Щикотиллло : Мужчина в песках. Часть 2 (окончание)

Медицинская ходилка
(Окончание. Начало: Мужчина в песках. Часть I)
.
Родик обхватил Лену за талию и увлёк в сторону Каширского шоссе. Подруга в тот момент выглядела весьма странно: из-под декольте белого халата выглядывало богатое жемчужное колье, а импортные босоножки на шпильках едва ли годились для беготни по больничным коридорам. Этакая медсестра-взяточница-любовница главного врача или, скорее, продавщица деликатесов из дипломатической «Берёзки» с Тишинки.
В ту пору скверик, отделявший терапевтический корпус от проезжей части был подобен тропическому ботаническому саду. Такому пиршеству растительности способствовали события пятилетней давности, когда больница на пару месяцев превратилась в приют для эвакуированных чернобыльцев. В один прекрасный майский день к больнице подъехали Икарусы, из них высыпали бедолаги, побросали свои пожитки в скверике и пошли размещаться. Добро куда-то увезли и уничтожили, облучки со временем повыписывались и все про это быстро забыли. Только с тех пор на прибольничной территории начался бурный рост зелени: повылазили гигантские, как на Сахалине, лопухи, трава поднялась в человеческий рост, и теперь срезание пути через скверик стало походить на путешествие по какому-нибудь Национальному парку Мануэль Антонио, разве что прорубаться с мачете не приходилось. Дошло до того, что некоторые стали опасаться ходить на остановку через скверик в темное время суток, а по больнице поползли слухи, что в лопухах прячется маньяк-эксгибиционист, и заросли кишат гадюками.
Уже позже, в начале девяностых, кому-то всё-таки взбредёт в голову измерить радиационный фон в этой долине Меконга, после чего под больничными окнами будут весь день носиться странные человечки со счетчиками Гейгера и испуганными глазами. Последних, в свою очередь, сменят два мощных немецких бульдозера, которые за считанные часы безжалостно сотрут с лица земли тропический островок, срезав весь гербарий вместе с верхним слоем глинозёма. В течение нескольких последующих лет на месте бывшего оазиса будет зиять пустырь. Грязь от него еще долго будет меситься сапогами и разноситься по территории больницы, покуда в скверике не появится асфальт, а из глины не проклюнется хилая, но натуральная поросль…
Но пока что сад-мутант радостно распахнул перед парочкой свои заросли, и именинник в обнимку со спутницей побрёл в сторону остановки.
Радиоизлучение подействовало на Родика самым, что ни на есть стимулирующим образом, в результате чего его и без того короткое время межпалковой рефрактерности было сокращено до минимума. Как только гигантские стебли захлопнулись за их спинами, Родик внезапно решил присунуть Лене по новой.
- Дурак, дурачок, дурашка, хоть бы шубу снял – процитировала та старый анекдот про медведя и блондинку в зоопарке, затем, схватившись за стебель гигантского лопуха и задорно откинув халат, оголила жопу, к которой мгновенно и примкнул именинник. Сюжет бёздэй-парти развивался по самому что ни на есть счастливому сценарию...
Но брачный танец в джунглях продолжался недолго - белый халат на зелёном фоне явно не обеспечивал должной маскировки. Внезапно, откуда-то с верхнего этажа терапевтического корпуса истерично заверещали:
- Ану-но подивіться, люди добрі, що відбуваеться! То ж манiяк у сквері медсестру ебе! Кличте скоріше міліцію!
- Вот сука! - хором вздохнули оба в унисон, быстро зачехлились и побежали к проезжей части ловить частника. Машины сначала шарахались от голосующей парочки, потом Лена догадалась снять халат, и перед ними сразу же затормозил поносного цвета Москвич-412. Лена грациозно скользнула на заднее сиденье, словно это был как минимум Ягуар.
Через полчаса они уже были около «Балалайки». Здание, в котором Лена строила пентхаус, напоминало сталинградский мемориал "Дом сержанта Павлова": верхние два этажа не просто пустовали, а по-колизейски зияли оконными проёмами. Как раз туда, вверх по ступенькам и потащила Родика Ленка. Подъезд казался вымершим. Вся лестница была красно-белой от бетонной и кирпичной крошки, а цокот Ленкиных каблуков звонким многократным эхом отражался от ободранных стен старого дома.
