Шырвинтъ* : Соколиный Сглаз

Соколиный Сглаз
( подлинная история американских индейцев)

Осенний Жмур

Стылым промозглым утром вождь ирокезов по имени Осенний Жмур проснулся в прекрасном расположении духа. Первым делом он позавтракал ногой неизвестной птицы, которую вчера вечером собственноручно подстрелил из лука у себя над вигвамом, запил трапезу отваром из зверобоя и багульника, а потом закопал Топор Войны, положив, тем самым, конец многолетней кровопролитной войне.

Топор Войны, который вот уже много лет висел на кожаном ремешке у входа в жилище и являлся ярким напоминанием о давней вражде с племенем гуронов, представлял из себя, помимо всего прочего, угрозу для здоровья не только самого вождя, но и всего племени в целом.

С тех пор, как вождь пристрастился к Огненной Воде, которую завезли в его страну бледнолицые псы, он часто впадал горячку и, в порыве бешенства, норовил загубить души родных и близких при помощи этого острого культового предмета. А еще он постоянно бился об Топор Войны, своей наполовину лысой, головой, которая никак не хотела вырабатывать условный защитный рефлекс от встречи с грозным оружием, постоянно болтающимся у входа.

Захоронив Топор Войны и неистово попрыгав над ним на рыхлом бугорке, Осенний Жмур начал собираться в дорогу. Из расшитого крупным бисером мешка он достал Трубку Мира, несколько клыков от убитого две зимы назад медведя гризли, золотой самородок в форме лосося и парочку замечательных светловолосых скальпов. Преподнести все эти ценные вещи, а также раскурить Трубку Мира, Осенний Жмур собирался с вождем племени гуронов Ясным Уем, с которым состоял в давнем геополитическом конфликте, доставшемся в наследство еще от их дедов.

Жена вождя Тяжелая Скво по случаю важных дипломатических инициатив мужа, при помощи воска и, вошедшей в индейскую моду, новой краски индиго, сделала ему прическу «Мирный Ирокез», приладила ему к ушам новые клипсы из лисьих хвостов, приторочила к седлу фляжку с Огненной Водой (чтобы не скучать в дороге) и, спешно облобызав руку, поспешила по своим неотложным хозяйским делам обратно в жилище.

Немного стоит остановиться на именах наших героев. Свое имя, страдающий странной формой дальтонизма, Осенний Жмур получил потому, что с наступлением осени, когда вся природа вокруг становилась ярко оранжево- желтой сильно жмурился от ее великолепия и впадал в лирическое настроение, сочиняя стихи и новые гимны для своего племени. С окончанием осени дух музы покидал вождя, оставляя его с базедными, полными печали, округлыми глазами и суицидальной меланхолией в душе. А Тяжелую Скво звали так лишь только потому, что Осенний Жмур не мог ее поднять, хотя с другими женщинами он обращался легко и небрежно, подбрасывая и придавая им любые пластические позы в период адюльтеров, приходящих на смену лирической золотой поре.

Закончив приготовления, Осенний Жмур вскочил в седло, отхлебнул из фляжки глоток Огненной Воды и, произнеся слово «Хмук», что на языке индейцев значило «За мной», пришпорил скакуна в сторону Страны Белых Снегов. Вслед за ним устремились четыре отважных воина, до зубов вооруженные луками, стрелами, томагавками, а также новенькими, добытыми в боях с бледнолицыми псами, винчестерами, сверкающими новенькой латунной отделкой на фоне их могучих краснокожих спин.

Ясный Уй

Нельзя сказать, что индейцы не разбирались во времени. Просто мерили его по старинке. Они хоть и имели в своем арсенале часы, снятые вместе со скальпами с живых и мертвых бледнолицых псов, но что это такое, до конца так и не разобрались. Сначала они делали из них клипсы, наслаждаясь ласкающим слух тиканьем странного прибора, но когда измаялись от этой непосильной для ушей тяжести, попрятали их в свои расшитые бисером мешки до лучших времен, а время продолжали считать по старинке; зимами, лунами, днями и полуднями, хотя разведка докладывала, что эти блестящие украшения служат именно для измерения времени.

О том, что до прибытия Осеннего Жмура осталось пол дня Ясному Ую доложила разведка, которая засекла отряд с Большой Скалы через волшебное стекло. О том, что вождь ирокезов едет с миром, стало понятно не только по отсутствию у него за поясом Топора Войны, но и по мирной прическе, сверкающей в естественной природной зелени веселым голубым пятном и, своим вызывающим видом, намекающим о миролюбивых начинаниях Осеннего Жмура. Обычно же голова красилась; летом в зеленый цвет, осенью в желтый, а зимой ни во что не красилась потому, что зимой ирокезы всем племенем носили шапки из белого зайца, чтобы лучше было маскироваться.

