесь себя обнаруживаю. А вообще, скорее всего, на всё лето (испускает звук сожаления).

ДэНизко. (радостно) Вот и здорово, что мы наконец-то познакомились! А то живём, считай, дом в дом, а практически и не знакомы! Одна физиогномика! (понуро) А я тут уже месяц в томлении. (романтически) И ни одной поблажки от местных фемин!

ПАН (к ДэНизко). Брось паясничать, Денис!
(степенно к Михеевой) Скажите, Марина, а почему вы выбрали такую неординарную профессию?

МАРИНА МИХЕЕВА. Знаете, я очень люблю риск.

ДэНизко (подмигивает Пану и говорит в сторону, усмехаясь). Риск она любит, знаем мы вас, рискованных девчонок! (разжигает в мангале дрова, машет картонкой, дует, подкладывает).

ПАН. Мы ведь и сами-то познакомились всего два месяца назад. Прохожу мимо, слышу, через забор у Кайтова пинг-понг стучит, ну, я набрался наглости и пришел собственной персоной.
Надо сказать, ребята классно играют!

МАРИНА МИХЕЕВА. Я бы тоже очень хотела научится. А то у нас все больше бег, да перекладину преподают, строевая есть ещё немного.

ДэНизко. Мы тебя научим, научим. Это ведь просто: туда-сюда, туда-сюда (смеётся). Главное на шарик внимательно смотреть. И ударную лопатку, ну, ракетку, то есть, правильную подобрать. Жесткую, индустриальную!

ПАН. Представляете, Марина, они заставляли играть меня древесными брусочками!

МАРИНА МИХЕЕВА. Да-а? Какая роскошь!

ПАН. Это вообще удивительное место! Здесь можно познакомиться с интереснейшими людьми! Вот, Ирина Уринат - поразительный микробиолог, затейница страшная! А вы бы видели, как она перепрыгивает костер! Кандидат наук, между прочим!

ДэНизко. Ну, ещё бы, пикантная женщина. Хотя и пожила уже своё, поистаскалась. Краска уже не лежит.

ПАН. А этот, как его, ведущий с музыкального телевиденья?
(Стелет плед, расставляет шахматные фигуры)

ДэНизко. Сергей Гомес?

ПАН. Да, Сергей этот. Гомес. И архитектор Комаго! Все люди творческие, с огоньком!

ДэНизко. Марин, мясом займись.

МАРИНА МИХЕЕВА (начинает нанизывать куски мяса на шампуры). Да-а? Комаго тут бывает? Я его видела в передаче. Он играл в настольный хоккей. Их команда продула!

ДэНизко. Именно! Творческие. Не дураки, кстати, выпить.
А вы, Марина, это дело как, уважаете? (Щелкает пальцем по шее).

МАРИНА МИХЕЕВА. Вообще-то, у нас не очень поощряется, но мы, конечно, с девчонками по пивку зашибаем регулярно. Я его очень люблю, с полосатиками. Знаете, полосатики есть, плоские. Рыбы, такие как вобла. Пиво с полосатиками.

ДэНизко. Ты, Марин, не части, не части, помидорку между ними подпусти, лучку.

ПАН. Пиво сейчас будет. У меня в погребе непочатый ящик. Холодное уже наверно!
Да и дрова как-то быстро прогорели, а угля хоть бы хрен! Пойду-ка ещё поленьев захвачу.

(Пан оживленно уходит)

ДэНизко. (оглядывается и быстро берёт курсанта за руку) Марина, ты бреешь подмышки?

МАРИНА МИХЕЕВА (отстраняясь). Какой ты интересный, но лучше не надо, а то мой начальник может увидеть.

ДэНизко. Ну, так что ж? Разве ты не имеешь права на свою личную, интимную жизнь? Я тут узнал, что ты курсант, это конечно ничего, но это меня чудовищно распаляет, ведь ты к тому же свободная женщина? Ведь не замужем, а?

МАРИНА МИХЕЕВА. Пока ещё нет, но я очень бы, конечно, хотела (с прохладцей). Экий ты быстрый!

ДэНизко. А ты бы могла полюбить, например, меня?

МАРИНА МИХЕЕВА. Ты странный, Денис! Ведь я про тебя ничего не знаю, хотя, ты красивый, гордый. Ведь ты гордый?

ДэНизко. Ни капельки! Можешь даже меня ущипнуть. Щипай, щипай меня, Марина!

МАРИНА МИХЕЕВА. Я могу вас испачкать, у меня руки в мясном жире.

ДэНизко. Ничего-ничего, смелее, Мариночка!

МАРИНА МИХЕЕВА (оглядывается и быстро щипает ДэНизко за щеку).

ДэНизко. Ай, больно, бля! Ты чё?! (хватается за испорченное лицо) Сдурела что ли?!

МАРИНА МИХЕЕВА (испуганно). Ой!

ДэНизко. Я же пошутил! Шутка это была!

МАРИНА МИХЕЕВА. Ой, простите, я не знала, что вы такой чувственный. Вот, приложите мягкой травы (дает ему какой-то пучок).

ДэНизко. Премного. Понимаешь, Марина, я немного не такой как все…

МАРИНА МИХЕЕВА. Да-а? А шашлыки у нас не сгорят?

ДэНизко. Мне понятна твоя ирония, но это действительно так… Я глубоко несчастен, извини, что говорю банальностями… (чрезвычайно вертит шампуры).

МАРИНА МИХЕЕВА. Ага, продолжай, мне нравится, я люблю начитанных мужчин.

ДэНизко. Ведь ты же видишь, Марина, как здесь тяжело, нет даже театра, пойти и цивилизовано перекусить просто некуда. Мало культурного, сечешь, Мариночка? Слой культурный тонок, измельчен!
Вот скажите честно, вам нравится здешнее общество, эти мужчины? Вообще, как вам деревня? Почему вы, такая красивая и гибкая, а прозябаете в этой глуши?

МАРИНА МИХЕЕВА. Просто меня сюда направили от академии. А мужчины здесь ничего, статные, особенно Павлуша. А вот Пан, мне кажется, очень заботливый и нежный.

ДэНизко. Какой еще Павлуша? А, Пабло, понятно… (переворачивает шашлыки).

ДэНизко. Ты мне глубоко симпатична, Марина. И имя у тебя такое красивое. Марина! А ты знаешь, что в переводе с латинского твое имя означает «морской прилив»!

МАРИНА МИХЕЕВА. Да-а? Как интересно. А я даже плаваю очень плохо… (машет картонкой в мангал). Нет, нас, конечно, заставляют, натаскивают, но я не очень как-то воду люблю, не доверяю ей, она мокрая и лезет везде. Я потом как глухая хожу.

ДэНизко. Да дело тут, конечно, не в воде, Марина, у меня к тебе широкое чувство. Я это сейчас очень отчетливо в себе подозреваю.

(Появляется Пан Чернобров с пивом и березовыми поленьями).

ПАН. А вот и я! Сейчас будем потреблять! Извольте, принять бутылочку Марина! Бери, ДэНизка! (открывает бутылки, раздает).

МАРИНА МИХЕЕВА. Максим, хватит выкать! Мы давно знакомы, а вы, нет, - ты, - все на вы! Я так не привыкла, мне неприятно! Как будто преподаватель тут со мной!

ДеНизко. Действительно Макс, что ты. Всех уже коробит. А мясцо-то уже почти готово, сейчас попробую! Давай-ка выпьем, Мариночка!

ПАН. Хорошо я попробую. Но не уверен.

(ДэНизко копошится около мангала и вдруг неожиданно взвизгивает)

ДэНизко Ай! Палец, черт! Да что ж такое то, а!?

ПАН. Что такое? Обжег?

ДэНизко. Да схватился за шампур, думал он остыл уже, а он…

МАРИНА МИХЕЕВА. Что-то вам не везет сегодня. Я ночью видела в небесах сполохи.

ДэНизко. Ох, и не говори, Марина, сполохи они всегда того… (сердито смотрит на Михееву).

ПАН. Тут у Кайтова где-то в гараже должна быть аптечка.

МАРИНА МИХЕЕВА (радостно). А можно и народным способом.

ДэНизко. Нет уж, спасибо, не надо. Сейчас, пойду, поищу.

(ДэНизко быстро уходит, дуя на пораженный палец. Пан Чернобров нерешительно смотрит на Михееву, потом, наконец, решается)

ПАН. Марина, я должен вам сказать, что я не совсем обычный человек.

МАРИНА МИХЕЕВА. А мне ДэНизка сейчас тоже сказал, что он необычный человек. У него, говорит, очень большое сердце.

ПАН. Вот ведь ловкач! Но понимаете, Марина, я как бы, более необычный, чем Максим. Я хлебнул много горя. Со мной произошло нечто странное.

МАРИНА МИХЕЕВА. У тебя душа большая, верно?

ПАН. Душа тут тоже задействована. Соломон Баболола - величайший хирург, это он делал мне операцию. Он практически вернул мне жизнь, он мне теперь как второй отец, ведь я мог быть прикованным к инвалидному креслу или вообще превратиться в вареный овощ и питаться всякой жижей через трубочки…

МАРИНА МИХЕЕВА. Какой ужас! Господи, какие все-таки мужчины хрупкие существа, как цветы. А знаете, я очень люблю флоксы.

ПАН. Да, они пахнут весьма приятственно.

МАРИНА МИХЕЕВА. А чем вы болели?

ПАН. Понимаете, произошел случай. Трагический. Это было три года назад. Хотя я и теперь-то мало помню этих зловещих подробностей. Вспоминается только, как весной, среди кусочков льда меня тащила холодная река. Но это еще не всё… (задумчиво) сомневаюсь я. Вот и с памятью какие-то недоброкачественные вещи происходят… Толи я какой-нибудь Гоги Цуладзэ, то ли вообще Сигизмунд Яблоков. Не пойму… (сильно трет виски).

МАРИНА МИХЕЕВА. Помню, у нас в школе училась девочка смешная - Ольга Хна её звали.

ПАН. Хна? Очень забавно.

(Появляется ДэНизка с корзинкой в которой навалены всяческие медикаменты).

МАРИНА МИХЕЕВА. Ну, как?

ДэНизко. Я смазал его мазью для спасателей.

ПАН ЧЕРНОБРОВ (обращается к ДэНизко). А мы с вами, как-то близки, не находите?

МАРИНА МИХЕЕВА. Вы что, мущины!

ДэНизко. Да-да, я тоже все больше и больше замечаю.

