Наум Н. : Вовка-в-моей -голове

Наш паровоз несётся по снежному полю. Путей впереди не видно. За ночь замело. Хищный клюв локомотива режет бескрайнюю белую скатерть южнорусских степей. Я смотрю, как по обеим сторонам взлетают и падают снежные волны, оставляя в морозном воздухе лёгкую клубящуюся пыль. Пыль искрится и переливается на солнце радужными цветами. Наш паровоз – могучий и быстрый крейсер снежного моря. Затем мой взгляд падает на приборы. Большая стрелка надвинулась на «красное» и, угрожающе покачиваясь, словно указательный палец в назидательном положении, движется дальше и дальше в запредельную опасность.

- Вовк, хорош кочегарить, взлетим к ядреной матери! – ору я в машинное.

- Не дрейфь, братишка! Не взлетим! Котёл у нас германский из крупповской стали! Такой котёл что угодно выдюжит! – раздаётся из машинного его уверенный тенорок.

Я немного успокаиваюсь и на несколько мгновений отрываю взгляд от тревожной стрелки. На горизонте начинают вырисовывать первые холмы – предгорья великих гор, тех гор, у которых наши ребята так ждут патроны.… На холмах появляются чёрные точечки. Точечки быстро растут и превращаются во всадников в диких лохматых бурках. Всадники спешат на перерез. Я слышу звенящее чпоканье – это пули бьются о кованый металл паровоза. Заглядываю в машинное. Из топки раздаётся напряжённый гул. Её разверзнутая пасть напоминает мне улыбку сатаны, внутри пляшут многочисленные язычки пламени. Я вижу его ссутуленную спину. В топку летит одна лопата угля за другой. Невыносимо жарко.

- Вовк, Володь? Может, хватит? Может, остановим это безумие?

- Не дрейфь, не дрейфь, паря, прорвёмся! Не из таких передряг выходили! Щас вот ещё как подкину!

Неожиданно мне кажется, что моя голова это паровозный котёл. В висках и затылке появляется невыносимая жуткая боль. Давление растёт. Я вижу, как стрелка разбила прибор, тянется ко мне…. Сатанинский рот расплывается в гигантской ухмылке. Ба-бах! Давление и боль разрывают мою голову-котёл на части. Всё погружается в кроваво-красный свет.

***
Я открываю глаза и вижу высокий белый потолок. Надо мной склонился пожилой мужчина, он задумчиво теребит козлиную бородку. Увидев, что я пришёл в себя укоризненно покачивает головой и говорит:

- Ну что же Вы, Наум Никифорович, себя совсем не щадите. Третий инсульт за год! Нельзя же так. Ей Богу, нельзя! Стресс и алкоголь? И всякий раз у Вас какие-то истории иль видения, что ли? Помнится в прошлый раз, вы говорили, будто б голова ваша - воздушный шар, или, уж точно не помню, дирижабль? И мужичок какой-то безалаберный с вами летит и всё газом его накачивает и накачивает….

Я обиженно отворачиваюсь к стенке и натягиваю на голову простынь.

- И не надо так обижаться! Я же за Вас радею! Ещё один инсульт и всё! Кроме Вас самих Вам никто не поможет!

Он отдаёт несколько кратких указаний медсестре и, задумчиво шаркая ногами, удаляется к выходу из палаты.

«Кроме меня самого? А куда я дену этого Вовку? Я его звал? Нет, вот на самом деле, Я ВЕДЬ ЕГО НЕ ЗВАЛ!!!» – проносятся в моей голове мысли. Но вскоре усталость берёт своё. Веки становятся тяжёлыми.

***
У обочины дороги лежит огромный пузатый фугас. Верхом на нём сидит мой старый знакомый и копошиться в каких-то проводках. Увидев меня, энергично кивает и делает приглашающий жест рукой.

- Халтура! Разве так профессионалы работают? Щас мы его.… Вот он – беленький!

- Вовк, Володь! Не трожь!!!

- Не дрейфь, не дрейфь, братишка! – слышу я успокаивающий тенорок.

Он достаёт из кармана кусачки.

- Щас мы со всем быстренько разберё