- Соседи затрахались от нашей стройки и, наверно, все по дачам разбежались. По крайней мере, я давно никого не видела. Тут по весне одна старушенция, графиня-потомок декабриста с третьего этажа попыталась залупиться против нашего ремонта, но мой устроил ей «Пиковую даму» с выносом тела, и остальные соседи попритихли.
У Родиона впервые за вечер засосало под ложечкой - сразу вспомнились зловещие джипы под больничным окном. Но он отогнал мысль о мрачной перспективе быть застуканным гвардией Папика.
Они отмахали еще несколько лестничных пролётов по затхлому подъезду и неожиданно оказались на ажурной стройплощадке. Подул свежий июньский ветер. Родикиному взору предстала величественная панорама с видом на Моссовет со спины. Оконные проёмы были прорублены до пола, из стен были оставлены только несущие, и весь этаж дома просматривался насквозь. Лена сразу же принялась рассказывать гостю, как она собирается обустроить пентхаус, то и дело приправляя текст незнакомыми в те времена для неискушеного человека словами типа «джакуззи» и «эркер». Пока она щебетала, Родион любовался пейзажем. Потом он наткнулся взглядом на ржавую ванну, одиноко стоящую посреди будущей залы и рядом - большую кучу песка с воткнутой в неё лопатой.
- Ванна – это такой туалет, - пояснила Лена, - Старые толчки разломали. Вот и ходят сюда строители по-маленькому, как коты в песочек. Тебе не надо? Нет? А я пожурчу, пожалуй. Отвернись-ка, хоть ты и доктор!
Родик отвернулся и подошёл к проёму, выходившему на улицу Неждановой. Его взгляд скользнул вниз, и вдруг именинник похолодел от страха. Нет, не от высоты. В этот самый момент в темноте переулка он увидел знакомые очертания джипов, которые медленно парковались около подъезда.
- Ленка, твой приехал! – сглотнув слюну, прошептал Родик, и лихорадочно стал оглядываться в поисках пути к отступлению, - Где здесь другой выход?
- Т-т-там везде уже железные двери, а ключи у строителей. Ой, куда же деваться?! Сейчас нам обоим пиздец! Он же думает, что я в Питере! Какого хуя он сюда припёрся?! Прятаться негде – всё просматривается. Через пару минут он поднимется и будет здесь! Бляааааа!
Гражданские мозги врача в критический момент вдруг сработали по-армейски.
- Скорей закапывай меня в ванну! – крикнул Родик, - Сама отбрехайся как-нить. А если меня здесь с тобой найдёт – точно замочит, как ту графиню с третьего этажа… Быстрее!
Родик бросился животом на вонючий песочек, только что орошённый Ленкой и стал судорожно закапываться, как саламандра, а Лена принялась быстро закидывать его песком сверху. Дабы не задохнуться погребенным заживо, докторишка раскопал дрожащими пальцами сливное отверстие в дне ванны и отодвинул кусок кирпича, служивший пробкой. Потом он сложил ладошки рупором, прижался ртом к получившемуся воздуховоду и закрыл глаза.
Лена метала песок в ванну, как заядлый истопник, а Родик пытался успокоить своё дыхание, чтобы вдруг не закашляться от песка и пыли. Песок сыпался в уши, глаза налились кровью. С каждой новой лопатой его всё сильнее прижимало животом ко дну, и, наконец, обряд погребения был закончен.
Итак, обездвиженный Родион Соломатин, перспективный талантливый невропатолог с красным дипломом и блестяще защищённой кандидатской, лежал в день своего рождения закопанным в вонючий песок, зассанный строителями и их взбалмошной хозяйкой и мелко дышал по Грокку через слив. Сердце колотилось так, что казалось, будто поверхность песка должна подпрыгивать на каждой систоле.
Родион лежал и прислушивался к звукам, доносящимся сквозь толщу песка, едва разбирая отдельные слова и замирая от животного страха. Всё, чего он желал в эти секунды, было выбраться когда-нибудь из песчаной могилы на белый свет. В обмен на спасение он мысленно клялся всем богам блюсти нравственность и никогда больше в жизни не грешить, соблюдать посты, пройти обрезание, крещение и бармицву, хари рама бхай-бхай, воистину акбар... Давать милостыню, сдавать взносы в Красный Крест, родить дерево и посадить сына … И в жизни больше никогда – слышите? – никогда ни с кем не ебаться!