ПАН. Я вот боюсь, что же это может быть? Нам нравятся одни и те же шутки, мы не любим спорт, хотя и болеем почти за одну и ту же команду. Как это можно объяснить?

ДэНизко. Кстати, вы забыли немаловажную деталь, нам нравятся одни и те же женщины! (смеется)

МАРИНА МИХЕЕВА (в притворном гневе). Мущины, прекратите!

ПАН. Ну, это потому, что рацион питания у нас общий. Общий стол, так сказать.

ДэНизко. Стул. Да. Шашлыкт и всякие пимидоры – овощи… Это тревожит. Я позволю себе заметить (смеётся), что и стул у нас должен быть одинаков.

МАРИНА МИХЕЕВА (пробует шашлык). Между прочим, мясо пересоленное, а перца не хватает!

ДеНизко. Да ладно тебе! (в сторону) Тоже мне гурманка выискалась…

ПАН. А вот тут не соглашусь – ведь процессы которые бурлят и проистекают в организме у всех разные!

ДэНизко. Но химия тела примерно одна.

МАРИНА МИХЕЕВА. Мущины, как не стыдно!

ПАН (с деланной серьезностью). Давайте-ка, оставим изучать наш кал врачам, ведь, это их конек, а у некоторых хобби (смеется). А вон, кстати, и наш доктор, как раз к шашлыку поспели.

ДэНизко. Это у них нюх такой. На мясное настроен.

МАРИНА МИХЕЕВА. Да нет же, дураки, он совсем не сюда идёт, и спиннинг у него, разве не видите? И ребята вон с ним.

ПАН. А-а-а… это они, наверное, на пруд, отлично! Может быть, попозже и рыбки подкоптим!
Давайте тут за кустами притаимся и напугаем их?!

Михеева оживленно вскакивает.

ДеНизко. Марина, останьтесь!

МАРИНА МИХЕЕВА. Давайте, давайте! Скорее!

ДэНизко (разочаровано). Я с вами в кусты не полезу. А если вы подслушивать, то это нехорошо. Да и колко там.

МАРИНА МИХЕЕВА. Чего вы такой ленивый!?

(Пан и Марина Михеева бегут и прячутся за кустами)

ДэНизко. Я пойду кушать в дом, что-то прохладой потянуло, мне студиться нельзя… Дурацкая была затея с шашлыками! Однако Пан ловко ее подковырнул. Но, это ничего, мы ее другим возьмем!

(Чехов, Пабло, Кайтов и Найтов не доходят до кустов и останавливаются).

НАЙТОВ. А вот придёт к вам эдакий Петя Точечкин или же какой-нибудь Рудольф Суси-Пусин в редакцию и начнёт стишки навзрыд заламывать и что ты станешь с ним делать?

ПАБЛО (грозно). В три шеи его, бездельника! Пусть шпалы мостит!

НАЙТОВ (вкрадчиво). Нельзя нам в три шеи - демократия вроде бы как, да и работа редактора обязывает. Вот вы, Пава, что больше всего цените и уважаете в мужчине?

ПАБЛО. В мужике главное это чтобы был мужчинский стержень, что бы он хлипким не был, как размазня! Поставил цель – так сделай!

ЧЕХОВ (Задумчиво). Я совсем недавно ехал в поезде и разговаривал с греко-римским борцом о водянистом мозге. Почему мы говорили об этом, не знаю. Парень был похож на хулигана. Но кумиром его был Поддубный, парадокс!

ПАБЛО. Я вот, например, всего за две недели один построил себе баню! И ведь не из какого ни будь свежего леса – сосны там или что, а целиком из вонючих шпал!
КАЙТОВ. Зачем же ты Пабло из вонючих шпал-то…
Ведь провоняет!

ПАБЛО. Потому, что я настоящий мужик, а не какая-нибудь белоручка.

ЧЕХОВ. А на верхней полке ехал и всё время лежал грузный мужчина, от него всю дорогу пахло свежевыкопанной картошкой, смешно!

ПАБЛО. Да будет вам про картошку!

КАЙТОВ. Нет, почему же, это очень интересно! Обычно мужчины картошкой не пахнут.

НАЙТОВ. Да-да, а вот у меня тоже любопытный
железнодорожный случай был – на вокзале, а потом оказалось, что и в поезде у нас места рядом, небольшая такая старушка, а дух от неё как из погреба… и я, значит…

ЧЕХОВ. И я всё никак не мог понять, господа, нравится мне этот запах или нет.

ПАБЛО. Картошка вкусная, когда с её луком хорошенько прожарить.

(все неловко замолчали)

НАЙТОВ. Позволь узнать, Пабло, а где же ты взял эти самые вонючие шпалы?

ПАБЛО. Да, бросьте вы эти шпалы! Я вот в детстве ракеты любил производить.

КАЙТОВ. Позвольте, позвольте, не надо про ракеты, тут уже попахивает большой политикой!

ПАБЛО. В юности, я говорю, смешно со мной вышло – в последнем классе влюбился я в девчонку из соседней школы, а она ни в какую! Говорит, влюблена в студента! Ну, я не долго думая решил себя жизни лишить – пришёл домой, приготовился, написал папе и маме чтоб не ждали и не обижались если что, открыл газ и жду. Долго я лежал, а оказалось, что у нас газ за неуплату отключили! (хохочет).

ЧЕХОВ. Да, поучительная история, в некотором роде и целую повесть составить можно. Вы позволите сюжетец?

НАЙТОВ. А можно мне?

ЧЕХОВ. Нет, я всё же первый, так нельзя! К тому же оказалось что вы редактор!

ПАБЛО. А отключили, оказалось, по ошибке - сосед наш, будучи болен алкоголизмом, в последние годы редко выходил на улицу. Лежал на диване и ковёр всё разглядывал. Ну, я пошел, рыболовы! (уходит)

НАЙТОВ (дурачась). Текила ту найт – туморрой би райт!

КАЙТОВ. Денизку звать будем?

НАЙТОВ. Можно.

ЧЕХОВ. Давайте я позвоню ему!

КАЙТОВ. Да чего тут звонить – зайдем сейчас.

Уходят.
Михеева и Пан Чернобров вылезают из кустов.

МАРИНА МИХЕЕВА. А о чем это они говорили?

ПАН. Сложно сказать, Марина. Сложно. А вы меня, значит, совсем не слушали?

МАРИНА МИХЕЕВА. Ну, хватит выкать! Да нет, мне было приятно тебя слушать. Ты такой милый! (целует в щеку).

ПАН. Спасибо, Мариночка!

МАРИНА МИХЕЕВА. Вот я только не пойму, как могут люди разговаривать о таких вещах, ведь это же неинтересно и скучно.

ПАН. Да, Мариночка, совершенно согласен с тобой, это очень неинтересно и скучно.

Уходят.

СЦЕНА ПЯТАЯ

Действие происходит у большого пруда, где Кайтов, Найтов, Чехов и ДэНизко удят рыбу.

ДэНизко. Я тут, друзья, близко познакомился у Пана с удивительной дачницей! Предвкушаю сногсшибательный роман! Судя по всем параметрам, это женщина-огнь!

КАЙТОВ. О, пикантная история? Кто же она?

ДэНизко. Пока не скажу – секрет! Я давно хотел у вас спросить, Чехов, зачем вы действительно здесь?

КАЙТОВ. Да-да, с чем на этот раз пожаловали?

НАЙТОВ. А кстати, действительно?

ЧЕХОВ (нанизывает червя на крюк, обращается к нему). Прости, дорогой, прости!
Вы удивитесь, друзья мои, но я здесь опять по делу.

НАЙТОВ. Природу наблюдаете? Бабочки?

КАЙТОВ. Впечатлений набираетесь, так сказать прозаический гербарий?

ЧЕХОВ. Вовсе нет, год назад я прочёл в одном солидном медицинском журнале об одном удивительном, невероятном случае, который произошел тут три года назад. (ДэНизко. поспешно выдёргивает из под воды поплавок, но добыча шумно срывается)

ДэНизко. Какой ушел! Видали, а?

КАЙТОВ. Подлещик?

НАЙТОВ (авторитетно). Карп!

КАЙТОВ. Поздно дёрнул, его быстрее подсекать надо было, мяфа!

ЧЕХОВ. Ну, так вот, господа, случай, в некотором роде, уникальный… Мне вот до сих пор как-то не верится, до того странная история.

ДэНизко. Да, крупён, крупён… А что за случай такой, неужели мочевая обструкция?

ЧЕХОВ. Нет, всё гораздо сложнее. Вы когда-нибудь слышали об оссификации? (Кайтов и Найтов вопросительно смотрят друг на друга)

НАЙТОВ. Это что-то заразное? СифилИс?

ЧЕХОВ. Понимаете, этот термин означает, так сказать, одеревенение. Окостенение хрящевой ткани. Но в данном случае это одеревенение не в каком-то там переносном, а в самом настоящем, буквальном смысле… Что звучит, конечно, немного необычно. Этот человек снизу своего тела деревянен. Буквально. Сосна. По пояс. Говорят, что он три года назад приехал в деревню,

ДэНизко. Э?

ЧЕХОВ. Да-да, здешние места, купил себе дом и обосновался, зажил. Жил вроде бы тихо, скромно, на охоту не ходил и грибов не собирал. Но была у него небольшая странность. Мужчина этот любил по весне, как только весеннее солнце открывало льду возможность добраться до моря…

НАЙТОВ (мечтательно). Как поэтично!

ЧЕХОВ. Любил, значит, сидеть на мостках у речки и опустить свои ноги в воду, где оголодавшие за зиму рыбки щекотали их и покусывали. И вот, как-то так случилось, что, толи он сам по неосторожности упал в воду, то ли спихнул его кто, да только попался он в рыбацкие сети в пяти километрах ниже от своего насеста.

НАЙТОВ. Какая поучительная история! (с тревогой смотрит на Кайтова)

КАЙТОВ. Но, позвольте, я не слышал, что у нас тут кто-то утонул!

ЧЕХОВ. А он и не утонул. Его быстро и благополучно, что весьма удивительно для наших широт, довезли до клиники.

ДэНизко (восхищенно). Как живуч человек!

ЧЕХОВ. Так вот, когда врачи боролись за его жизнь, они не могли не обнаружить, что мужчина снизу выполнен из дерева! Они ужаснулись, они были поражены!

ДэНизко. Случай крайне странный.

ЧЕХОВ. Вот-вот. Но самое удивительное, что никто не знает, приехал ли уже таким этот человек в эти места, то есть были у него уже деревянные ноги, или же это случилось в результате падения в студеную воду. Ведь он с тех пор частично потерял память и ничего, кроме как плыл на спине среди льда по водам, не помнит, да и речь потом в клинике обрел с большим трудом.