По такому случаю Ясный Уй отложил важные текущие дела. Он как раз вершил судьбу двух, взятых в плен бледнолицых псов, так пока и не определившись, то ли их духам в жертву принести, предварительно сняв скальп, то ли женить на своих беременных, не пойми от кого, дочерях. Но, так или иначе этот вопрос мог подождать и до утра, а пока надо было готовиться к встрече желанного гостя. Почему желанного? Да потому, что пройди еще несколько дней и Ясный Уй, обрядившись в мирные одежды и прихватив с собой дорогие подарки, сам бы поскакал резвым галопом в сторону страны Жаркого Лета. Причины на то были основательные.
Что касаемо имени Ясного Уя, то звали его так потому, что все ему было ясно еще с дорогих подгузников из шкур сурка.

Осенний Жмур

Настоящему индейцу за подвиг всегда полагается орлиное перо в голову. Чем больше перьев – тем больше подвигов. Это даже индейскому коню понятно. Чем больше перьев, тем выше его социальный статус и слаще привилегии. Поэтому настоящий индеец никогда от подвигов не отказывается, а даже ищет их на свою пустую или уже пернатую голову. По дороге в стан будущих союзников отряду повезло дважды. Первым делом, краснокожие воины пристрелили очень редкого барсука, сняли с него шкуру на мокасины для Тяжелой Скво, выдавили из животного очень ценный жир, из которого шаман Уйди Хворь изготавливал целебные лекарства для племени, а из головы сделали смешную маску детям к, наступающему через две Луны, Дню Барсука.

За этот подвиг полагалось перо. Себя Осенний Жмур решил не награждать. И так вся голова в регалиях, когда приходится их надевать по особым случаям. А вот своим воинам, по возвращении домой, каждому пообещал вручить по перу в торжественной обстановке.

Уже на границе племен, проходящей по водному золотоносному водоразделу, отряд Осеннего Жмура поймал двух бледнолицых старателей-браконьеров, занимающихся незаконным промыслом золота на индейских территориях. У бледнолицых псов отобрали намытую породу, круглые тикающие клипсы, оружие и одежды. Поломали о хребет лотки для мытья золота, и хотели уже было принести в жертву духам, но вождь запретил, сказав, что пусть, мол, проваливают к своим и расскажут, что бывает с теми, кто сует свой пёсий нос, куда не следует. А за подвиг посулил каждому воину, включая себя, еще по одному перу.

Самый сильный воин по имени Большой Шалун, предложил еще поиметь бледнолицых псов в извращенной форме, но Осенний Жмур запретил, сказав, что перо за это дело не положено. Большой Шалун настаивал, что он может и без пера, но вождь все равно запретил. И, попинав старателей на прощание ногой под дых, отважные краснокожие воины поскакали дальше по своим неотложным делам.

Соколиный Сглаз

Прибыв в расположение племени гуронов, Осенний Жмур преподнес Ясному Ую ценные дары, и, отослав охрану, уединился с ним в главном вигваме для беседы с глазу на глаз. Вожди выкурили, полагающуюся в таких случаях, трубку мира и принялись обсуждать важную текущую проблему, суть которой была вот в чем.

Еще давно, когда между племенами ирокезов и гуронов не было вражды, к берегу реки Святого Лаврентия причалила пирога с корзинкой, в которой мирно спало краснокожее дитя. Корзина стояла на корме между телами, по всей видимости, родителей ребенка, убитых в спину красивыми стрелами с оперением неизвестного племенного происхождениия. Ясный Уй, который в ту пору еще не был вождем, достал корзину из каноэ, отнес ее на поросший мать и мачехой берег и осторожно развернул тряпки, в которые был завернут мирно спящий индейский младенец. Ребенок проснулся, посмотрел на Ясного Уя хитрыми глазами, засмеялся и на написал ему на голову из своего краснокожего писюна. Ясный Уй на ребенка не осерчал потому, что сам был взрослый, имел много детей, знал их повадки и считал чуваками прикольными, хотя по отношению к найдёнышу он ой как ошибался.

Родителей малыша, предварительно выдернув для экспертизы стрелы из их спин, гуроны похоронили под ясенем недалеко от берега, пирогу спрятали в кустах лозы и, собрав кое какие монатки, принадлежащие семье малыша, поскакали домой. По дороге к дому с Ясным Уем случилась беда: его конь спотыкнулся, наездник вылетел из седла и, ударившись со всего размаху о сосну, лишился чувств и был тут же придавлен крупом могучего животного, которое тоже ударилось о дерево и переломало ноги не только себе, но и хозяину.

