Хренопотам : Деревня 3.

Деревня
Деревня 2
(*автор выражает благодарность Францускому Самагонщику за консультации в вертолетоведении и своим друзьям, которых нет на ресурсе, за помощь в переводах.*)
- Блядь!!! Да где ты копаешь??? – орал Чугункин.
- Ихь нихьт ферштее, (*я не понимаю – нем.*) - пожаловался молодой паренек, которого все звали Айнштурцэнде Нойбойтен (рушащаяся новостройка). Прозвище свое он получил за то, что вместе со своим русским другом постоянно пытался строить новые жилища. Хреново спроектированные дома постоянно рушились, за что разработчик удостоился звания Гавноархитектора, а строитель, соответственно, Рушащихся Новостроек или просто Новостройки. Правда, последний свой архитектурный шедевр они пытались возвести рядом с вертолетной площадкой, что, в конечном счете, спасло жизни обоих.
- Я тебе, блядь, дам, нихьт ферштее, - злился Чугункин. – Я тебе, блядь, выпишу таких пиздюлин, что мигом заферштеишь, бюргер сраный.
Из их временного жилища, бывшего когда-то продуктовым киоском, высунулась заспанная мордашка мадемуазель Фуфоль.
- Кэс ки па? Кэ лёр этиль? Уэск он сё трув? (*Что происходит? Сколько времени? Где мы находимся? – фр.*), - спросила мордашка.
- В России, блядь, находимся, овца тупорылая!!!! – рассвирепел Чугункин. – Иди уже, блядь, отсоси у кого-нибудь, тока убери свое тупое ебло с горизонта!!!
- Да пошел ты на хуй, мудила! – спокойно ответила Фуфоль и вышла с косметичкой в руках. – Иди сам сосни, может, рот будет занят, орать прекратишь.
И, усевшись на бетонный блок, занялась макияжем.
Чугункин развел руками.
- Она тебе хоть дала? – спросил он Новостройку.
- Нихьт найн, - эхом отозвался тот.
- И мне не дала, - пожаловался Чугункин. – Вот же ж блядь, а? Вот же ж сучка ебливая? А еще права качает. Ну ничего. Будет всех пятерых обслуживать, никуда не денется, как самой приспичит.
Фуфоль смерила Чугункина презрительным взглядом и показала ему язык.
Чугункин сплюнул.
***
Конечно, из него выходило нечеловеческое напряжение последних нескольких дней. Это он и сам прекрасно понимал.
Когда не выдержала дамба и в последнее, пожалуй, незатопленное место в Вестфалии хлынула ледяная вода Атлантического океана, думать было некогда. В вертолет успели впрыгнуть те, кто оказался рядом. Даже практически ничего с собой не прихватив. Хорошо еще, что в вертолете постоянно хранился небольшой запас питьевой воды и пищи. Винтовка и пистолет. Три столитровые бочки керосина. Собственно, впрыгнули в вертолет только Гавноарх и Новостройка. Чугункин, по счастливой для него случайности, нализался с вечера и спал в вертолете. Фуфоль они вылавливали уже из воды. Больше никого спасти не удалось.
Первый раз все переругались практически сразу. Фуфоль и Новостройка настаивали на движении в сторону Альп. Но Чугункин упорно вел машину поближе к исторической родине.
Самое удручающее (и самое восхитительное) впечатление оказал на Чугункина полет над океаном, который еще недавно был Польшей. Больше всего поражали торчащие из моря верхние этажи высотных домов. Когда горючее было уже на исходе (где это было – Польша? Белоруссия? Литва? Балтийское море?) с одной из таких крыш удалось снять четыре фляги питьевой воды, два ящика тушенки, полцентнера макарон и Шырвинта в качестве бесплатного приложения.
По мере приближения к Среднерусской возвышенности начали попадаться отдельные островки. На одном из них, довольно крупном, пришлось сесть для дозаправки.
Когда они ворочали неудобные бочки (помогала даже Фуфоль, по-женски чутко дирижируя процессом), из зарослей к ним вышел небритый мужчина типа «Робинзон».
- Я чего – ебнулся? – спросил Робинзон. – Люди, вертолет … Мне что, в Кащенко пора?
- В Хуященко, бля! – ответствовал Чугункин. – В Какащенко, нахуй! Помогай давай!
Так количество ходячей жратвы в вертолете достигло шести особей.