НАЙТОВ. Как так не помнит?!

ЧЕХОВ. Ни как его зовут, ни откуда он прибыл, ни сколько ему лет…

НАЙТОВ. Но можно ведь по годовым кольцам определить!

КАЙТОВ (толкая Найтова в бок) Мы же гуманные люди!

ДэНизко. Интересно-интересно, ради этого действительно стоило приехать, я вас понимаю, сам падок на диковинки.

ЧЕХОВ. Да, именно так-с. Согласитесь, занятная тема? Я собираюсь серьезно изучить этот момент, как и с медицинской точки зрения, так и, собственно, с художественной. Вскоре я собираюсь встретиться с этим человеком. И я уверен, что не даром проделал такой далёкий путь!

КАЙТОВ. Волшебно!

НАЙТОВ. А можно и мне с вами, на существо поглядеть?

ДэНизко. Я бы тоже хотел, разрешите взглянуть на гибрид?

ЧЕХОВ. Не знаю, друзья мои, не знаю. Для начала я должен встретиться с ним тет-а-тет, нельзя спугнуть, понимаете?

(мужчины закивали и забросили удочки)

ДэНизко. Кстати, а как зовут вашего друида?

НАЙТОВ. Эдуард Тополь? Или Лавр Полисандрович Тик? (смеётся).

КАЙТОВ. Анчар, Фундук Тамарискович! Или Николай Папайя! (смеётся)

ЧЕХОВ. Нет, по новым документам он числится как Адам Маккински.

ДэНизко. (возмущенно) Что это за имя такое дурацкое?

КАЙТОВ. Хм… Хоть и не большая у нас деревня, но три года назад к нам сюда многие въезжали… всех и не припомнишь…

НАЙТОВ. А как же он ходит? Скрипит?

ЧЕХОВ. Нормально ходит, обычно. В сочленениях они у него гибкие как лоза.

ДэНизко. Во, дает! Отлично устроился!

Кайтов и Найтов смотрят на ДэНизко. Найтову на шляпу садится стрекоза. Баночка с его червями катится и падает в воду. У Кайтова рыба поедает наживку.

Неожиданно появляется Пабло в болотных сапогах. Он молча лезет в воду и недалеко закидывает невод.

ПАБЛО (бормочет). Вот так-то будет лучше, будем с рыбкой. Улов сейчас пойдет. Хороший будет улов, сома возьму.

ЧЕХОВ. Ты что ж делаешь, сволочь! Мы же тут с удочками мучаемся!

НАЙТОВ. Прекрати, Пабло! Тут ведь удочками ловят, хватит, хатит.

КАЙТОВ. Опять натрескался перцовки, пес.

ДэНизко (в сердцах бросает улочку). Ну, вот, теперь уха пропала. И чего я с вами поперся!

ЧЕХОВ (с чувством). Ну, как так можно, господа! Всю ловлю изгадил!

ПАБЛО. (поворачиваясь к Чехову) Молчи чех, щас пенсне в два кармана положишь.

КАЙТОВ. Ну, хватит, Пава, вылезай!

Пабло выбирается на берег, в его сетке тина.

НАЙТОВ. Что не сидится дома? Приключений захотелось на старости-то лет? А если бы тебя, дурака, теченьем утащило? (смеется)

ПАБЛО. Я так. Размяться. Скушно мне, тоскливо. Я одинок, а кругом интеллигент балуется.

КАЙТОВ. Ладно, ладно, ты мне вот что скажи, Пабло, давно ли ты освежал свои мускулы физической гимнастикой?

ДэНизко. Да, говорят от сплина очень эффективно. Но если пролежни, то тут только пчела одна может помочь. Вот на пасеку нужно сходить, они вас там живо облепят. Хотя, гимнастика, конечно, практичней во сто крат.

ПАБЛО. Зачем мне гимнастика, ведь у меня огород есть и стая поросят, и подсобку новую вот думаю.

ЧЕХОВ. Да, Пабло мускулист и сила бродит в нем. А я малоподвижен, худ и бледен. А что, друзья, поговорим высоким штилем?

КАЙТОВ. (подхватывает) Высоким штилем говорить о физкультуре? Бросьте!

НАЙТОВ. (обращаясь к Чехову) Вы в немощи своей весьма вальяжны!

ПАБЛО. Я спать иду.

ЧЕХОВ. (задумчиво) Кто много спит, тот видит только сны.

НАЙТОВ. Но сны приятнее рассматривать, чем жизнь.

ЧЕХОВ. Но сны есть сны, от них немного проку…

КАЙТОВ. А я вчера во сне таких делов наделал!

ЧЕХОВ. (в мечтательной грусти) Сейчас не то что раньше!
Тело! Я лазал по горам, в стогах я комкал женщин.

НАЙТОВ. Вот-вот, во снах все можно вспомнить! И заново, как будто, пережить!

ЧЕХОВ. Нет-нет, все сны теперь иные. Теперь мне часто снится, что я Гоголь.

НАЙТОВ. Писатель? Птица? Может быть походка?

ЧЕХОВ. Какая птица! Николай Васильич!

КАЙТОВ. Булгакова, я извиняюсь, не застали?

ЧЕХОВ. Нет, не припомню. Драматург? Философ?

НАЙТОВ. Скорее драматург, но может быть философ.
Давайте о любви! О долге! О чести человечьей пред собою!

ЧЕХОВ. Да, многие пожили, человечки… Но, славу богу, все они мертвы!
НАЙТОВ. И нам за ними вскорости придется!

ЧЕХОВ. Усталые слова, прошедший век. Они ушли, но тени их остались. Пойдём, друзья, пора нам выпить шнапсу!

Все вздыхают, поднимаются и уходят.

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Через неделю.
Пан Чернобров прогуливается под ручку в саду с Мариной Михеевой.

ПАН. Марина, я давно хотел тебе сказать, но все как-то не мог решиться…

МАРИНА МИХЕЕВА. Ну, что такое, милый?

ПАН. Тут такое дело, Марина. Ты извини, конечно…

МАРИНА МИХЕЕВА. Какой ты горячий… и дрожишь…

ПАН. Марина, у меня нет ног.

МАРИНА МИХЕЕВА (останавливается). Чё? Это как так?

ПАН. А вот так. Я уродец.

МАРИНА МИХЕЕВА. Да-а? Не может быть! А покажи! Настоящие протезы?

ПАН. Нет, не протезы, но тоже выполнены из дерева.

МАРИНА МИХЕЕВА. Ой! А у нас так в академии ребята зимой любили шутить – их спросят, - не холодно, ноги не мерзнут? – а они дурным голосом отвечают: «У меня нет ног!»

ПАН. Марина, не надо, прошу тебя!

МАРИНА МИХЕЕВА. Ой, прости. А можно я пощупаю?

ПАН. Мариночка, тебя может стошнить.

МАРИНА МИХЕЕВА. Да, тогда не надо…

ПАН. Но самое страшное, Марина, я заметил, что ноги мои стачиваются, я становлюсь меньше ростом, приземистее! Это ужасно! Вскоре мне придется ездить на скрипучей тележке! (вытирает проступившие слезы)

МАРИНА МИХЕЕВА. Как это - приземистее? А нарастить разве нельзя?

ПАН. Наверное, можно, но это как-то не по-человечески, что ли…

(слышны шаги)

ПАН. Кажется, сюда кто-то идет.

МАРИНА МИХЕЕВА. Давай пойдем скорей отсюда.

ПАН. Марина, теперь, после того как я тебе это сказал, мы не будем встречаться? Я стал тебе противен? Почему же я не сказал тебе этого раньше, какой же я дурак! Ты наверное будешь думать, что я умышленно скрыл!

МАРИНА МИХЕЕВА. Какой ты глупый, Максимка! Ведь ты пошутил? Скажи, что пошутил! И больше не ври мне никогда, маленький негодяй! (целует пана)

(уходят)

В глубине, тревожно озираясь, проходит на ходулях майор Казалупенко. Лицо на нем красное.

СЦЕНА СЕДЬМАЯ

Проходит около двух недель.
Вечер, но еще не стемнело. Большой влажный сад на участке Кайтова. На столе кипит двухведёрный самовар. За столом сидят Кайтов, Найтов и ДэНизка. Они уже очень долго пьют чай с сухарями. Чехов отдыхает с газетой в гамаке, иногда зачитывая вслух интересные факты.
В небе нудно стрекочет мотодельтаплан – это Марина Михеева совершает ежедневный обход вверенной ей территории.
Из далека, со стороны свинарника, доносится душераздирающий поросячий вопль. Кайтов спичкой подталкивает по столу пойманную улитку. Найтов иногда что-то записывает в небольшую тетрадь.

ДэНизко. А скажите, Найтов, есть ли у вас сейчас в Болгарии интересные писатели, ну, которых читать не скушно?
(Найтов улыбается и готовится что-то сказать)

ЧЕХОВ (медленно). Я знаю только одного стоящего болгарского писателя, и зовут этого писателя – Найтов!

НАЙТОВ. Браво, Антон! А как давно я не был на Родине!
Вообще-то у нас сейчас мало читают. Люди с головой погрязли в бизнесе. Культурных людей становится всё меньше. Нация вырождается, умирает.

ЧЕХОВ. Ну, с этим понятно, а какими темами вы сейчас трудитесь?

НАЙТОВ (нетвердо). Разбой, каннибализм… ну и меценатство.

ДэНизко (недоверчиво смотрит на Чехова). Тот крякает и отворачивается. Кайтов уходит и через некоторое время возвращается с лукошком сосновых шишек.

КАЙТОВ. Какое глупое все-таки у нас правительство.

ЧЕХОВ (оживленно). Вот-вот, я всегда об этом твердил.

КАЙТОВ. А шли бы вы, Антон, в президенты.

ДэНизко (смеется). Чехов – президент. Кстати, (обращается к Чехову) а зачем вы сегодня ходили к председателю свинофермы?

ЧЕХОВ. Да я тут это…

Из кустов выходит Пабло. В руках у него двустволка и коробка из под апельсин, за поясом колышек. Пабло одет в майку и черные джинсы. На ногах – сандалии.

ПАБЛО. Вставайте, друзья, пойдем дельтаплану собьем. Надоел уже. С утра шумит. И вот с этим не пойму чего делать.
(показывает в коробке хмурого ёжика)

ЧЕХОВ. Отдайте его мне, я хочу его мяса (смеётся). Да, вы, Пабло настоящий охотник!