Малыш, которого Ясный Уй всю дорогу держал в руках, в дорожном происшествии не пострадал, хоть и отлетел при падении дальше всех.
Коня чтобы не мучился, гуроны быстро умертвили томагавком в темечко, вздернули за заднюю ногу на березку и сняли с него шкуру. Из шкуры сделали красивые носилки и, уложив в них своего будущего вождя вместе ребенком, быстро побежали к племенному шаману для оказания неотложной медицинской помощи. Уже тогда, очнувшись, Ясный Уй заподозрил в детеныше неладное и через некоторое время, когда вокруг малчугана, то и дело, начали твориться всякие мелкие и крупные неприятности, твердо утвердился в своем мнении и назвал ребенка Соколиный Сглаз. Когда, через четыре месяца, шаман гуронов по имени Бумбум снял с Ясного Уя фиксирующие бандажи из крепкой синей глины и сунул ему подмышки буковые костыли, они вместе пошли проведать ребенка, чтобы определить, какой же все таки глаз у него дурной. Левый или правый?

Пока с Ясного Уя не сняли фиксирующую синюю глину, подходить к ребенку, находящемуся на попечении специальной кормилицы-скво по имени Большие Сиськи, у него не было никакого желания. Было боязно еще что-нибудь переломать в своем теле и, не дай духи, в судьбе. И вот теперь, собрав в кулак всю свою волю и крепко опираясь, с одной стороны на костыль, а с другой на плечо шамана Бумбума, он вошел в специальный вигвам для детей, в котором Большие Сиськи откармливала оставшихся без родительского молока, а порой и без самих родителей, малышей.

Соколиный Сглаз лежал в своей люльке и пинал руками и ногами подвешенную, чуть выше на цепочке, тикающую золотую клипсу. Он очень обрадовался Ясному Ую и Бумбуму, заулыбался, завертел веселыми глазками по сторонам и загугукал. Будущий вождь долго всматривался в веселые глазки малыша, силясь понять, какой же все - таки глаз нужно вырезать ребенку острым, переходящим по наследству еще от прадедов священным ножом, рукоятку которого он сейчас сжимал у себя на поясе.

Первый раз в жизни в голове у Ясного Уя не было ясности, а жизнь и племя требовало от него конкретных действий по отношению к ребенку. Отец Ясного Уя вот- вот был готов отдать духам душу, и выздоравливающий воин, фактически уже исполнял функции руководителя племени, а две луны назад, когда отец впал в кому, стал вождем де-факто. То, что в мелких, напавших на племя, напастях, виноват Соколиный Сглаз, не сомневался уже ни один гурон. В радиусе ста шагов от вигвама, в котором находился малыш, плохо стали расти цветы, нестись жившие неподалеку куры, индейцы, проходящие мимо, постоянно спотыкались, у женщин когда ни попадя начинались критические дни, а умные собаки и кошки, вообще обходили это место за версту...
Так и не решив, какой у ребенка глаз дурной, вождь отдал приказ: положить ребенка в каноэ и ночью тихо пришвартовать на другой берег, предварительно хорошенько накормив его из больших сисек Больших Сисек и одеть на шею кулон с его именем. Пусть теперь ирокезы помаются, может быть им, что толковое в их гребнистые головы постучится. Так и сделали.

С тех пор, как Соколиного Сглаза подобрали ирокезы, социальная и культурная жизнь племени гуронов наладилась. На лицах индейцев исчез страх, вернулся в леса пушной зверь, прилетела дичь, возрасли надои крупного рогатого скота, заколосились и налились озимые, зазвучали у вигвамов веселые бубны и варганы. У соседей же все пошло с точностью наоборот.

Шли годы, и пока Соколиный Сглаз не возмужал, его так и пинали на каноэ туда - сюда, устраивая праздник по поводу кратковременного избавления от напасти на левом берегу реки Святого Лаврентия и впадая в депрессию и тревожное состояние на правом, пока мальчонка, наконец, не осознал что на, каком берегу он бы не находился - там всегда плохо.

