Наум Н. : Птеродактиль

Прямой вектор развития научной мысли не единожды пересекался с зигзагами, порождёнными суевериями, досужими и конъюнктурными вымыслами. Барабашки, снежные люди и зелёные человечки, лохнесские чудища и шаманские тайны: человеческие фантазии всегда ярче скупых полутонов научных расчётов. Обыватель охотнее рассматривает пёстрые лубочно-сказочные картинки, нежели вчитывается в сухой язык фактов и доказательств. И в самом деле, можем ли мы положиться на язык наших чувств и мимолётных впечатлений? Вот, на пример, автор этих строк …

Яков Николаевич устало потянулся и решил отложить поиск личного примера для убедительнейшего заключения на завтра. Статья "Наука и суеверие: кто задаёт вопросы?" ловко жонглировала неоспоримыми аргументами, не забывая время от времени наносить острые, весьма чувствительные уколы "фантазёрам от науки". Глядя на последние световые вспышки-судороги выключенного монитора, Яков Николаевич представил себе довольную улыбку зав. кафедры проф. Пуришкевича, зачитывающего на заседании отдельные цитаты из его труда. Репетируя на ходу знаменитый прищур академика Капицы, он направился на кухню.

Привычным движением снял с верхней полки комода пузатую бутылку настойки целебных альпийских трав и кореньев "Кройтергайст" (привёз в прошлом году с конгресса психологов в Зальцбурге) и подставил суповую ложку под узкую насадку-капельницу. Духмяная жидкость разорвалась на языке ностальгическим букетом каких-то терпких, жизнеутверждающих, пасторально-альпийских мотивов, пообещала глубокий расслабительный сон и расширение кровеносных сосудов. Имитируя тирольские горловые напевы, Яков Николаевич направился в ванную.

Скрюченный тюбик "мятной свежести" представлял собой довольно таки жалкое зрелище. Разочарованно упрекнув себя в забывчивости: "третий вечер клянусь себе, что на следующий день первым делом куплю зубную пасту", Яков Николаевич по привычке позаламывал тюбик, сделал пару болевых приёмов и захватов, не добившись, однако, никаких продуктивных результатов, отправился спать.

Завернувшись в одеяло и выключив ночник, он блаженно потянулся, закрыл глаза и решил поискать в разделах своей "ментальной коллекции" парочку приятственных эротических мотивов на сон грядущий. Неожиданно соскользнул на Иринку из двенадцатой квартиры. Ведь сам не заметил, как угловато-бесполый тринадцатилетний девочка-подросток обрёл все положенные своему бабьему роду округлости и повадки. Носила такие короткие шортики с бахромистыми неровными кантами, вернее, какие там шортики! Трусы! Добрая половина загорелых, бархатисто-юных ягодичек задиристо выпячивалась из стесняющей их ткани. А наглое "здрасьте" и дерзкий прямой взгляд, заставляли Яков Николаевича мямлить ответное "доброе утро" и нелепо, даже трусовато отводить взгляд в сторону, наугад, как будто б его неожиданно заинтересовала батарея отопления в подъезде или старая липа во дворе.…
А вот интересно… - Яков Николаевичу подумалось о первых девичьих пятнах на простыне и неумелых тампонах. Фантазия понеслась на пятой скорости дальше и резко затормозила в тупике, над которым висел "знак-кирпич" - общественное табу… Яков Николаевич поспешил опомниться и постарался свернуть на широкий, проторенный проспект. Вот ассистентка Анечка. Ходит на туфельках. Каблучки высокие. Попка оттопырена. Как у козы... текущей.… Тьфу!
А ведь она его хочет! Он вспомнил чёткие следы её ярко красной помады, что остались на его чашке в кафедральном шкафчике. Ведь знает сучка, что это его чашка! С другими её не перепутать: "400 лет Саратову". Взять её в аспирантки?