ПАБЛО. Я такой. Только ноги у меня очень болят. Ходить мне стало совсем трудновато.

КАЙТОВ. Стрельбу по воздушным судам отставить! Животное немедленно отпустить.

(Пабло замечает лежащую на столе колоду карт и, в надежде быстрой наживы, предлагает перекинуться в буру. ДэНизко без лишних слов соглашается)

ДэНизко (К Чехову). Так, зачем же вы ходили на свиноферму, милейший?

ЧЕХОВ (торжественно). Друзья, я давно хотел сообщить вам, что некоторая удивительная тайна, которая меня занимает уже долгое время, скоро будет раскрыта!

КАЙТОВ. Венчаетесь?!

ДэНизко. Как это красиво, как по-старомодному! Вот это я понимаю – культура!

ЧЕХОВ. Нет-нет, что вы! Я женат, и давно венчан! Нынешнее мое дело имеет строго научный характер!

НАЙТОВ. Позвольте угадать! Это таинство опороса? Нет? Секрет изготовления холодца? Нет?! Ну, сдаюсь.

КАЙТОВ. Охрана прав животного?

ЧЕХОВ. Понимаете, имя пока вам я сообщить не могу, но дело чрезвычайно интересное, чрезвычайно. Вы даже и не подозреваете, какой все-таки удивительный человек проживает рядом с вами!

НАЙТОВ. А—а-а, Маккински? Да вы уже говорили.

ЧЕХОВ. Да, извините, а про Маккински я вам наврал. Извините.
(все удивленно повернулись к Чехову)
(Чехов смущенно) Ну, я сделал это для отвода глаз.

ПАБЛО. Между прочем, тому кто обманывает, господь может вырвать язык. И глазное яблоко.

КАЙТОВ. (бойко) А у нас таких полно. Удивительных-то. Вот Пабло, например, тоже удивительный. Он на фронте раненый. Контуженный субъект. А на отшибе живёт Азим Ганджикасиев – «Пасечник двадцать первого века» - так он себя величает, цыгане опять же возле леса присутствуют. А Пан Чернобров-Заидзе? У него вон - дедушка под паровоз кинулся, тёща в котловане утонула, а жену его, он тут рассказывал, недавно ветром унесло, как он рассказывает!

ЧЕХОВ. Это чертовски интересно расскажите-ка мне про него еще чего-нибудь.

НАЙТОВ. Всяко бывает. Да. Мне кажется, что пан еще тот фантазер и сочинитель…(зевает). Я, например, никакой его жены вообще не видел.

КАЙТОВ. Скучно пану, вот и громоздит что попало. Никуда не годятся его рассказы. А жаль.

ДэНизко. Мне сегодня приснилось, что я смотритель маяка и на море разыгралась буря. В дали в мучениях гибнет большой пассажирское судно. Я нахожусь на верху и подаю разнообразные сигналы тонущему кораблю и вдруг, маяк от удара огромной волны вздрагивает и начинает заваливаться в пучину… Я в ужасе обрушиваюсь в море и соль лезет мне в лицо!

КАЙТОВ. Соль в глаза! Соль в глаза! Это такой заговор есть против гаишников, что б они тебя не остановили для проверки.

НАЙТОВ. Ваш сон толкуется запросто, как два пальца. Маяк, это мужское половое достоинство, корабль, соответственно, женщина. Обрушение маяка – сами понимаете. Не завидую я вам, дружище, незавидую. Проще говоря вам - не дадут! (смеется)

ДэНизко (изумленно). Но как же так, позвольте! А кому ж тогда, дадут, как вы говорите?

НАЙТОВ. А пану Черноброву! Он удачлив и, к тому же, по всяким маякам не лазает, в отличии от вас!

Из-за яблоневых деревьев появляется майор Казалупенко. Он в замасленной плащ-палатке.

КАЗАЛУПЕНКО. Здравья желаю, господа артисты! Как проживать изволим? Я смотрю, вы тут не скучаете!

ЧЕХОВ. Скучать нам не к лицу, товарищ жандарм.
(наливает и подносит Казалупенко водки)

КАЙТОВ. Каковы имеете успехи по следственным делам? Говорят вы в этом смысле большой дока и выжига.

КАЗАЛУПЕНКО. (выпивает) Ух, хороша стерва! В лучших традициях российского офицерства! Успех придет, в упорстве наша сила, черт возьми! Следствие зашло в тупик.

НАЙТОВ. В чём заковыка?

КАЗАЛУПЕНКО. Противник опытен и чертовски умеет заметать следы. Но я уверен, что с помощью воздушной слежки мы его на днях засекем. Я уже расчищаю место для засады. Ну, ладно, братики, пойду я. Некогда мне тут с вами меды пить, да рассусоливать. Я человек служебный, но тело мое принадлежит России. Россия – наша Родина! Об этом помнить следует неукоснительно, она кормилица наша!
Ну, я пойду (икает), послужу.

ЧЕХОВ. Ступайте, бравый атаман! (посылает воздушный поцелуй. Казалупенко проворно уходит)

ПАБЛО. А кого он ловит-то? Вора что ль? Так я знаю, где он таится.

КАЙТОВ. Помолчи Пава, пожалуйста, что ты всё со своим вором лезешь? Куплю я тебе рубероида, куплю…
А что, друг ДэНизко, закончился ваш любовный роман? Что-то я смотрю, вы за последние три дня жирку поднабрали.

ПАБЛО. Ну что ты, Кайтов, видишь же плохо человеку. Не приставай, не шуруди душу-то.

Кайтов не отвлекается от своего занятия по дрессировке улитки.

ДэНизко. Он даже не успел начаться…

КАЙТОВ. И все же, дружище, расскажите нам.

ЧЕХОВ. Да-да, премного любопытно.

ДэНизко. Да что тут рассказывать. Я был безумно влюблен в нее. А ночи, какие мы проводили ночи!

НАЙТОВ (задумчиво). Ночи – Сочи. Какая пошлятина.

ДэНизко. (не обращая внимания на замечание Найтова). Я ведь даже собирался на ней жениться!
Кайтов отвлекается от своего занятия, Найтов поднимает взгляд от записной книжки. Пабло тайком сбрасывает три карты. Чехов ставит на стол блюдце и начинает протирать монокль.

ВСЕ. Да ну! Как так? Прелестно! Знаем, как вы женитесь!

ДэНизко. Вот именно. А что же оказалось. Оказалось, что она, курсант - Марина Михеева и, кажется, её бесповоротно увел Пан Чернобров!

ПАБЛО. (Привстает, сбрасывает все карты, садится.)

КАЙТОВ. Она налоговик?

НАЙТОВ. Девушка - зольдат?!

ДэНизко. Милицейский курсант. Прошу заметить, что я нисколько не в обиде на Пана, мы поддерживаем прекрасные дружеские отношения, но я-то вижу, как она на него смотрит!

ЧЕХОВ. Ух-ты, какой сюжет, какая интрига! Сколько чувств. Любовный треугольник, как у Чернышевского, царство ему небесное. Ну и что же ты?

ДэНизко. В душе я уже отверг ее. Я быстро полюбил другую. Я искал утешенья и нашел его. Встречаюсь два раза в неделю, для плотских утех. Исключительно. Чувств у меня больше не осталось. Вот и сегодня пойду.

ЧЕХОВ. Не грусти, гусар!

ПАБЛО. Найдем мы тебе новую бабешку!

ДэНизко. А я и не грущу. А ведь чем интересен человек? Своей реакцией на раздражение, верно?

КАЙТОВ. (неохотно) Ну, верно. А где это ты прочитал такое?

НАЙТОВ (с умным видом). У тебя все очень просто - ты испытал на себе так называемый эффект замещения. Интересно, а кого это ты себе нашел?

ДэНизко. Есть тут. Работает в лоне искусства.

НАЙТОВ. Ага, я кажется знаю!

КАЙТОВ. Правильно, чего страдать, расстраиваться-то? Жизнь прекрасна, етить её в мошонку!

ДэНизко. Обычно я бываю несколько груб с женщинами, им кажется, что я угловат и неотесан, что я беспросветный мужлан, но это совсем не так! Все это происходит от моей природной застенчивости, ведь у меня-то и женщин было - раз-два и обчелся…

НАЙТОВ. Понимаю тебя, камрад!

ПАБЛО. В страдании человек обретает своего железного бога.

ЧЕХОВ. Ты Пава, плетешься в самом, так сказать, кильватере истории!
А ты Дениска осторожней там, на амурных фронтах!

ПАБЛО. Каждый человек это капризное животное, которое всегда можно окоротить.

ЧЕХОВ. Окоротить? Это как? Объясни-ка, любезный.

ПАБЛО. А если я вот сейчас тебя серпом по твоим укромным принадлежностям черкну? Как тогда существовать будешь? А?

НАЙТОВ. Вот-вот, прям как Форест Гамп.

ДэНизко. А все равно, сердце как-то ноет… (вздыхает)

(Приходит Вор. Он немного испуган, озирается. В руке его небольшой саквояж свиной кожи).

ВОР. Майора тут не было? Майор не проходил?

ЧЕХОВ. Как же, был, был. И все искал как будто!
(смеется и подносит Вору водки)
Пей, касатик.

ВОР. Вот спасибо, мне как раз надо (жадно поглощает жидкость.

ЧЕХОВ. Так вот, господа, я не понимаю. Вот объясните мне, пожилому, пожившему уже человеку, так сказать, как может мужчина совершать, извините, половой акт без любви? Ну, понять, конечно, можно, - женщины лёгкого поведения, всё такое, конечно иногда это необходимо, но как можно против своей воли, против желания?!

НАЙТОВ. Но у него же остались кое-какие чувства. Остаточное явление. Любовное похмелье такое. Сами знаете, как это с утра бывает (посмеивается).

КАЙТОВ. Наверняка он за деньги, я уверен.

ДэНизко. Я бы никогда не смог. Эх, Марина… (вздыхает)

ЧЕХОВ. Ну, что вы, господа, как можно!

ВОР. А очень просто! Вот взять, например, мою скромную персону. Работать я не люблю.

ЧЕХОВ. Кто ж любит! Ититская сила!

КАЙТОВ. Дайте же высказаться, не перебивайте, пожалуйста!

ВОР. Да, не люблю и открыто об этом заявляю, декларирую даже. Вот собственно и всё. Как же мне не брать за это денег?

