Плявать : Шерсть.

Из кухонного шкафчика, в котором раньше лежала посуда, выпала жестяная банка из-под зеленого чая... Упала, звякнув о холодный дощатый пол, и покатилась в угол - к окну. Я стоял в шортах с сигаретой в руке, босые ноги мёрзли на холодном полу. За окном тихо падали большие лохматые снежинки, плавно танцуя под одиноким фонарём. Прохожих на улице почти не было, пробежала дворовая собака, окна в доме напротив почти все спали, звёзд было мало, было одиноко и грустно, кот сопел на сложенных коробках. Я докурил сигарету, потушил в раковине и выбросил окурок в пакет с мусором. Я поднял банку из угла, желая кинуть её в след сигарете. Спать не хотелось, не смотря на то, что на улице стояла глубокая северная ночь. Последняя ночь в этой квартире- мне было страшно ложиться. Да и бельё я всё сложил в коробки, оставив только покрывало и старое зелёное одеяло из шерсти. Томас не смотря ни на что, крепко спал, словно сторожа упакованные вещи. Завтра вещи заберут грузчики, отвезут всё на вокзал и отправят в след мне на поезде. Андрюха обещался проследить завтра за всем. Позвонил сегодня мне в 8 вечера и сказал, что придёт вечерком выпить на прощание, посидеть последний раз. Ничего не оставалось, кроме как согласиться, хотя пить не хотелось. Сидели мы не долго, я сказал что- то о том, что спать мне надо, что если он не уйдёт, то я не уеду и прочее-прочее. Было не удобно, когда он в коридоре жал мне руку и всё говорил, что рад за меня, что обязательно приедет, когда я устроюсь в Москве. Я смотрел на его румяную пьяную физиономию, в его большие детские глаза, полные искренней радости и обнял его, изо всех сил чуть не заплакав. Андрей был единственным моим другом, он не считал меня занудой, как большинство, всегда поддерживал меня и просил, чтобы я почитал ему свои рассказы. Он слушал, почти не дыша, разинув рот и никогда не перебивал меня вопросами. После он сидел с минуту и говорил: \"Да, отец... Ну, ты дал\". Я любил его как брата и знал, что на него я могу положиться абсолютно во всём. На похоронах Кариши он плакал не меньше её матери. А я так и не смог выдавить из себя ни словечка, ни слезинки. Отец Карины потом, когда пьяные \"гости\" расходились, так зло посмотрел на меня и сказал сквозь зубы: \"Не уберёг\". Андрей крепко обнял меня за плечи и повёл домой, не говоря ни слова. Сквозь рык, рыдания, стоны и всхлипывания я проклинал бога, проклинал себя, дьявола, Каришу, Андрея. Я переломал всю мебель в комнате. Андрей стоял в коридоре и смотрел на меня грустным взглядом, а когда я с пеной на губах кинулся на него, он просто меня крепко- крепко обнял своими могучими руками. Он прижал меня и не давал мне шелохнуться, вначале я брыкался и что- то выкрикивал, а потом просто плакал ему в грудь. Так я и уснул- в его объятиях...
Я потряс банку и удивлённо попытался открыть её. Железная банка видимо кучу времени не открывали... Подняв с пола гвоздь, я открыл проклятую крышку, об которую чуть не сломал все ногти. Крышка отскочила со свойственным металлическим хлопком, и я улыбнулся... Радость быстро перетекла в грусть. Я сел на треногую табуретку за стол и вытряхнул содержимое жестянки на журнал... Выпала бумажка типа \"Ризл\" и зелёный чай типа \"Шишка\". После её смерти я не курил. Пальцы быстро вспомнили привычное ранее дело, и совсем скоро я курил самокрутку. Я пошёл в коридор и взял спящего кота на руки и потащил на кухню. Спросони Томас не въехал, что собственно творится, и вдыхал направленно выдыхаемый в его морду дым. Окончательно проснувшись, он выпустил когти и вырвался из рук. Запрыгнул на подоконник и потянулся с хрустом, выгнув спину. Потом сел и начал как-то несвойственно для него быстро намываться. Картина моего накуренного кошара развеселила меня и я начал смеяться. Томас тем временем понял, что с ним что- то не так и мяукнул. Я положил окурок в банку, и выбросил её в мешок. Подойдя к коту, я начал смотреть на снег, что падал на карниз окна. Снег казался необычайно красивым и тёплым. Снег - бесшумный подумал я и погладил Томаса. ОТ прикосновения кот вздрогнул и сорвался с подоконника и неловко грохнулся на пол, сел и посмотрел мне прямо в глаза. Я сел рядом с ним и хотел взять его на руки, но кот как- то аккуратно увернулся, давая понять мне, что он просто посидит рядом. Ладно, подумал я и растянулся на полу лицом к нему. Томас отрубился у тёплой батареи, а я лежал и смотрел в окно на волшебный танец зимы.
Я думал обо всём, кроме того, что меня ждёт. Я подводил черту в своей жизни, финишную черту. Завтра старт - завтра новая жизнь. Я думал в основном о Коринке. Вспоминая, как вчера последний раз ходил на её могилку, купив её самые любимые лилии. Погода была солнечная и морозная, что часто бывает в январе на севере. Я положил цветы на холмик, стряхнул снег с фотографии и поцеловал её. Долго смотрел на неё, прощаясь. Потом смёл снег с лавочки, сел, достал водку и хотел было уже отхлебнуть, но скрип калитки отвлёк и испугал меня. Тихонько, прикрыв скрипнувшую калитку, зашёл отец Карины. Меня он словно не видел, молча постоял напротив её памятника, развернулся и ушёл не оборачиваясь. Мне хотелось вскочить, догнать его и окунать его лицом в снег, пока не он задохнётся. Я почти вскочил, но посмотрев на фотографию, сел. На меня смотрели добрые карие глаза, она улыбалась и на щеках у неё были ямки, кудрявые каштановые волосы были распущены. Именно такой она была, когда я с ней познакомился. Я бы всё отдал, чтобы она не погибла тогда на дороге, и всё бы отдал, чтобы погибнуть тогда вместе с ней. Пока не приехала скорая, а приехала она только через сорок минут, я держал её на руках, боясь положить на ледяную дорогу, В скорой сказали, что она умерла мгновенно. А я всё время держал её на руках, боялся даже посмотреть на неё и молился Северной звезде, которая одиноко светила на небе, став свидетельницей смерти Каришы.
За окном разыгралась пурга, и снежинки кружились вихрем в оранжевом свете. В этом свете я увидел Её. Она спокойно смотрела на меня, потом улыбнулась и её лицо разлетелось на сотни снежинок, продолжавших свою пляску. Я пошел в комнату, прилёг на скрипучий деван, накрылся шерстяным зелёным одеялом и уснул. Во сне я разговаривал с Каришкой, она говорила мне что - то приятное, своим тёплым спокойным голосом, потом она поцеловала меня в губы, выпустила мою руку и ушла в танцующий миллиард кристально белых пушистых снежинок. Она благословила меня, заполнив пустоту своим теплом, она отпустила меня, обогрев своей благодатью. Под утро приполз Томас, лёг мне на лицо и заурчал - наглая скотина...