ryazanets : LOVE STORY.

LOVE STORY.

Когда я приходил к своему дружбану Лёхе и встречал ее в засранном подъезде (Лёха жил на пятом, а она - на втором, и я всегда подгадывал зайти в подъезд в тот момент, когда она выходила из дома после обеда (она работала в банке через квартал и ходила обедать к маме)), всю такую неземную, красивую до асфиксии и мурашек по яйцам (вылитая Джина Лоллобриджида и притом – натуральная блондинка), каждый раз у меня случалась мгновенная эрекция с опасным для жизни отливом крови от жизненноважных органов, но я, вместо того, чтобы броситься на неё, сорвать одежды (впрочем, с большой натяжкой можно было назвать одеждами то, что было надето на ней в тот необычайно жаркий октябрь (женщины ещё разгуливали в дегких платьях)), впиться в её пухлые чувственные губы, и оттрахать её тут же, на заплёванных, заваленных окурками и горелыми спичками ступенях, (как я много раз мысленно представлял себе), вместо этого я, испытывая полнейший психологический ступор, боком, как бы галантно уступая ей бОльшую часть узкого лестничного пространства, просачивался между её благоухающим каким-то опизденевающим парфюмом, слегка пышноватым, но оттого ещё более сексуальным, станком и изрисованной местными дрочилами стеной, закрывая своей грудью от её божественного взора пошлые картинки (сюжетно однообразные, но зато наполненные неподражаемо натуралистичными подробностями сексульные фантазии, по-видимому, относились именно к ней, и были выполнены цветными несмываемыми фломастерами, что вызвало при их появлении бурю негодования женской половины населения подъезда и откровенно-сладострастные ухмылки – мужской, а также многочисленные требования к местному ЖЭКу о косметическом ремонте, оставшиеся неудовлетворенными по причине отсутствия денег в разворованной кассе вышеупомянутого ЖЭКа , а потом все привыкли), и быстро-быстро взлетал на пятый, барабанил в дверь (Лёха-скорее-умоляю-мне-срочно-надо-нет-сил-терпеть-а-яйца-разламывало), залетал в совмещенный санузел, запирался и дрочил, извергая фонтан семенной жидкости прямо на кафель над ванной, как сопливый тинэйджер(а ведь я в свои двадцать уже считал себя достаточно взрослым и достаточно искушенным в сексе), а Лёха кричал снаружи без знаков препинания, похохатывая:”Опять блондинку за углом встретил да не мучайся ты выеби её и все пройдёт делов то”, а я сквозь шум воды из ручного душа, смывавшей с кафеля следы моей частично утоленной страсти, объяснял, что не надо опошлять святое и что это любовь и что мне, как порядочному человеку, столько раз (пусть виртуально) трахнувшему её, мне, наверно, придется жениться, на что Лёха, ставя точку в нашей очередной дискуссии о любви и браке, по-философски противоречиво, но в то же время последовательно, заметил:”Может, ты и прав, ведь баб-то - раком до Москвы не переставить, а жена должна быть одна”, помолчал и добавил:”до гроба”, внеся последним уточнением мрачновато-трагическую ноту в драматическую симфонию моей, пока ещё неразделенной, любви.
Дискуссия завершилась, как часто бывало, решением временно прекратить обучение в ВУЗе, и перешла в фазу склочновато-нудного обсуждения вечной проблемы “кому бежать” с последующим вовлечением в перманентную пьянку третьих лиц, а именно Стаса и Вовчика, которые, вызвоненные и незамедлительно отбывшие из скучного уюта родных родительских гнёзд, решили проблему “кому бежать” по ходу следования в лёхину берлогу, где наш Портос-Лёха проживал один-одинешенек, утратив последовательно : маменьку, погибшую в автомобильной катастрофе, дедушку, о котором ничего не могу сообщить, и папашу, умершего в преклонном возрасте “от естесственных причин” (настолько преклонном, что ещё до рождения Лёхи он успел поработать довольно долго торговым представителем СССР в Китае, а туда молодняк не брали; блять, когда же он родился и в каком возрасте заделал Лёху? но мы об этом не спрашивали из чисто дружеской деликатности) и оставившего нашему дружбану трехкомнатную хату почти что в центре на пятом этаже семиэтажки,(которая когда-то даже была почти элитной, а уже во времена нашей студенческой молодости в лёхином подъезде лифт не ходил, ибо был обесточен, поскольку его заебались чинить), и в процессе этой исключительно гениальной (все, что мы тогда делали, было “гениальным” и “талантливым”) вечеринки-мальчишника мои верные кореша, выслушав мой любовный стон, вынесли вердикт: ебать, ебать и ебать, и как можно скорее, причем Атос-Вовчик в заключение очень романтично предположил, что “вскорости она раскроет свои трепещущие половые губы навстречу твоему любящему бескорысно (?) хую и вы заживете долго и счастливо”, на что я спросил, что-то смутно припоминая:”до гроба?”, но не получил ответа от обездвиженного тела, а лишь с трудом расслышал шепот Стаса:”а то блять на хор поставим”, и это было последнее, что я запомнил и вспомнил утром, едва разодрав слипшиеся от ликёра “Вишневый”(???) веки, и начал дико хохотать, потому что тщедушный и краснеющий при слове “пизда” Стас, прошептавший это прощальное заклятие, меньше всего подходил на роль полового террориста-групповика, хотя и был нашим Д”Артаньяном (а может, именно поэтому им и был).