Не желая больше причинять вред вскормившим его индейцам, Соколиный Сглаз построил чуть выше по течению вигвам и стал там жить отшельником, первое время питаясь дарами, которые оставляли ночью у входа в жилище, специально подготовленные для этого дела, лазутчики, а чуть позже, когда научился бить зверя и бледнолицых псов сам - от даров, как подобает настоящему воину, отказался.
Чуть позже, из-за какого - то мелкого недоразумения племена, до этого некоторое время находившиеся в перемирии, вновь откопали Топор Войны, положив начало многолетнему вооруженному противостоянию, что было очень на руку бледнолицым псам, тоже положившим свои дурные глаза на богатые индейские территории.

В своих бедах индейцы, в первую очередь, винили Соколиного Сглаза, считая его первопричиной всех своих бед и неурядиц, не понимая простой истины, что виной всему Огненная Вода, которую приносили из городов, тихо беременные от бледнолицых собак, молодые индейские скво, отравленные вирусом их безнравственной субкультуры.
В Соколиного Сглаза со всех сторон из засад летели пули и отравленные стрелы, несколько раз поджигался вигвам и даже вытаптывались грядки со специальным табаком для Трубки Мира. Отшельник от того сильно злился и невольно отсылал проклятия в адрес воюющих с ним и между собой идиотов, отчего дела становились еще хуже, и о праздниках плодородия и веселья, как это было раньше, напрочь забыли. Пока, в один из дней, в гости к Ясному Ую не приехал с миром его старый закадычный враг Осенний Жмур…

… Вручив Ясному Ую ценные подарки и разделив с ним трапезу, Осенний Жмур перешел к главному. Он достал из мешка еще один ценный трофей, который его лучшие лазутчики – скальпорезы добыли во время недавнего разбойного нападения на обоз мирных переселенцев.
-Обратное Стекло, - придав голосу зловещий оттенок, промолвил Осенний Жмур и навел зеркало на Ясного Уя.

Ясный Уй очень сильно перешугался, спрятался под шкуры, потом, выскочив из-под них и закричав, выхватив томагавк и чуть было не разнес Обратное Стекло в мелкие дребезги. Но Осенний Жмур вовремя спрятал его обратно в мешок, как мог, успокоил будущего союзника и доходчиво объяснил принцип действия этого зловещего культового предмета. А потом изложил суть, не менее зловещего, коварного плана по истреблению Соколиного Сглаза.

План был очень прост. Обратное Стекло нужно подкинуть Соколиному Сглазу и, желательно, побыстрей. Увидев свое отражение, он непременно сам себя сглазит и быстро сдохнет, не приходя в сознание, в страшных корчах. А когда это свершится, то на земле предков воцарится мир и благоденствие. Женщины опять будут рожать настоящих краснокожих ребятишек, а не какую-нибудь розово - конопатую помесь с дикими повадками и соплями, в леса вернутся бизоны и лоси, насовсем прилетит дичь, а вода в реке Святого Лаврентия сделается Огненной. Так, во всяком случае, науськивал Осеннего Жмура шаман Уйди Хворь перед отъездом.

Пули, стрелы с ядом и копья Соколиного Сглаза не брали, поэтому идея справедливого возмездия и последующие за ней приятные последствия настолько вдохновили Ясного Уя, что он тут же велел своим самым опытным лазутчикам привести зловещий план в исполнение…

Верить индейцу нельзя. Об этом Осенний Жмур знал еще с детства. Поэтому он, отклонив предложение остаться на ночлег, произнес слово: -«Хук», что на языке индейцев означало – «Все сказано и к сказанному добавить нечего» и, позвав Большого Шалуна, велел ему запрягать лошадей в обратный путь. А то, чего доброго, еще томагавк во сне в голову воткнут. Кто их знает, что у них на уме? У гуронов этих…

Чика

Настроение у Соколиного Сглаза сразу же испортилось, когда на следующий день, выйдя утром из своего вигвама, он своим рептильным, как у хамелеона, зрением увидел два солнца. Одно, как и положено, светило на востоке, а другое маячило за спиной на сосне для гигиенических процедур. Стоит заметить, что Соколиный Сглаз был чистоплотным индейцем. На дереве, рядом с вигвамом, у него висел бурдюк с родниковой водой для умывания, и лежали очищенные от кожуры, расплющенные с одной стороны, кедровые палочки, которыми он, макая их в порошок из шкурки сушеного баклажана, чистил зубы. Была у Соколиного Сглаза еще одна гигиеническая сосна, расположенная чуть поодаль от жилища. Под ней, в ямку, молодой воин культурно справлял малую и тяжелую нужду, в отличие от других индейцев, предпочитавших гадить где припрет.