По интонации он понимал, что снаружи идет ругань, причем мужских голосов было несколько – видать, охрана тоже поднялась. Потом - частое цоканье Ленкиных каблуков по лестнице, а мужские голоса - совсем рядом. Родик съёжился. Обнаружив его, эти головорезы, наверное, даже не будут особо цацкаться – выстрелят пару раз в песок – и не маяться с трупом – уже закопан. Добавить цемента, ещё поссать сверху – и вот вам готовый гроб. Ну не мудак, Родион Русланыч?
По законам жанра, в этот момент перед Родиком должна была бы проплыть вся его жизнь. Но она и не думала проплывать. Вместо этого в памяти ожил анекдот.
Как-то Мозг созвал все внутренние органы на совещание:
- Коллеги, на повестке дня наболевшая тема. Наше предприятие постепенно приходит в упадок: организм стареет, нас слишком много, питания на всех не хватает. Необходимо кого-нибудь уволить. Предлагаю коллегиально решить, кто из нас самый бесполезный. Какие будут мнения?
Первым встаёт Сердце:
- Предлагаю выгнать Печень. Она больше всех места в организме занимает, вся вон разжирела, и одна только желчь от нее!
- Нет, - отвечает Мозг, - Печень – главная наша лаборатория, без неё мы все отравимся. Кандидатура отклоняется без обсуждения. Какие ещё будут предложения?
Встает обиженная Печень:
- А чё тут думать? Сердце надо гнать взашей! Стукач проклятый – сплошные перебои и одни заботы только от него…
Мозг опять возражает:
- Нет. Сердце – главный насос организма. Без него мы все попросту задохнёмся. Отвод.
Тут встает Половой Член:
- Ребят, а давайте Селезёнку исключим! На кой она нужна? Ну скажите, кто-нибудь хоть знает, какая от неё вообще польза? Только жрёт и место занимает…
Мозг ничего не отвечает. Все органы тоже молчат. Селезёнка тяжело вздыхает:
- Ну вот, так всегда. Стоит только хую встать – мозг сразу отключается…
.
"Как же я мог так тупо пойти на поводу у окаянного отростка?" - риторически вопрошал мозг именинника, придавленный слоем песка...
…Внезапно Родик почувствовал тёплые ручейки у себя на спине. «Охранники ссут» - догадался Родик и тихо, беззвучно так, про себя, заплакал. «И вот на спине у него – холодная мокрая нашлепка из ила» - совсем некстати вспомнилось ему из Киплинга. Моча быстро проходила через песок и рубашку. Только бы не пошевелиться и не блевануть!
Сеанс уринотерапии показался непомерно долгим. А потом всё как-то внезапно прекратилось. Стихли голоса, послышался удаляющийся топот башмаков по лестнице. Родик еще минут 15 не решался пошевелиться. Потом сделал вдох, отжался и попытался встать на колени. Получилось не сразу – изрядно затекло тело. Он перелез через край ванной, снял обоссанную, всю в налипшем песке рубаху, отряхнулся и на ватных негнущихся ногах пошел к лестнице. Потом побежал…
Только выскочив на улицу Горького, Родик понял, что всё позади. Заново родиться в день своего рождения! В муках...
Новорожденный побрёл направо к Проспекту Маркса. Слева от него к Сердцу Родины проносились троллейбусы и авто, а в воздухе от только что прошедшего короткого дождя стоял запах мокрой пыли. Ну и мочи, конечно. Блять, это ж от рубашки, которая еще в руках! Хотя, пожалуй, не только - от всего тела.
Через полчаса получится отмыться от песка и запаха. В душе. Сесть в ванну он себя так и не сможет заставить. Еще несколько лет.
Еще долго Родик будет обходить за три версты неврологическое отделение, где всегда стоит этот незабываемый запах мочи из-за инсультников.
Ну и на пляже в песочек никогда не зарывался.
А жён олигархов блядовал и буду блядовать. Ибо нехуй.
Со мной это всё было.