Привести себя в относительно рабочее состояние удалось благодаря восстановительным процедурам по “народному целителю Степану Николаичу”, как называл своего усопшего папашку Лёха ((холодный душ – банально, но эффективно, а главное – специальным способом заваренный крепчайший специльный же китайский чай из стратегических запасов с антресолей, вывезенный контрабандно из КНР во время Оно,
(когда у нас под видом чая превалировало грузинское говно и какие-то ещё смеси под номерами), упакованный китайскими мастерами опять же специальным каким-то способом, позволявшим сохранить все лучшие свойства на многие годы, и плюс по рюмочке хорошего коньяка из всегдашней лёхиной Неприкосновенной Заначки)), и уже к обеду мы были готовы приступить к выполнению Генерального Планта, выработанного ещё накануне в течение первой, относительно трезвой стадии мальчишника.
Плант состоял в неотложной организации Капитального Раута с приглашением всех необходимых для такого случая лиц, а именно: не менее четырёх поблядушек из педагогического института и конечно же царицы моего сердца, блондинки со второго этажа (что характерно, имени её я ещё не знал).
Стас с Вовчиком отправились снимать тёлок, Лёха – закупать водяру и закусон, а я, страдающий Арамис – на площадку второго этажа поджидать выхода моей Любви после обеда у мамы с тем, чтобы сделать ей предложение, от которого она не сможет отказаться, а именно: пригласить её на нашу вечеринку ”по случаю окончания рабочей недели” (три ха-ха).
Педагогических шлюх должно было быть четыре на случай, как цинично заметил Вовчик, отказа предмета моего вожделения от присутствия в нашем обществе.
Но предмет и не подумал отказываться, и едва я взглянул в её голубые глаза (“блондинка, да ещё с голубыми глазами – охуеть”, -мелькнуло в голове, и тут же рядом предостерегающе блямкнул какой-то ехидный звоночек) и произнёс все заготовленные слова, она без всяких этих “я не такая я жду трамвая” простым и внятным языком сказала, что зовут её Жанна и что “будет как штык” к назначенному часу, и, качнув бедрами, проследовала прямо-таки царственной походкой в направлении своего долбаного банка завершать рабочую неделю (“наверное, минетом своему начальнику,” – ревниво подумал я и тут же сам себя одернул:”нечего начинать серьёзные отношения с красивой и любимой тобою женщиной, да еще с таким романтическим именем Жанна с необоснованных подозрений”, и тут же в мозгу прозвучал кастратский голос, напевавший идиотскую “стюардесса по имени Жанна…” и чего –то там дальше не помню).
Вечер удался на славу.