…Осторожно подойдя к сосне для водных процедур, Соколиный Сглаз уставился в свое отражение. Сначала он посмотрел на него одним глазом, опасливо сканируя периметр другим, потом наоборот, а потом, убедившись, что опасности вокруг нет, сфокусировал оба в районе переносицы…

Нельзя сказать, что индейцы не видели раньше свое отражение. Безусловно, видели. Но только в прозрачных горных озерах, лужах и в тикающих клипсах. Но чтобы вот так отчетливо! Это было для них уж очень сильным откровением, не позволяющим быстро расотождествиться со своим поганым образом.

- Эй ты, чечако, вали отсюда пока не сдох, - сказал Соколиный Сглаз своему отражению и тут же схватился за живот, рефлекторно пытаясь спастись от внезапно накатившей внизу резкой боли. Он схватил зеркало и быстро побежал к дальней сосне. Там несчастный воин бросил его в ямку, сверху наделал большую кучу, а потом, наскоро присыпав отходы организма песком и сосновыми колючками, скрючившись, доковылял до вигвама, где и забылся в горячечном бреду.

Спасла Соколиного Сглаза Чика – третья внебрачная дочь вождя Ясного Уя. Чика была единственной индианкой, к которой несчастный воин относился с уважением и зарождающимся чувством любви, и даже подумывал о женитьбе на этом милом создании. Всех же остальных индейских женщин Соколиный Сглаз считал спивающимися блядьми, что, в принципе, было недалеко от истины. Индейские женщины, в свою очередь, тоже Чику недолюбливали. Во первых; потому, что магические пакости отшельника на нее не действовали, и за то, что Чика была кучерявой, в отличие от остальных краснокожих потаскух с жирными волосами и пробором между опухших глаз.

Прическу Чика делала себе сама, наматывая прядки на круглые березовые палочки, смазанные в специальном растворе из простаты белого волка. Секрет свой молодая скво держала в тайне, прически делала вдали от дома на маленьком водопаде, за что и была особо ненавидима женской половиной племени Гуронов, не говоря уже о гребнистых ирокезах.

Почти от новолунья до новолунья Чика возвращала возлюбленного из Страны Темных Духов. Поила его отваром из целебных трав, положив свою кучерявую девичью голову и роняя слезы на захиревшую грудь больного, пела по ночам песни, натирала тело лечебными мазями и ставила очистительные клизмы. И даже сшила Соколиному Сглазу новые красивые штаны с бахромой по всем швам, надеясь обрадовать его подарком к выздоровлению.

Так заложено природой, что индейская, да и не только индейская, женщина всегда приходит на помощь мужчине, даже если тот последний алкаш и гадит где придется. Вернувшись из Страны Темных Духов и восстановив силы, Соколиный Сглаз решил, что дальше так продолжаться не может. Он увел из, изрядно поредевших табунов ирокезов двух лучших скакунов, сложил в расшитый бисером мешок, намытое за долгие годы золото и другие, милые сердцу вещи и, присев на дорожку, предложил Чике стать его женой. Та с радостью согласилась, расцеловала возлюбленного, и молодая индейская семья неспешно поскакала в сторону Страны Белых Снегов искать свое счастье.

- Тьфу на вас, сволочи, - взглянув в последний раз на свою опостылевшую родину, сказал Соколиный Сглаз, когда они с Чикой остановились передохнуть на снежном горном перевале.
- Тьфу, - повторила вслед за мужем его верная жена…

Дон Хуан

Там, за перевалом, на берегу огромного озера, Соколиный Сглаз основал красивый город и назвал его в честь любимой жены – Чикаго. Но потом в город пришли бледнолицые псы и все испоганили на свой лад. Соколиному Сглазу все это не понравилось и он, собрав свою, уже многочисленную к тому времени, семью подался на юг в Мексику. Он в последний раз посмотрел на Чикаго, но плевать не стал. Кто же плюет на свое детище? Только психи.

По дороге в Мексику, Соколиный Сглаз с семьей ненадолго останавливался в гостинице в штате Техас. Там местные негры попятили у него из номера восемь долларов и пачку патронов для винчестера. Отважный воин очень расстроился и, покидая криминальный штат, со злостью плюнул не негров и их хозяев, как бы подводя итог в, проходящей как раз в то время, гражданской войне между Севером и Югом.

В Мексике Соколиный Сглаз переименовал себя в Дона Хуана и основал Учение, которое в последствии Карлос Кастанеда донес до нас в своих умных книжках. Злые языки поговаривают, что по дороге в Мексику Соколиный Сглаз ненадолго останавливался в Нью Йорке. Кто его знает? Может, так оно и было.

Октябрь – декабрь. 2006.
© Шырвинтъ