Немешев Марат : У нее был друг.

У нее был друг. Пожилой, плохой художник. Он зарабатывал портретами на набережной. Ему удавались такие портреты, на них клиенты выходили чуточку утонченнее, пропорциональнее и глубже, чем были на самом деле. Особенно хорошо получалось выражение глаз – он всегда старался передать ее взгляд.

Вечером, когда он возвращался домой с мольбертом в сером чехле и коробкой с кистями, она уже ждала его. Целовала долгим влажным поцелуем в губы и скрывалась в спальной. Он молча раздевался. Расшнуровывая высокие, английские ботинки, вертел головой до хруста в шейных позвонках. Вначале проходил на холодную, темную кухню. Смахивал со стола крошки на пол и долго пил из чайника холодную, пахнущую тухлыми яйцами воду. Утолив жажду, наливал полную кружку и пил уже не торопясь, маленькими, брезгливыми глотками. Остатки выплескивал в два цветочных горшка на подоконнике. Пыль на давно не крашенной доске клубилась пушистыми облаками. Он шел в спальную.

Мятое покрывало прятало ее тщедушное тело. Лишь длинные золотистые волосы, разбросанные по подушке, выдавали ее присутствие. Он щурился и раздевался до белья. В этот раз стул не выдержал веса одежды на спинке и с мягким, гулким стуком упал навзничь. Он не стал его поднимать и откинул простыню. Обнаженная она улыбалась ему и стыдливо прикрывала грудь рукой, при этом совершенно не заботясь о разведенных в стороны ногах. Смотрел несколько секунд, ложился рядом и накрывался покрывалом с головой. Ткань взбугрилась осенним прибоем, из-под нее выглянула рука, которая бросила на пол его смешные, ситцевые трусы.

Громко посопев, замолкнув затем, захрапел. Она сразу же вынырнула наружу. Оделась и села на табурет. Лишь только он улыбнулся во сне, она ушла.

Троллейбус остановился возле нее случайно. Из него вышел последний пассажир, и водитель собирался уже закрывать двери, как она запрыгнула на ступеньку. Салон был пуст, коричневая обивка сидений дышала полной грудью, расправляла плечи, сгорбившиеся от тяжести трудного дня. Она вошла в кабину. Водитель выключил радио и закурил. Курил, вел железную коробку по опустевшим улицам, не останавливаясь возле редких, качающихся пешеходов, которые махали рукой, а затем, плюнув, разворачивались и шли совсем в другую сторону.

Она села водителю на колени, ему пришлось бросить руль, чтобы она пролезла. Докурила его сигарету. Выдохнула колючий дым между его обветрившихся губ. Сплела руки замком у него на затылке…

Двери открылись. Она вышла, он уехал в ночь, не обернувшись. Асфальтная тропинка вела ее к морю. Звезды падали и падали, с шипением сгорали в спокойном море, застыли в изысканном па на небесном паркете. Она шла и смотрела на три звездочки, которые не потухли в воде. Три звездочки, медленно плыли, перекликаясь друг с другом. Три звездочки, не мигая, смотрели на нее. Не выдержав их взгляда, отвернулась.

Девушка шла по губам. Брег и море страстно целовались, попеременно проникая друг в друга, а она шла по их губам. Босиком, старалась ступать сильнее, чтобы следы были видны подольше. Но море слизывало их, стирало память. Девушка чуть подпрыгнула, выдернув ногу из мокрого песка – из пятки сочилась кровь. Девушка отошла от моря и села на камень.

Она подошла к Девушке:
– Иди домой, он такой же, как и все. Будут другие. Возможно, лучше.
– Такого, как он не будет никогда.
– Ты станешь другая.
Они взяли по камушку и бросили в воду. Три звездочки моргнули, услышав всплеск – она улыбнулась.
– У меня есть вино. Может, я и, правда, забуду его?
– Открывай.
Они пили вино, целовались, купались нагишом, занимались любовью на сухом, как это вино, песке, кричали, пели, вновь целовались, закинули пустую бутылку на небо, танцевали на большом, горбатом камне. А потом Девушка убила ее. Задушила, обхватив тоненькую шею длинным золотистым локоном. Она смотрела на Девушку, Девушка смотрела на нее. И в ее взгляде Девушка увидела свой взгляд. Такой же, как на ее портрете. Девушка попросила нарисовать этот портрет подслеповатого художника на набережной, а потом подарила своему парню, водителю троллейбуса.

Девушка ушла с пляжа, а она осталась лежать на спине и разговаривать со звездами. В ее глаза падали слезы звезд. Ее звали Одиночество.