Француский самагонщик : Как я чуть не помер

Посвящается Кысю
----------------
Вообще-то я практически не болею, хотя жизнь веду абсолютно нездоровую. Работа в основном сидячая, к тому же нервная. Курю так, что не замечаю, как пепельница заполняется. Иногда закурю, гляжу – а в ней уже дымится только что закуренная. Ну и мудак же, думаю я тогда про себя. Алкоголь потребляю регулярно – и по профессиональной необходимости, и из любви. Питаюсь – с утра кофе, в течение дня кофе, вечером, перед сном, – мясо, причем много. Спортом не занимаюсь, если не считать автогонок на выживание по московским пробкам. А вот поди ж ты – не болею. ПТС, сиречь похмельный токсический синдром, это да, это бывает. Но ПТС в зачет не идет.

Нет, в детстве, конечно, всё было – бесконечные тонзелиты, бронхиты, фарингиты… Но после ликвидации ненужных органов – миндалин с аденоидами – и окончательного созревания органов нужных, то есть где-то класса с седьмого, – как отрезало.

Я не хвастаюсь, гордиться тут нечем. Не моя это заслуга. Это мне Бог дал. Тьфу-тьфу.

За последние двадцать лет болел дважды. Первый раз – умудрился подхватить грипп. Вызвал врача. Пришел участковый терапевт, зачуханный мужчинка средних лет, почему-то сразу проассоциировавшийся у меня с грязноватыми валенками и пахучим тулупчиком, хотя на самом деле одет был нормально. Сел за стол, спросил, на что жалуюсь. Я говорю:
– Грипп, наверное.
Он говорит:
– Ага.
И сразу начал больничный выписывать и рецепты. Ближе, чем на два метра, так и не подошел. Оставил всю писанину на столе, велел явиться через три дня и ушел. Перед уходом, правда, задал странный вопрос:
– Зубы у вас как, в порядке?
– Да нормально, – отвечаю.
Он почему-то нахмурился и ушел заметно огорченный.

Мне потом объяснили: этот труженик стетоскопа на самом деле был не совсем врач. Был он ученый, кандидат меднаук, и кропал докторскую. И была у него идея-фикс, она же тема диссертации, что все болезни – от зубов. Дескать, если зубы плохие, то сопротивляемость организма понижается, и возрастает риск заболеть чем угодно – от ангины до опущения матки, если, конечно, таковая наличествует. На участок он пришел на полгода – год, чтобы подсобрать статистику. И всё у него шло успешно, что, в общем-то, естественно: дело он, как участковый терапевт, имел с людьми больными, а плохие зубы в нашем климате не такая уж редкость. Как бы то ни было, статистика подтверждала теорию, а я ему эту статистику немного подпортил, вот он и расстроился.

В общем, тогда я проболел легко и даже не без удовольствия: температура на следующий день нормализовалась, чувствовал себя нормально, а пробалбесничать неделю было вполне приятно.

А вот второй раз – это было что-то. Именно тогда, лет пять назад, я чуть лыжи и не отбросил.

Было так. Вечером, по дороге с работы, вдруг прошибло потом и дышать стало трудно. Кое-как доехал до дому – жрать не хочу, просто с души воротит. Ночью кошмары какие-то идиотские снились. Утром снова весь в поту. И душно, душно… Кофе сварил, пью безо всякого удовольствия, пытаюсь закурить (для меня первая затяжка под глоток кофе по-турецки – лучший момент дня) и не могу.

Малька испугался. Температуру померил – еба-а-ать, под сорок! На работу, естественно, не поехал. Лег, лежу. Потею, как в бане. Потом вдруг – холодно стало, знобит, трясет всего. Снова термометр под мышку. Блядь, тридцати шести нет.

И так весь день, каждые два – три часа, то жар, то озноб. И не хочется ничего. Вообще ничего. Совсем. Ну поссать-посрать если только. С работы звонят, ценных указаний требуют, я их только на хуй посылаю.