Дальнейший плавный ход мысли Яков Николаевича неожиданно застопорился. Из написанной статьи бумерангом возвратилась фраза: "И в самом деле, можем ли мы положиться на язык наших чувств и мимолётных впечатлений?", пребольно стукнула по затылку и заповторялась в подсознании, постукивая дятлом то в левый, то в правый висок. "Покурить бы", - запросилась физиология Яков Николаевича. Дневной лимит в семь облегчённых сигарет был уже выполнен. Однако, справедливо рассудив, что вот уже второй час как наступило "астрономическое завтра", Яков Николаевич обнулил сигаретный счёт и решил потворить своему ночному капризу.

Так как курить на опустевший желудок скучно, Яков Николаевич направился сперва на кухню и, подставив гранёную стопку под бутылку с настойкой, терпеливо подождал, пока тонкая струйка вязкой коричневатой жидкости не заполнит её до краёв. По-гусарски лихо запрокинул рюмку в рот и не менее терпеливо стал ждать, пока последняя вязкая капля не покинет стеклянный край, чтобы исчезнуть в глубинах его пищеварительного тракта, даря блаженное и безмятежное солнечное тепло, что некогда впитала в себя буйная травянистость альпийских лугов. Затем Яков Николаевич накинул на себя тёплый махровый халат и приоткрыл скрипучую дверь балкона.

Стояла необычайно тёплая тихая и безветренная сентябрьская ночь. В сей поздний час окна домов напротив давно погасли. Уличное освещение отсутствовало, мэр города снова что-то не поделил с энергетиками. Зато на небе царил полный звёздный беспредел. Мириады больших и малых светил собрались в толпы, группки и косяки. Сияли гордыми одиночками иль падали, скатываясь по небесной полусфере куда-то за лесистые холмы городской окраины. Петляя, пропадали в глубине световых миллиардолетий млечные пути и тропинки. В центре звёздного изобилия разлеглась огромная, безупречно круглая луна. Бессовестно используя свою монополию на близость к Яков Николаевичу, она ревниво затмевала соседнюю звёздную мелочь. Разливала по всей улице густой желтовато-белый свет. Похотливо заглядывала в его глаза, время от времени лениво примеряя кокетливые парики из лёгких перисто-курчавых облачков. Яков Николаевич так и остался стоять, по-мальчишески мечтательно задрав голову наверх, на небо. На несколько минут растворился в тёплых и загадочных водах реки мироздания. Редкие волнения воздуха постепенно докурили его забытую сигарету…

Волнения и воздушные турбуленции стали неожиданно нарастать и вывели Яков Николаевича из состояния блаженного миросозерцания. Со стороны высокой котельной трубы по небу скользила чёрная тень. Тень была огромной. Двигалась быстрее ураганной тучи, порождала ветер, пожирала целые созвездия. У неё были крылья! Вот она угрожающе надвинулась на луну. На молочном фоне образовался жуткий профиль доисторического монстра с нелепым, каким-то фантастическим наростом на хищном полуптичьем черепе. Затем высветился сегмент перепончатого крыла, поджатая в полёте хищная когтистая лапа.… Через мгновенье странная тварь вновь растворилась в чернилах ночи. Также бесшумно и странно, как и появилась…

Яков Николаевич снова на некоторое время впал в неподвижное оцепенение. Суеверный первобытный ужас в подсознании заглушал робкий монолог учёного-материалиста.
Чернозём и зона рискованного земледелия, великая русская равнина, лесостепь…ПТЕРОДАКТИЛЬ!!! Причём здесь география? Время, время!!! Китайские драконы, уродливые башки на скандинавских ладьях, иллюстрация со змеем на обложке сказок Афанасьева… Георгий и Змий. ЗЛО!!! Откуда это? Зачем и куда? Яков Николаевич неожиданно поймал себя на том, что уже бессознательно бродит по квартире, рикошетясь от стен трёхкомнатной сталинки, нащупывает включатели, зажигает и гасит люстры, лампы-бра, ночники и торшеры. Включает и выключает... Наконец он собрал расстроенные нити рассудка в единый пучок и целенаправленно зашагал на кухню. Сорвал зубами пластиковую капельницу-набалдашник с бутылки травяной настойки и жадно, прямо из гoрла стал поглощать потоки приторно-жгучей лавы.