ЧЕХОВ (в ужасе). Вы хотите сказать…

ВОР. Ну да, я прижился. Присосался. Вот, как пиявица эта (указывает на улитку)! И чувствую себя прекрасно. Моя женщина тоже довольна, я сижу дома, и я полон идей.
Вот так!

ЧЕХОВ (ошарашено). Но как можно?! Ведь труд… Многовековое господство мужчин… Это как-то унизительно, неблагородно. Человек обязан трудиться!

НАЙТОВ. Парадокс, но женщина ведь тоже человек!

КАЙТОВ. Один мой знакомый, тоже, кстати, был полон всяческих идей, уволился с работы, ну его за пьянство, погнали, и взял себе, как он говорил «творческий отпуск». Так вот пролежал он два года на диване, пользуясь накопленными сбережениями и, представьте себе, закис! Разжижение воли. Ни на что не годен! А через пол года вообще - печень отвалилась.

НАЙТОВ. Однако, какой смешной случай! Он в самом деле закис? (показывает руками) Или вы это так, фигурально?

КАЙТОВ. Фигурально я, фигурально.

ВОР. А давайте-ка мне еще одну и я пойду. (Чехов наливает). Ох, благодарствую (ловко выпивает рюмку с локтя, незаметно убирает её в карман). Ну, я побежал!

НАЙТОВ. Бывай!

КАЙТОВ. Удачных выходных!

ЧЕХОВ. Заходи еще, дружок. Саквояжик-то не забудь.
(Вор, берет саквояж и быстро уходит)

НАЙТОВ. А ведь тут не маловажен фактор воли, вот один мой знакомый, даже одноклассник - Шура Гусев, постоянно придумывал себе какие-нибудь пытки, тренировал волю – то булавкой палец себе проколет, то спичками рот обожжет, один раз чуть на задохнулся, но в конце-концов воля победила – он решил как можно дольше отказывать себе во влаге – через полтора месяца высохшего стоика обнаружили в его квартире на дне раковины. Вот она вам стопроцентная воля! Каково?

ДэНизко. Да, наверное мне немного не хватает воли. Я не умею бороться за женщину (шмыгает носом).

ПАБЛО. Ну, опять развели тут философию.

Снова слышен истошный поросячий визг.

НАЙТОВ (смеётся). Слышите?! Слышите?! А вы говорите без чувства! С чувством, с чувством! Да ещё с каким!

КАЙТОВ. Эк он её прижал, в самом деле! Полюбовно, ничего не скажешь! (смеётся) Становится в театральную позу и цитирует: « И грех настигал её в самых неожиданных местах!»

НАЙТОВ (смеётся). Неряха с чащей между ног!

ЧЕХОВ. Вы всё смеётесь, а ведь тут плакать в пору! Это вульгарно!

НАЙТОВ. А чего плакать?! Слезами горю не поможешь, а посмеяться всегда полезно. Врачи рекомендуют. Разве вы сами не врач?

ЧЕХОВ. Что ж, пользовал, приходилось, да еще как! Знаете, как зубы драл! (смеется). Но ведь это же совсем другое дело – ваш смех чёрств и циничен. Вы не замечаете, как губите самих себя!
Что-то самовар пустеет, принесу-ка я колодезной.
А знаете, чей это саквояж у товарища Вора был?

КАЙТОВ. Неужели ваш?

НАЙТОВ. Ну а чей же еще!

ЧЕХОВ. Вы будете смеяться, но это так!

ПАБЛО. Так что ж ты, эта, не забрал-то?

ЧЕХОВ. Да, так что-то, знаете ли… шутка… блажь!

В дали слышится отчаянный поросячий визг.

КАЙТОВ. Ну, это вы перегибаете. Природа шутки, я имею ввиду настоящей шутки, сама по себе груба и жестока. Вот Чехов напрасно так с чемоданчиком-то!
Всегда смех вызывают беды и несчастья другого человека. Это так от природы, так устроен человек, и я тут совершенно не виноват. В этом отношении я, например, не понимаю, что означает выражение «дружеская шутка»?

ДэНизко (сокрушенно). Вот и Пан сыграл со мной дружескую шутку.

НАЙТОВ. Говорят, что вы юмористический писатель, Чехов, вот объясните нам, что ж это такое «дружеская шутка»?
Можете?

КАЙТОВ. Секундочку. (увлекая Чехова в сторону) Я давно хотел у вас спросить, вы бы не хотели удочерить семнадцатилетнюю узбечку? (Чехов удивленно смотрит на Кайтова сквозь потные стёкла пенсне)

ЧЕХОВ. Отстаньте, я лучше за водой пойду (уходит).

ДэНизко. Вот если бы мне пришлось уехать из России навсегда, я бы поселился в Турции, сам не знаю почему. Жил бы среди чужих и ничего бы не понимал… (неожиданно закрывает лицо руками). Что я несу! Извините меня, пожалуйста, я столько перенес!
(все замолчали и с удивлением смотрят на ДэНизко.

ДэНизко. Почему меня перестала трогать музыка? Почему мне ничего не хочется? Почему я никого не люблю?!

КАЙТОВ. Ну, вы эти свои уловки коммивояжерские бросьте, бросьте!

КАЙТОВ. А я сегодня малопьющий, мне еще сегодня дедушку мыть…

КАЙТОВ. А каков Пан-то! Вот жучило!

Появляется довольно напевающий Пан.

ПАН. Здравствуйте, господа! Как изволите свой досуг коротать?

ДэНизко (неожиданно кидается на Пана). Убью, убью мерзавца!

КАЙТОВ и НАЙТОВ (азартно подзуживают и хохочут). Давай-давай! Смелей, ребята! Бейте, бейте друг друга! Ура! Пленных не брать! Осторожно, Кличко подкрадывается сзади!

ПАН. Что вы?! Что я вам сделал? Опомнитесь!

ДэНизко. Низкий негодяй, извращенец!

ПАН. Угомонись! Да что с тобой?!

ДэНизко. Удавлю поганца!

(Пан Чернобров бьет ДэНизко коленкой строго в пах, от чего тот охает и, поджавшись, падает)

ПАН (миролюбиво). Ну ты чего, Денизка! Зачем ты так? Ну, что? Мир? Извини, я не сдержался…

ДэНизко. Мир. Прости меня. Эх, зачем я так (корчится).

ПАН. Ну, вставай, вставай… (подает ДэНизко руку, тот поднимается и отряхивается).

(Появляется Чехов, снимает с коромысла два красных пластиковых ведра с водой)

ЧЕХОВ. О! Конфликтуете, друзья? Прекрасно! А я вам тут водички из колодца как раз принес!
В аккурат будет!

(окатывает ДэНизко).

ДэНизко(мычит и стонет). Как холодно!

ЧЕХОВ. За что ж вы его так? Ведь могли бы и убить!

ПАН. Что вы, я аккуратно. И вообще я не хотел, он вынудил.
ЧЕХОВ (к ДэНизко). Ну, что, забияка? Болит? Болит? То-то же! Поделом тебе, шкода. Иди, чайку попей.

ПАН. Да что вы, в самом деле! Мы и не сорились вовсе, так, просто!

ЧЕХОВ. Ну вот и хорошо, вот и славно. Из-за бабы, небось?

ПАН. Да как вам сказать… Вот посмотрите-ка мы все вроде тут умные, вот и Чехов нами, а счастья все равно нет.

ДэНизко. А понимаете, что умные люди никогда не бывают умны, ой, то есть, счастливы…

ПАН (к Найтову). Говорят, вы в молодости прекрасно пели?

НАЙТОВ. Да было дело, баловался я как-то вокализом.

ПАН. А спойте что-нибудь, а?

НАЙТОВ. Да что-то не хочется. Не в голосе я нынче.
(к Чехову) А зачем вы так с саквояжем-то, действительно?

ЧЕХОВ. Не знаю даже, нашло что-то.

СЦЕНА ВОСЬМАЯ

Кайтов и Найтов в шерстяных шапочках сидят в бане на верхней полке и нахваливают пар. Найтов пьёт минеральную воду. Пабло и Чехов сидят на улице за столом.

НАЙТОВ. Вот как играет в желудке минеральная вода! Жаль Чехов баню не переносит, она б живо его почки на место поставила!

КАЙТОВ (задумчиво). Да ведь у него не почки, а лёгкие.

НАЙТОВ. Ну, какая разница. (Кайтов соскакивает, выходит и возвращается с потной бутылкой шампанского)

НАЙТОВ. А можно разве шампанское употреблять в бане? Кровь разве не закипит? Вот, говорят, случай был – космонавты падали с орбиты и клапан какой-то там у них выбило, и у них кровь вскипела и глаза потрескались – еле потом откачали.

КАЙТОВ (лениво). Это, вероятно, от несвежих продуктов – пока корабль с пищей к ним долетит, пока разгрузят, то-сё, пятое-десятое…

(Чехов, раскладывающий в это время за столиком в саду пасьянс, услышал в бане хлопок, и, бросив карты, спешит на звук)…

Кайтов в бане разливает шампанское в бокалы, и мужчины выпивают. Дверь в открывается, на пороге Чехов, его пенсне запотели. Не успев что-либо сказать, Чехов падает в обморок. Мужчины затаскивают писателя в баню, затворяют дверь и разливают остатки шампанского. Через несколько минут Чехов приходит в себя и грустно раздевается. Неуверенно прикрываясь, Чехов пытается залезть на лавку. Кайтов кидает ему свежую простынь и предлагает шампанского. Чехов утвердительно кивает и Кайтов открывает вторую бутылку. От хлопка Чехов вздрагивает.

ЧЕХОВ. Этот взрыв мне напоминают о войне.

НАЙТОВ. Вы что же, любезный, участвовали в боевых действиях?

ЧЕХОВ (серьезно). Вовсе не обязательно для этого участвовать в сражениях. Я фильму видел, а в ней все как взаправду.

Кайтов и Найтов смотрят на Чехова, покрывшегося крупными каплями пота. Чехов продолжает.

ЧЕХОВ. Показывали солдат в какой-то песчаной стране, так им после таких хлопков руки и ноги отрывало. Фильм назывался «5-я рота».

НАЙТОВ. Может не пятая, Чехов?

ЧЕХОВ (задумчиво). А может и не пятая. Да не в названии дело вовсе. А каково на войне-то, а!? Сурово, плотоядно!

НАЙТОВ. Война это грязь и праздник! Познавательно разглядывать мертвецов. Человек без жизни такой смешной!

КАЙТОВ (смеётся). Всё это группа «Мираж» и оптический обман зрения!