Жена с работы пришла, засуетилась, накормить пытается, а я – не могу.
– Что ж ты, – говорит, – врача не вызвал?
– Да ну, – говорю, – само пройдет, я ж в принципе здоровый…

К вечеру шея заболела, с левой стороны, под челюстью, в том месте, где когда-то миндалина была. Утром, чувствую, стал я асимметричным. Пощупал там – точно, вздулось. И болит, не остро, но противно как-то. А состояние всё то же, температура скачет, как призовой жеребец, и хуёво до невозможности. И ощущение такое, что курносая тут где-то, рядышком, только и это похуй.

День так прокантовался, вечером жена сказала, что я мудак, но вдовой она становиться пока не хочет и завтра сама мне врача вызовет.

Приходит опять участковый терапевт. Теперь это средних лет и маленького росточка женщина.
– Ну, – говорит, – давайте знакомиться, меня зовут Зоя Анатольевна.
Вот, думаю, счастье-то, а вслух:
– Очень приятно.
– На что жалуетесь?
Ну, пожаловался я ей на всё как есть. Эта добросовестно к делу подошла: горло посмотрела, простукала меня, послушала. Молчит, смотрит на эту мою гулю на шее. Вдруг спрашивает:
– Ходите быстро?
Я, по временной неадекватности, наверное, думаю: что это она имеет в виду? Ходьбу как таковую или отправление, что называется, естественных потребностей? От выражения «сходить по-большому» или там «ходить под себя». И вообще, на хуя ей это надо? Высказывать недоумения, впрочем, не стал. Ответил деликатно:
– Нормально хожу.

Снова молчит. Потом забормотала:
– Что же это такое?.. Никогда такого не видела… Двадцать лет практики…
Я спрашиваю:
– Доктор, а это не рак?
Посмотрела на меня с интересом и – хуяк холодными своими и твердыми пальцами мне по гуле! Я аж ойкнул, а она:
– Что, больно?
– Да больно, конечно, – пыхчу, – вы бы полегче как-нибудь.
– Нет, – говорит, – тогда, значит, не рак. Рак не болит.

Опять призадумалась и, наконец, решила:
– Вам, – говорит, – необходимо показаться хирургу. Сегодня что, пятница? Значит, принимает с двух часов. К двум и приходите, прямо в триста пятнадцатый кабинет, я вас запишу. Хирург у нас в поликлинике очень хороший. Да, оденьтесь потеплее, когда пойдете, и шею шарфиком шерстяным замотайте – на улице холодно.
И ушла.

Делать нечего, помаялся до без чего-то два, оделся, поехал. На машине поехал – не пешком же туда переться и не на автобусе тем более.

Захожу в триста пятнадцатый, там сидит за столом этот хирург. Молодой мужик, с коротким густым ежиком на голове, лба почти нет, шеи совсем нет. Цепка золотая в палец толщиной. Рукава закатаны, руки как у мясника, пара перстней, на фалангах левой руки выколото: В И Т Я. Конкретный такой хирург. Листает как раз мою карточку или как она там называется.

Посмотрел на меня, потрогал мою гулю – довольно мягко, надо признать – и давай что-то писать. Я интересуюсь:
– Ну что, доктор?
– Что-что, – бурчит, не отрываясь от литературного процесса. – Требуется хирургическое вмешательство. Госпитализировать вас будем.

Почему-то я к такому повороту морально готов не был.
– А нельзя ли, – спрашиваю, – пока как-нибудь амбулаторно и… это… медикаментозно?
– Нет, – говорит, – нельзя. Была б сегодня не пятница, можно было бы. А раз сегодня пятница – нельзя. Мало ли что с вами за выходные может произойти.
– А что, – спрашиваю, – может произойти?
– Летальный исход может произойти, – отвечает он четко, как отличник на экзамене.

Видимо, в этот момент у меня как раз произошел очередной скачок температуры, поэтому от дальнейших расспросов я воздержался.