Прошло несколько часов. Через клубы дыма в прокуренной кухне прорвался первый солнечный лучик. Яков Николаевич очнулся из пьяного забытьи и направился в ванную. Дрожащими пальцами нащупал скрюченный тюбик зубной пасты, начал было гнуть его из стороны в строну, но, опомнившись, гневно запустил опостылевший предмет в дальний, затянутый вечной паутиной угол. Намочил расчёску и раскидал непослушную, редеющую прядь волос по растущей как озоновая дыра залысине. В зеркале он встретился взглядом с одутловатым мужчиной "за сорок", фиолетово-чёрные круги под глазами и разбухшие веки настоятельно напоминали о том, что бессонные ночи и чрезмерный алкоголь в этом возрасте не проходят бесследно. Мужчина нервно отвёл глаза и принялся апатично водить по щекам электробритвой.

На лестнице Яков Николаевича начало мутить. Дыхание было тяжёлым. Вслед за ним навязчиво тянулся липкий шлейф из ароматов альпийских трав и кореньев, смешанный с горьковато-сладким спиртяжным выхлопом. Время от времени начинались мучительные приступы обильного слюноотделения.

Послышались лёгкие шажки. Кто-то поднимался ему навстречу. Так и есть - Ирка из двенадцатой квартиры. Наверняка, собираясь в школу, забыла какой-нибудь учебник. Загорелые ножки в белых сандалиях делали ритмичный "цок-цок-цок", на пёстром рюкзачке болталась повешенная кукла "Масяня".

- Ой, Яков Николаевич, пойдёмте, я Вам покажу, что наши мальчишки на чердаке поймали!

В углу двора в заговорщицком кругу сидели мальчишки младшего школьного возраста. Ирка по-деловому подлетела к ним и, ловко распихав соседей, присела на корточки. Узенькие джинсовые шортики поползли наверх, пресекли границу загара и обнажили узкую, ослепительно белую, безупречно белую, вызывающе белую полоску.
Яков Николаевич сглотнул обильную слюну и, обжёгшись о «Белое», поспешил отвести глаза. Покосился в центр круга. В стеклянной трёхлитровой банке было нечто, на первый взгляд напоминающее чудовищно скомканный чёрный зонт с переломанными спицами. Зонт неожиданно начал как-то противоестественно шевелиться и из-под перепончатого крыла показалась хищная головка с каким-то нелепым, фантастическим наростом на затылке. Мутная плёночка на красном глазу конвульсивно подёрнулась, и Яков Николаевичу показалась, что странный уродец ему подмигнул.

- Все другие мыши обычно крылами сучат как бабочки, эта ж как маханёт - вся пыль на чердаке столбом! - шмыгая сопливым носом, поделился впечатлениями один из охотников.

Яков Николаевич резко развернулся на каблуках и стремительно взлетел по ступенькам на пятый этаж. Прочистил над унитазом желудок. Набрал номер деканата и, сославшись на разыгравшуюся мигрень, сказал, что не сможет явиться на заседание кафедры. Включил свой старенький компьютер и дрожащими пальцами добил неоконченное предложение:

И в самом деле, можем ли мы положиться на язык наших чувств и мимолётных впечатлений? Вот, например, автор этих строк, поддавшись однажды магическому очарованию звёздного неба, принял вид гигантской летучей мыши (nyctalus lasiopterus) за… птеродактиля - ископаемого летающего ящера, жившего на нашей планете миллионы лет назад…

Затем Яков Николаевич, не снимая одежды, рухнул на кровать, натянул одеяло до самых кончиков ушей и блаженно расслабился. Одна за другой накатывались тёплые волны. Смывали ночные терзания и страхи, гнали прочь головную боль и усталость, манили в непроглядные перламутрово-синие глубины сна. Полупризрачные, предсонные мыслишки сорвались с оборванной нити сознания и раскатились мелкими бусинками по углам и тупикам, игнорируя все знаки и границы, старательно расчерченные общественным табу…