НАЙТОВ (смеётся.) И тут, железными шагами (показывает какого-то Вия) входит тяжкий дух Карла Цейса! (кричит) Не вижу! Поднимите мне веки!

КАЙТОВ. И мою маленькую веру! (шлепают ладошками как реперы и смеются)

ЧЕХОВ. Вот бы я на вас посмотрел бы на мертвых, полюбовался!

НАЙТОВ. А ты лучше посмотри на моего мертвого болгарина!

КАЙТОВ. И на моего мертвого болгарина!

(Кайтов и Найтов кривляются и хохочут)

Выбегают голые из бани и, толкаясь, лезут в большую бочку с холодной водой. Чехов суетится на пороге с полотенцем.

ЧЕХОВ. А как вы познакомились, ведь, судя по вашим шуткам, вы выходцы из Болгарии? Габрово? Слынчев Бряг?

НАЙТОВ. (выпрыгивают с Кайтовым из бочки, растирают друг друга полотенцами) Ну почему сразу Габрово! Это невыносимо! Почему когда люди слышат слово Болгария, они сразу начинают думать о красных перцах и подмигивать, мол, а славно вас турки пятьсот лет драли? Из Дмитровграда я. Дмитровградский. А юмористы из Габрово это еще хуже вашего Райкина и как там его, ваш главный современный, армянин какой-то? Короче, невыносимые мужланы! (страдает лицом)

КАЙТОВ. (тихо Чехову) Он очень не любит габровцев.

ЧЕХОВ. (Кайтову) Да-да, это, несомненно.

ЧЕХОВ. Извините, Найтов. Не хотел обидеть. Но я, например, очень люблю кушать перцы и пить бренди, это оздоравливает.

НАЙТОВ. Я не смирюсь! Ослы бездарные! А ведь это у нас Кирилл и Мефодий буквы для вас придумывали, корячились!

ЧЕХОВ. Что вы говорите!? Вы только подумайте! (Кайтову) По-моему, он опять перебрал с острым. С утра чеснок кушает.

КАЙТОВ. А я сам Софийский.

ЧЕХОВ. Красивый городишка.

КАЙТОВ. Мы познакомились с Найтовым в порту. На дредноуте.

ЧЕХОВ. Вот как? Очень интересно.

КАЙТОВ. Я служил там матросом. А Найтова направила редакция писать статью про нашу черноморскую армаду. Ну, мы, конечно, познакомились, зашли ко мне в кубрик, распили жбан ракии, я ему много всякого порассказал. А когда мы восстали ото сна, дредноут наш под командованием Дичо Узунова был уже далеко от берега. Так и прожил у меня Найтов в кубрике два месяца, тут уж поневоле сдружишься, показать ведь я его никому не мог – трибунал на месте. Вместе, можно сказать, вахту несли. Был у нас мичман Глинка, замечательная фигура, доложу я вам! А как он играл в сику!

ЧЕХОВ. Да, поучительная история, героическая.

КАЙТОВ. Ну, а Найтов всегда в Россию стремился. Любил её за что-то. Ну, я вместе с ним и поехал. Русский-то мы еще со школы хорошо знали. Кудряво тут у вас.
Я потому и построил тут дачу.
НАЙТОВ. Я, прежде всего, как настойчивый болгарской журналист, хотел бы исследовать проблему шутки, хорошей русской шутки. Остроту, так сказать, объем… может быть даже проблему вечной шутки… Ведь есть же вечные шутки, как вы думаете?

ЧЕХОВ. Да, это все очень даже может быть.
Но зачем вы так глубоко капаете! К чему вам это?
Между прочим, я тоже постоянно провожу изыскание в области шутки.

НАЙТОВ. А давайте объединим наши исследования, вместе ведь попроще будет. Но если вы мне скажите что Коэльо - хороший писатель, то я вам больше не товарищ!

ЧЕХОВ. Халтура, ититьская сила! (смеётся)

НАЙТОВ. Вот, кстати, разъясните мне вашу пословицу: «Гусь - свинье не товарищ» - ведь так говорится?

ЧЕХОВ. Это сомнительная шутка. Мрачная шутка бендеровца. Приапизм. (усмехается). Правда, Пава?

(Пабло отворачивается)

КАЙТОВ А вот, например, если я скажу «Штурмбанфюрер Хрюкке» - вам представится что-то смешное?

НАЙТОВ. Мне - да (смеется).

КАЙТОВ. А я недавно зашел в подземный переход, почти в центре, и видел, как трое низкорослых мужчин, с плотными испитыми лицами, ритмично двигали руками и работали в три гитары песню «Ты только маме, что в Чечне, не говори» - по-моему, очень смешно.

НАЙТОВ. Да-да, в этом много комичного.

ПАБЛО. Они родину защищали. Они увечные и пропитание себе песней добывают, а вы смеетесь над ратниками – стыдно должно быть.

НАЙТОВ. Но ведь ты же, Пабло, не пляшешь с бубном в переходе.

ПАБЛО. У меня было контузия ладони, это дело другое, я мячиком теннисным себе разрабатывал.

КАЙТОВ. Ты что, Форест Гамп что ли?

ПАБЛО. Какой тебе гамп? Мячик, говорю, мял. Вот так (показывает).

ЧЕХОВ. Вот взять нашего Паву, он, погрязший в нищите и невежестве, разве способен на полнокровную шутку?

ПАБЛО. Это кто там пасть открыл? Ща пенсне в два кармана положишь!

ЧЕХОВ (тихо). Чуть что, так сразу пенсне в два кармана положишь.

КАЙТОВ. Это у вас в стиле «богатые шутят»! Знаете, как раньше в журналах было: «физики шутят», ветеринары там всякие пошучивают, стеклодувы, бортники…

(Нйтов принимается что-то фиксировать в записной книжке).

ЧЕХОВ. Ты типичный гоголевский тип, Пабло. Вот ты покупаешь себе - телефон, пять пар носок, раз в четыре года и этим нестерпимо счастлив…

ПАБЛО. Что–то печенку все крутит, к дождю, что ли?

ЧЕХОВ. Да что же вы все жалуетесь, как баба? Примите мочегонное, в конце-то, концов!

ПАБЛО. Неужели поможет?!

КАЙТОВ А что вы все, Найтов, пишите?

НАЙТОВ. Да, вот, все пытаюсь название придумать для юмористической повести.

ЧЕХОВ. Очень любопытно, а про что повесть? Расскажите, так вам легче будет.

НАЙТОВ. Да я повесть еще не написал пока что, хочу для затравки пока название, а потом мясца на него нарастить, бекон и филей, так сказать. Нас так учили!

ЧЕХОВ. Помилуйте, но это же не профессионально! Так никто не делает! Так нельзя!

КАЙТОВ. (передразнивает смешным голосом) Если вы хотите быть профессионалом - не делайте так. Так никто не делает. Нельзя.

Найтов наливает в стакан кетчупа и разбавляет его из графина холодной водой)

ЧЕХОВ (недоуменно). Что вы делаете?!

КАЙТОВ. Это он так сок томатный производит.

НАЙТОВ. Именно. А еще лучше, когда есть под рукой острая аджика.

ПАБЛО. Дайка-ка, попробую твоего сусла (берет и делает крупный глоток). Гадость какая техническая! Как будто мазут кушаешь!

ЧЕХОВ. Это тебе, Пава, не вожатых в пионерлагере пялить (смеется).

ПАБЛО. Откуда знаешь? Кто тебе рассказал, Чех?

ЧЕХОВ. Я все знаю! (грозит Пабло пальцем)

КАЙТОВ (шепотом Чехову). На самом деле Найтов никакой не болгарин, он родился в Томске. Окончил Тюменский Литературный Техникум.

НАЙТОВ (возбужденно). Ну разве можно было представить десять лет назад, что человек теперь никак не может обходиться без своего беспроволочного телефона!

ЧЕХОВ. А я вот могу, запросто могу! Вот смотрите!

(Вскакивает, зажимает свой странный телефон в двери бани и с силой тянет. Раздается хряск, телефон разваливается на куски).

НАЙТОВ. Браво, Антон! (аплодирует).

ЧЕХОВ. Вот видите, друзья, я абсолютно свободен! Почти как Пава.

ПАБЛО. Такой предмет попортил, дурень. Деньги только перевел.

КАЙТОВ. Тем более что вам никто никогда и не звонил. А Пабло вообще, телефона не имеет… Замечательно обходится. Завидую.

ЧЕХОВ. Да, техника сейчас далеко шагнула. Невозможно.

НАЙТОВ. Взять вот хотя бы технику интимных отношений, немцы опять впереди всех, вся эта анальная бижутерия, кожаные человечки, куни-куни…

ЧЕХОВ. Ну, положим, все это и раньше было…

НАЙТОВ (изумленно). Неужто было?! Представить себе не могу!

ЧЕХОВ (грустно). Да-да, еще как было. Ну, да ладно…
Вот мы тут сидим – пьем, едим, жирно проводим время, а ведь кругом столько несправедливости, грязи, гастарбайт вон за холмом опять что-то мастерит!

ПАБЛО. Ну, завел опять свою шарманку. Скушно.

ЧЕХОВ. А ты Пава трудись! Трудись и не будет тебе скушно. Никто не желает трудиться!

НАЙТОВ. Ну, я например, читаю книги, занимаюсь литературой, так сказать, высоким… Ну, иногда мне дают встречные женщины.

КАЙТОВ (смеется). Правда все реже и реже.

НАЙТОВ. Не правда! Все чаще! И к тому же в большинстве это иногородние студентки. Я считаю это хорошим признаком.

ЧЕХОВ. Вон, у нас тут неподалеку, чувствуете, свинарник функционирует? Так вот там, в котловане, мне сказал надежный человек, свиные туши сотнями гниют. Ну, они болеют, дохнут, а потом мертвых зверей не закапывают, а просто сваливают в яму и хлоркой немножко присыпают. А ещё сторож там бандитские труппы свиньям скармливает, а вы говорите прогресс, свобода!

НАЙТОВ. Не чувствую связи что-то…

ЧЕХОВ. А потом это мясо попадает на московские прилавки!

КАЙТОВ. Круговорот веществ в природе! Из грязи в князи, так сказать! Законная пищевая цепочка!

НАЙТОВ. Она едят нас, а потом мы их – все очень просто!

ЧЕХОВ. По-вашему это забавно, да?

НАЙТОВ. Очень.

ПАБЛО. Эх, щас бы шашлычка разжарить с лучком, да под беленкую!

ЧЕХОВ. Эх, Пава! Какой ты все-таки дикий православный!