Он дописал свою бумажку и дал ее мне.
– Это, – говорит, – направление в больницу. Больница номер такой-то, находится по адресу такому-то. Это в Гольянове. Приедете – идите в приемный покой, там всё сделают. Да не тяните, принимают они круглосуточно, но чем скорее приедете, тем лучше.
– Не понял, – говорю, – мне туда своим ходом, что ли?
– Нам вас возить нечем, – отвечает. – Ничего, доберетесь.

Странно, думаю, то летальный исход, то в ебеня своим ходом…

Ну ладно, позвонил жене на работу, госпитализируют меня, говорю, диагноз – абсцесс нижней челюсти, резать будут, в больницу добираться самостоятельно. Жди, орет, я срываюсь, через час буду, соберу тебя.

Приехал домой, машину поставил, думаю: а как я туда поеду? Сам – далековато, не доведу в таком состоянии… Позвонил на работу, попросил прислать машину часам к шести.

Прилетела жена с кучей пакетов, стала меня собирать. Сумка получилась почти неподъемная. Жратвы немерено – слышала она, как нынче в больницах пациентов кормят. Котлеты какие-то пожарила, колбаса, сыр плавленый, хлеб, помидоры с огурцами, яблоки, банка компота, банка кофе растворимого, сахар… Венцом всего – баночка черной икры. Мне на всё это глядеть невозможно, но спорить сил не хватало.

Плюс – носки-трусы-тапки, мыло-паста-щетка и проч. и проч. Плюс сигареты, три книжки и радиоприемник.

Приехал мой шофер Коля. Ну, с Богом! Жена всплакнула…

Доехали до больницы, нашли приемный покой. Коля уехал. Захожу, сую в окошко свою бумажку, получаю жетончик и тащусь вместе с сумкой на первичный осмотр. Мама дорогая! Больница эта оказалась специализированной по челюстно-лицевой хирургии, и пациенты тут, особенно в пятницу вечером, – ну о-очень специфические. О, эти рожи! Кто смотрел кино «Имя розы», тот поймет. Это ужас неописуемый, причем у меня тут – страшнее, чем в фильме, потому что все вдобавок побитые, порезанные, окровавленные, синие… И пьяные, само собой. И все они – в очереди на первичный осмотр, и все они острые, а я не острый, я хроник, мне велено сидеть в коридорчике и ждать.

Апофеозом стало появление пациента в наручниках в сопровождении двух вооруженных ментов. У этого, как мне показалось, рожа была вообще снесена начисто.

Сижу, страдаю. При этом прикидываю, как я буду смотреться в палате с этими харями со своей черной икрой, компотом и котлетами.

Очередь до меня дошла только около одиннадцати. Сумку, пыхтя, втащил в кабинет, несмотря на протесты медсестры, что не положено. А что мне ее, в коридоре с этим контингентом оставлять?

Сел в кресло. Врач – молодой мужчина интеллигентного вида, только замученный сильно, почитал мое направление, посмотрел гулю, потрогал, спросил меня как и что, снова почитал направление, покрутил головой и принялся что-то писать. Смотрю – рецепты. Один, другой, третий.
– Вот это, – говорит, – будете принимать по такой-то и такой-то схеме. Вот это – просто три раза в день после еды. А это – для компресса. Компресс делать так-то и так-то.
– Позвольте, – говорю, – а госпитализация? А хирургическое вмешательство? У меня, что же, не абсцесс нижней челюсти?
– Они там в районных поликлиниках совсем охуели! Какой, блядь, абсцесс?! Что тут резать?! Банальный лимфоденит, пройдет в три дня! Уроды… Ладно, идите, счастливо вам. Надя, давай следующего.

Вышел я на улицу. Двенадцатый час. Район глухой, ни одной машины не видно. Потащился куда глаза глядят. Ёбаная сумка по ногам бьет. Минут через двадцать доплелся до другой какой-то улицы, по которой хоть машины ездили. Поймал частника, приехал домой.

На следующее утро, в субботу, жена сбегала в аптеку, притащила всё прописанное. Всё прошло за три дня, как и было сказано. Без следов.

А черную икру я единолично сожрал в ту же субботу, только вечером. Под коньяк. Аппетит вернулся.