Музон приглушенно лился из музыкального центра, свет приглушенно мерцал в хрустальных плафонах (лёхино наследство от маменьки, обожавшей и копившей хрусталь во всех возможных его ипостасях), водка, чистая, как божья роса, создавала иллюзию пустоты в хрустальных рюмках, и только пузырьки газа в фужерах сигнализировали о том, что нет, не пусты хрустальные фужеры, а наполнены минералкой; продолжательницы дела Песталоццы и Ушинского уже повизгивали, готовые на фсё, и даже четвёртая из них, оставшаяся без кавалера (дамы!!! ебёнть), отвернувшаяся от дастархана, и внимательно следившая за хитросплетениями оригинального сюжета жёсткого порно с видака, (включённого (по настоянию стеснительного Стаса) без звука) и Жанна, умело (sic!) опрокинувшая несколько рюмок подряд дважды очищенной пшеничной, уже промахивалась вилкой мимо своей тарелки, и я решил, что пора, и, приобняв её слегка за мягкие плечи, дрогнувшим от неожиданного волнения голосом негромко сказал ей в самое ушко:”пойдем, Жанночка, поговорим, здесь что-то шумновато”, и Жанна ,тесно прижавшись ко мне, невразумительно мыча, проследовала в лёхину спальню, а там как-то мгновенно и очень ловко (я глазом не успел моргнуть) заголилась, и, изобразив что-то вроде двойного тулупа, рухнула навзничь на просторный лёхин станкодром,приподняла в полумостике покрытый буйным рыжим кустом лобок (я трезво подумал, что не мешало бы её заслать в душик на предмет хотя бы подмыться, но тут же устыдился такой грубой прозы в столь романтический и возвышенный момент), и сказала с придыханием, явно пытаясь имитировать Татьяну Доронину:”ну иди же ко мне, МОРЯЧОК” (генетическая память? богатый припортовый икспиэренс? делириум?), и я (наконец-то!!!), опираясь на полусогнутые руки, перестав рефлектировать и анализировать, а представив себя Жераром Филиппом в роли ФанФанТюльпана (или наоборот?), нависнув над нею и впившись в её пухлые лоллобриджидмаркитантские губы, засадил ей свой гранитной твёрдости не самый маленький отросток по самые, как говорится, помидоры, и начал небыстро и размеренно качать, стараясь продлить момент истины и по-джентльменски (наивный! всё ещё наивный) пытаясь и ей тоже предоставить возможность достичь оргазма (желательно сималтениасли), а она начала что-то мычать, и я, уважая свободу слова, прервал свой бесконечный засос, давая ей возможность высказаться, но не прерывая, разумеется, поступательно-колебательного движения.
Получив относительную свободу, она вдохнула полной грудью, воскликнула:”ну ты даёшь капитан!”,громко пукнула (что конечно же извинительно – со многими дамами случается в такой момент : физиология-с), а после этого продолжила программу… песней!!!
Высоким-звонким-пионерским голосом солистки детского хора она запела:”Взвейтесь кострами синие ночи мы пионеры дети рабочих близится эра борьбы и трудов клич пионера всегда будь готов”(последняя строчка – 2 раза). Слух у неё, надо отдать должное, оказался отменный. За стеной спальни наступила тишина, смолк невнятный гул голосов моих друзей и визгливые хохотунчики юных педагогов, остался лишь приглушённый музон (звучала, блять, “лав стори” – в насмешку?), а через секунду после 2-го “будь готов” грянул истерически-гомерический хохот, сквозь который со всхлипами пробился голос Вовчика:”тебя там чё, в бойскауты что ли принимают?” Мои фрикции прекратились сами собой, без участия моего мозга, и я с ужасом подумал, что теперь я, наверное, импотент.Я вынул свой обвисший как-то мгновенно хуёк, судорожно натянул на голое тело джинсы, вышел в ливингрум (Лёха терпеть не мог совкового “зала” или пуще того “зало”, и мы – вслед за ним), окинул всю компанию замутненным взором,и направил босые стопы к продолжающей бдеть экранную еблю Четвертой (так я уже её мысленно называл), придвинул стул и сел сбоку от неё, уставившись пристально на её профиль.
Профиль оказался точёным, кожа – смугловато-матовой, она была классическая брюнетка. Ровно через двадцать пять секунд она повернула ко мне своё очень симпатичное лицо, и сказала:”Света меня зовут”, а я молча взял её за тонкое запястье, отвёл в совмещённый санузел, где совсем недавно (или уже давно?) предавался виртуальной любви с мерилиноподобной Жанной, медленно раздел, и окинув представшую передо мной неожиданно прекрасную,
такую же точёную, как и лицо, фигуру, с такой же смугловато-матовой кожей, с короткими, но мягкими на ощупь кудрявыми и густыми волосами на лобке, понял, что нет , я ещё не импотент.
Она влезла в ванну, задернула занавесочку, пожужжала душиком, отдернула занавесочку, вылезла из ванны (все эти долгие три или четыре минуты я стоял, (успев сбросить джинсы и сполоснуться под краном над раковиной, куда также и отлил) с торчащим под углом сорок пять градусов к горизонту хуем), не вытираясь прижалась ко мне всем телом, (я с восторгом ощутил её твердые соски, упругие груди, а мой член она, приподнявшись на цыпочки, оседлала и начала потихоньку елозить по нему своей буквально горячей пиздой. Словом, как писали во времена цензуры в любовных романах недоебаные в жизни авторши, они слились в экстазе.
Экстаз продолжался не особенно долго, ибо остальным участникам раута совершенно естесственным образом подоспело время посетить туалет, но за эти недолгие двадцать или больше минут, кончив три раза подряд, не теряя при этом эрекции (чего со мной никогда не случалось), сменив несколько раз позицию, я понял что вот именно эта девочка мне и нужна была, и она у меня есть, и надеюсь, надолго.
С тех пор я просто не перевариваю блондинок. Особенно с голубыми глазами. ..