ПАБЛО. Мое туловище любит, что б пища была жирная и веселая. А на пшене я запросто гибну.

ЧЕХОВ. Вот вы, Найтов, писатель, написали бы статью в газету – это ведь злободневно, да и имя бы себе сделали, это ведь сейчас так просто – разочаруйте гламур, как говорится!

НАЙТОВ. Нет, я ж не сатирик. Куда мне в гламур-то. Убьют еще. Там знаешь, какие жуки возятся!

ЧЕХОВ. Да, там скарабеи такие шары катают, закачаешься!
А давайте немного пофилософствуем, друзья? Ведь ты любишь философствовать, Пава?

ПАБЛО. Все идут куда-то ногами и ищут выгоду. Вот такая у меня философия. И опять у меня твои философы рубирой покрали.

КАЙТОВ. Так забор надо было ставить, Пабло. Забор первая вещь в хозяйстве, это улавливать надо!

ЧЕХОВ. И что ж у тебя все воруют и воруют! Ты несчастный человек! А несчастный человек должен философствовать, это его крест такой.

ПАБЛО. Я всю жизнь тружусь, значит, философствую. Даже детей себе не завел. Чужие девушки меня редко любят. Я от труда не успеваю опомниться!

Появляется майор Казалупенко.

КАЗАЛУПЕНКО. Дачникам мой физкульт привет!

ПАБЛО (хмуро). Здравья желаем.

НАЙТОВ. И наше вам здравствуйте!

ЧЕХОВ. Добрейший вечерок, полковник!

КАЗАЛУПЕНКО. (к Пабло) А и ты здесь! (к Чехову) А я тебе звоню, звоню! Батарейка что ли села? Бабка Таисья вчера вечером опять песеголовца возле свинарника наблюдала, так что поговорить нам с тобой есть о чем.

ЧЕХОВ. Ай, не хорошо, не хорошо…

КАЙТОВ. А они свой телефон по дурости раскурочили.

НАЙТОВ. О, у майора опять секретная миссия!

КАЗАЛУПЕНКО. А ведь завтра, товарищи, полнолунье! Но, чур, что б все спали! Я лично буду производить обход и каждую хату проверю! (смеется).

НАЙТОВ. Это противозаконно, майор! Это вторжение в личную усадьбу…

КАЗАЛУПЕНКО. А к тебе лично загляну, бобер!
Все, отбой. Пошел я. Дел по горло.

НАЙТОВ. Да…

КАЙТОВ. А кого он там все выслеживает?

ЧЕХОВ (сумрачно). Да, завелся тут один… рыщет…

НАЙТОВ. Не уж-то оборотень? Их же всех истребили после революции!

ПАБЛО. Так вот кто у меня материал таскает, зараза!

ЧЕХОВ (приободрившись). Эх, слаб, слаб человек! А вот было бы славно, если бы человек мог читать мысли животных или передвигать взглядом предметы. Ну, или хотя бы летать.

ПАБЛО. Я бы тогда передвинул свой участок поближе к реке, это оздоровило бы меня. А летать человеку нельзя, озорство выйдет. А вчера воробей – первейший хищник, укроп у меня вытоптал, а жена говорит, что это я. А я и не пил вчера даже.

ЧЕХОВ. Женщина существо ненадежное. Бросай ты свою бабу, Пашенька.

ПАБЛО. Человеку одному жить нельзя, богом не положено. Вон, утицы и те в гурт сбиваются и муравей один не может никак. А без бабы в хозяйстве нельзя, подспорья не будет.
Да и запью я без бабы, затоскую.

ЧЕХОВ. Ты ведь Пава, в школе, небось, глупым был, неусидчивым? Наверняка пошалить любил и курил на переменах?

ПАБЛО. Было дело. И за это сильно страдал.

ЧЕХОВ. А теперь наверняка мучаешься одинокими припадками сатиризма.

ПАБЛО. Чего?

ЧЕХОВ. В культуре, говорю, смыслишь?

ПАБЛО. Знаю, знаю (убежденно). Куру надо есть руками. Бабу под руку справа держи, потому как слева у меня подразумевается сабля. Делов-то!

ЧЕХОВ. Ну, ешь, конечно, разве я тебе запрещаю?

ПАБЛО. Вы все думаете, что все можно взять за деньги, вы труда чужого не цените, а значит и своего не любите!

ЧЕХОВ. А вот тут ты, Пава, возможно прав. В самую, так сказать точку!

НАЙТОВ. А что разве еще не все тут у нас продается? Очень жаль, я бы взял чего-нибудь такого, женского, худенького…

КАЙТОВ. (мечтательно) А я бы просто полежал бы рядом с женщиной. Обнял бы и лежал, закрыв глаза…

ПАБЛО. Ишь, как кровосос-то разгулялся, пошаливает, сволочь! Я вчера на чердаке в ящике спал – всего объели!

ЧЕХОВ (хмуро). Что-то голова у меня побаливает (ощупывает).

ПАБЛО. Ты, эта, того, не серчай на меня, за то, что я тебя бутылкой-то по темечку… Я ведь зла не хотел, просто уставший был очень.

ЧЕХОВ. Эх, Пабло, Пабло…

ПАБЛО. А память у меня звериная. Все добро помню, черт побери.

(внезапно)
Вот ведь как смешно выходит, ведь раз уж я ввязался в жизнь, так что и не обессудь теперь, одно только и остается - изволь существовать и кормиться, и нуждишку претерпевать! И холодом меня природа истязает, как хочет, и хворь внутренности гложет! Надо было мне себя скорее маленьким убивать – пока счастливый рос…

ЧЕХОВ. Да, такая вот, Пава, арифметика.

(Пабло обнимает Чехова и начинает тихо плакать)

Кайтов и Найтов осторожно уходят.

ДЕЙСТВИЕ ДЕВЯТОЕ

Проходит три дня.
Действие происходит в доме Пана Черноброва. На улице прохладно.
Дом просторен. Обстановка весьма обыкновенная: взгляду посетителя почти не на чем остановиться. В камине компактно догорают слабые дрова.
В гостиной на стене, между картин, висит старинная ножовка - причуда Пана. В углу большой диван, посреди комнаты камин, рядом столик и два кресла. День сырой, дождливый. На полу шкура большого животного.
К гостиной подходит нарядный Пан Чернобров.

ПАН (бормочет). Не нужно искать толковых инженеров там, где их нет, и, заметьте, никогда и не было! А почему?! А потому, что толковый инженер, живущий в моей фигуре, сам всё что надо найдёт и придёт к добрым людям! Привет, ребята! (распахивает дверь и входит в помещение, но в комнате светло и тихо, а на кровати храпит ДэНизко.

ПАН (озадачено). Дом я, что ли перепутал?

ДЭНИЗКО (в ужасе просыпаясь). Ты кто, морда?

ПАН. Как это кто! Я заслуженный инженер, хожу по деревне, могу антенну приладить (смеется).
Ты что, Дениска, не узнал меня? Здравствуй!

ДэНизко. Ах, да, это ты Чернобров… (почесываясь). Как бы тебя использовать?

ПАН. Дениска, Дениска, как я счастлив сегодня! Скажи, ведь ты не обижаешься на меня, друг?

ДэНизко. Нормально. Все, нормально… Я просто уснул тут немного. Сопрел, заспался.

ПАН. А где же все?

ДэНизко. Ушли куда-то, скоро будут.

Входят Пабло и озябший Чехов в желтом ватерпруфе.
Чуть позже заходят Кайтов и Найтов, оба в пуховых платках и докерских шапочках.

ПАН. Здравствуйте дорогие товарищи!

КАЙТОВ и НАЙТОВ. Привет, привет! Чего звал? Чего затеял?

ЧЕХОВ. А я сегодня на рыбалку хотел, а потом передумал.

ПАБЛО. Да говорю ж тебе, не будет сегодня клева! Луну-то видал?!

ПАН ЧЕРНОБРОВ (снимает со стены ножевку). Вот, видите, господа, эту ножовку? Посмотрите!

ВСЕ. О! Да! Да! Забавная вещица! Антиквариат! Тонкая работа!

КАЙТОВ. Выпиливаете гладью? (смеётся).

НАЙТОВ. Так называемый, «Лобзик Антон» (смеётся).

ПАН. Говорят, что это ножовка моего прадеда, он с ней всю Россию исходил! Золотые руки, великий мастер был! Какой хочешь мог дом поставить, а сколько бань срубил, а столов, стульев, буфетов и комодов сколько смастерил - и не перечесть! И все вот при помощи этой вот ножовки-кормилицы. Я не хвастаю, так всё и было. Первоклассный работник!
(сдувает с ножовки невидимую пыль).

ЧЕХОВ. Да, знатная пила.

ДэНизко. Однако, какой мелкий зуб, вы
подумайте! (любуется)

ПАБЛО. Да, теперь человек кормится только с помощью компьютера!

ЧЕХОВ. А не выпить ли нам, друзья, чего-нибудь эдакого!

НАЙТОВ. Я завсегда, мне можно, я ж не болен.

КАЙТОВ (потирая ладошки, с озорством в голосе). Ну, что ж, надо, так надо! Не отвертишься, как говорится!

ПАН. Господа! Господа! Прошу вас, послушайте меня, я хочу сообщить вам нечто очень важное!

КАЙТОВ. Ну-ка, ну-ка.

НАЙТОВ. Что у вас?

ПАБЛО. Говори дело, Пан Чернобров.

ЧЕХОВ. Слушаем-с.

ПАН. Простите мое небольшое волнение, но это действительно для меня очень важно! Дело в том… Получается так… Простите…
В общем, я сделал Марине Михеевой предложение! Мы полюбили друг друга.

КАЙТОВ. Ну?!

НАЙТОВ. Вот так ход!

ЧЕХОВ. Какой неожиданный и интересный ход! Я бы даже сказал глубокий, подземный! Браво, браво Максим! Ликуйте, христиане!

ПАБЛО. О, как вышло! (разводит руки)

ПАН. Ну, поздравляйте же меня, друзья!

ПАБЛО. А дайка я тебя, Максимка, стисну!

ДэНизко. Вы настоящий мужчина, я, конечно, это давно подозревал, но думал, все-таки, что вы не отважитесь!

КАЙТОВ. Ну, храбрец, держи краба!

НАЙТОВ. Дайте-ка поцелую беднягу! Эх, прощай, педрила-мученик! (смеется). Кстати, а она-то согласна?

ПАН. Да, да! Тысячу раз да! И по этому поводу я хотел бы организовать мини-банкет, шведский стол эдакий!

НАЙТОВ. Вот это дело! Вот это я понимаю!

КАЙТОВ. Солидно. Это дело надо как следует осмыслить!

ЧЕХОВ. Ну, что ж, обмыть мероприятие никогда не вредно!

ПАН. А ещё по этому случаю будет веселый салют! Я накупил множество фейерверков!

ПАБЛО. Ура! Ура! Ура! (смеется). А петарды есть?

ПАН. Есть, есть!

ЧЕХОВ. Это, должно быть, встало вам в копеечку?! (качает головой)

ПАН. Ну, что вы! Как можно считать! Ведь такая радость!

НАЙТОВ. Верно, верно! В такой день вы можете позволить себе все! Все!

ЧЕХОВ (задумчиво). Понимаю, понимаю. Надо же какая приятная неожиданность.

ПАН. Вы мне немножко поможете, друзья?

ПАБЛО. Не вопрос, старичок! Пойдем, салют скорей наладим!

ЧЕХОВ. Тебе бы только из пушек палить, зольдат.

ПАН. У меня есть в баре несколько бутылок прекраснейшего напитка: дагестанский пятилетка!

ДэНизко. Несите, несите, возрадуемся!

Пан Чернобров открывает дверки мини-бара, достает искомое, наливает.

ПАБЛО. Ну, (шумно выдыхая), совет да любовь!

Все галдят и чокаются.

ЧЕХОВ. В этот вечер позвольте мне разливать и ухаживать за гостями, а вы, пан, отдыхайте, наслаждайтесь!

(входит нарядная Марина Михеева)

ПАН (целует ее). А вот послушайте, Мариночка какой мне сегодня сон привиделся – Я качаюсь в гамаке и кушаю дыню, у меня по пальцам сок струится, и тут выходит, собственно, из-за дерева капитан Флинт с попугаем и говорит: «Вставай, скорей, пошли за мной!». Мне конечно страшно, но я смеюсь: «Занят я, видите, дыню кушаю!». Тогда он начинает раскачивать гамак и кричит: «Теперь я тебе точно не покажу, где золото я зарыл! И гореть тебе вечно в огне!»

ДэНизко. Хм… какой забавный сон! Вы были напуганы?

МАРИНА МИХЕЕВА. Ребята, а кто такой этот капитан Флинт?

КАЙТОВ. О, это большой человек, большой!

ДэНизко. Лиходей морской, каких немного!

НАЙТОВ. (к Михеевой) Вы что, действительно выходите за муж?

МАРИНА МИХЕЕВА. (тихо) Мне кажется, что я полюбила этого человека. Он очень добрый (отходит).

ЧЕХОВ. А что вы Пан не пьете? Пейте, пейте! Ведь день-то какой! Давайте-ка вот этот стаканчик хряснем за ваше здоровье! (наливает помногу)

НАЙТОВ. Совет да любовь, голубки!

(Кайтову) Быстрая штучка, далеко пойдет!

КАЙТОВ. Да, согласен, бюст у нее кормовой. Таких еще поискать! (показывает, смеются)

(в дверь заглядывает маниакального вида старичок)

СТАРИЧОК. Извините, вы не подскажите как мне тут эта…

КАЙТОВ. Пошел прочь, рухлядь, не видишь, у нас тут праздник!

НАЙТОВ. Ну, зачем ты так, я, пожалуй, дам старичку выпить… (наливает рюмку и уводит старца). Пойдем дедушка, я тебе все сейчас покажу…

СТАРИЧОК. Давай, давай сынок, поскорее…

КАЙТОВ. Пан Чернобров, Пан Чернобров, а ну-ка давайте выпьем за вас и вашу прелестницу!

ПАН. Я с радостью, друг!

ЧЕХОВ. Пей да дна, пей до дна! Ай, молодца!
Дай-ка я тебя поцелую! (Пан Чернобров пьет и шатаясь садится на диван)

НАЙТОВ. М-да… Смотрите-ка, а Пан наш, того, надрызгался!

ПАН (тихо). А мне все кажется, что когда я в уборной, то из меня часть души уходит. Так, глядишь, к старости весь и выйду, кончусь (удручающе вздыхает).

НАЙТОВ. А ведь тонко подмечено, тонко.

ДэНизка. Не грусти, Максим! Все женятся!

НАЙТОВ (тихо напевает). I want to break free…

ЧЕХОВ. (присаживается к роялю и начинает подыгрывать) Oh how I want to break free!

(продолжают петь)

КАЙТОВ. (приплясывая). Чудесно, чудесно, а давайте-ка исполним гимн самцов?

ПАН (запинаясь). Я, кажется, напился.

ЧЕХОВ. Сегодня, можно. Праздник ведь!

ПАН. Эх, почему люди так безучастны друг к другу? Почему ваши лица так суровы? Почему вы так редко улыбаетесь и шутите?

Все замолкают и смотрят на Пана.

ПАН. Кругом столько цинизма, лжи и насмешек, а так ведь хочется простой человеческой искренности… не говоря уж о большем…
Простите, что-то мне немного грустно стало… Простите, друзья!

МАРИНА МИХЕЕВА. Так мы же и так веселимся!

НАЙТОВ (громко выкрикивает). I don’t want to live alone, hey!

ДэНизко. А скоро Пабло там салют уже приладит?

ЧЕХОВ (поет громко, с чувством) So baby can’t you see! - I’ve got to break free!

Входит Казалупенко, лицо его украшено красной кожей.

КАЗАЛУПЕНКО. Мариночка, наслышан! Поздравляю! Счастье-то какое! Отличный, отличный выбор! Какова стать, а? Кавалер с большой буквы! Его б в десантуру! А где же наш везунчик?

КАЙТОВ. Пан весь исхлопотался, и на радостях его сморило. Вот же он!

КАЗАЛУПЕНКО. Вот молодец! Я поздравляю, поздравляю! Говорю тост - Я желаю вам, чтобы сразу после свадьбы на вас было совершено нападение. Пусть в темную-темную ночь на вас нападут желание и страсть. И вы никогда не сможете от них отбиться! (хохочет)

НАЙТОВ. Давайте, за здоровья брачующихся!

Пан Чернобров пытается встать и обнять майора, но это ему не удается.

ПАН ЧЕРНОБРОВ (жалобно). И я хочу за здоровье!

МАРИНА МИХЕЕВА. Не надо больше, ты и так красивый.

ЧЕХОВ. Пускай порадуется, такое только раз бывает!

НАЙТОВ (к Казалупенко). Как продвигается ваше расследование?

КАЗАЛУПЕНКО. Все движется согласно распорядку. Споймаем вора, не уйдет. Куда он денется с подводной лодки?! (хохочет)

НАЙТОВ. Ну, дай-то бог, Андрюша! (крестит майора).

МАРИНА МИХЕЕВА. (Найтову). А верно говорят, что болгаре – отменные любовники?

НАЙТОВ. Это не ко мне, это к Кайтову – он коренной болгарский матрос, он это дело тонко знает, а я писатель, не досуг мне.

ЧЕХОВ (наклоняется к Пану). Вот вы, Пан, имеете раскидистые брови, ростом вышли и плечи у вас завидные, можно сказать, что вы красивы, не так ли?

ПАН. Так-то так, да счастья я не вижу. А вот видишь, какой я радостный был!
(что-то еще бормочет и заваливается на диван и засыпает)

НАЙТОВ. Господа, хочу признаться, что я врун! (хохочет, все галдят и веселятся)

КАЙТОВ. Да, ты, я смотрю, уже набрался подлец!

ЧЕХОВ. А что, имеет право! Давай споем, майор!

НАЙТОВ. Выйдешь бывало на площадь с мольбертом, разложишь кисти, достанешь масло… Ведь тут же придёт какая-нибудь усатая баба, усядется на ящик, выложит товар и всё вокруг заплюёт семечками! Скажу вам по секрету, что я русский! Русский! Русский – это звенит гордо!(смеется)

МАРИНА МИХЕЕВА. Не смешно, ни грамма!

ЧЕХОВ (тихо). Я грустно сижу в остывающей бане…

НАЙТОВ. Это ваш знаменитый Пушкин? Я не большой знаток, да и любитель тоже.

ДэНизко (Кайтову). А вы дружок, как коротает свой единоличный досуг в городе? Вино? Женщины? Интернет?

КАЙТОВ. Ну, даже и не знаю как сказать вам, всё у меня в кучу порой сбивается…

В комнату вбегает Пабло.

ПАБЛО. Господа-товарищи, там уже салют начинается, сейчас все запалю! Идите же скорее смотреть!

Все возбужденно выходят. Остаются Казалупенко, Чехов и Пабло.

КАЗАЛУПЕНКО. Только я замер в предвкушении жизни, как уже состарился. Глядь, седой уже по пояс! Вот глянь! (задирает рубаху и густо смеется)

ПАБЛО. Ишь ты, как разжирел на казенных-то витаминах!

ЧЕХОВ (к Казалупенко). Убери, убери! Какие твои годы, старичок! Того и гляди, скоро до полковника дослужишься!
(наливает ему)

КАЗАЛУПЕНКО. Тут дослужишься! Премного благодарен, барин! (козыряет, пьет).
Ух, как валит с ног стерва, напиток в лучших традициях российского офицерства!

ЧЕХОВ (к Пабло). Ты ступай, ступай теперь к ребятам. Они, небось, заждались, я здесь приберу и выйду к вам.

(Пабло суетливо выбегает).

КАЗАЛУПЕНКО (отрыгивая). Да только одно скажу я вам - сердцем Мариночка-то стерва! Истинная стерва! Эх, хорошего мужика ведь никогда не видела… А огурцы ваши, это, сегодня были положительно хороши!
(заглядывает в зеркало) Отставить! Стареть приказа не было! (щелкает каблуками)

С улицы доносятся крики, звуки хлопушек и визг ракет, Казалупенко пошатываясь, выходит.

Чехов остаётся сидеть в кресле. В углу, на кровати, разбросавшись, лежит Пан Чернобров. Он тяжело храпит.
Чехов осторожно снимает со стены ножовку, подходит к Черноброву и отпиливает его деревянные ноги. Пан кряхтит и, не открывая глаз, тревожно нюхает воздух. Затем отворачивается и бормочет. Чехов бросает отпиленные ноги в камин, садится в кресло и потирает озябшие руки. Закуривает папиросу.

ЧЕХОВ. Вот, что я называю хорошей шуткой (усмехается).

Помешивает кочергой угли. Огонь в камине постепенно разгорается.

ЗАНАВЕС