Какащенко, впрочем, оказался человеком незаменимым. Когда Чугункин посетовал, что трехсот литров керосина надолго не хватит, Какащенко загадочно улыбнулся и сказал, что несколько лет проработал в белорусском «Лукойле». Нашли неподалеку полузатопленную – и, в силу этого, еще не разграбленную АЗС, на крышу которой удалось посадить винтокрыл.
Пришлось, правда, наполнять бочки 95-м бензином. Но все лучше чем ничего.
***
- Ты точно видел деревню? – в сотый раз переспросил Новостройку Чугункин.
- Йа.
- Я, я … - передразнил Чугункин. – Ну и где она, бля?
- Ихь кеене дас нихьт. Нихьт со вайт, ихь майнэ. (Я не знаю. Недалеко, думаю. – нем.)
- Думаешь ты, йопт. А я вот думаю, что уже далеко. Точно в этой стороне?
Вертолет перед падением сильно вертело. Да и еще эта гроза …
- Ихь нихьт ферштее.
- Тьфу, бля.
- Ну чего ты разорался с утра? – вышел из киоска недовольный Какащенко. – Отстань от пацана.
- Пущай копает, йопт.
- А за каким хером тебе вообще эта яма сдалась?
- Надо.
- Ну ладно.
- Эншульдиген Зи битте, ихь золь цу гэен ан цвай минутен (*Простите пожалуйста, мне нужно отойти на две минуты – нем.*), - почувствовав неожиданную поддержку, робко произнес Новостройка.
- Посрать, что ли? – прищурился Чугункин.
- Йа.
- Ну иди сдристни под елочку, - миролюбиво ответил Чугункин. – хоть гавном своим землю удобришь, хоть какая-то с тебя польза …
Фуфоль поморщилась.
Новостройка молча кивнул и удалился.
«А на хуя мне правда эта яма?» - размышлял Чугункин. – «Вот же ж, блядь, чего не придумаешь с недопою.»
- Ну и че у нас седня на пожрать? – вышел проснувшийся Шырвинтъ.
И в этот момент раздался нечеловеческий крик.
***
Первыми пострадавшими от хищных Йолок существами были белки.
Когда они в одночасье стали пищей для своей любимой еды, популяция хвостатых красавиц сократилась в пятьдесят раз.
Оставшиеся два процента выработали абсолютный иммунитет к еловому яду и обрели зубы, способные моментально перекусывать насыщенные тяжелыми металлами еловые ветви.
Кроме того, выжившие белки с удивлением обнаружили, что помимо растительной пищи, под Солнцем бегает, прыгает и летает еще довольно много вкусной и питательной еды.
Теперь белки живут стаями. Беличья стая своей организацией напоминает крысиную. Есть белки-разведчики. Белки-лидеры. Белки-заготовители.
Даром что белок-поэтов нет, никогда не было и вряд ли когда-либо появятся.
Вообще в лесу тихо. Редкие птицы позволяют себе нарушить покой. Неслышно ступают по веткам беличьи лапки. Разве что неуловимо скрипнет дерево, когда спрыгнувшая с него белка отправляется в свой смертоносный полет.
Те, кто не слышит этого звука – давно мертвы.
Можно сделать скидку доктору Просекосу, практически никогда не покидавшему Деревню. Правда, услышал и он. Но только и успел, что повернуться на скрип.
А в это время Кысь уже катился по сырой траве в сторону, своим шаманским нюхом почуяв, в кого направлен удар – и уходя из-под него.
В это время дуло пистолета Алу Зефа уже выискивало цель – для одной из своих пуль.
И, с легким, едва различимым свистом, уже ввинчивалось во влажный воздух осеннего леса копье Хренопотама.
Одно движение ладони, короткий крик боли – и копье с нанизанной на него белкой опять в руке Хренопотама. На сей раз, в левой.
Уже явно зашуршали по деревьям лапки уходящей беличей стаи.
- Охуеть, блядь, - вымолвил Алу, вытирая проступившую испарину.
- Что это было? – спросил Просекос.
- Дай глянуть, - сказал Кысь Хренопотаму, усевшемуся прямо на землю и начавшему ровными слоями складывать жгут на руке.
Хренопотам протянул шаману копье.
Штык-нож АКМ-а плотно насажен на древко и для верности зафиксирован гвоздем.
Древко ближе к руке мало того, что толще, а на него еще и приклеены скотчем и изолентой гайки, камни и прочая дребедень.
Весит вся эта бодяга килограмма четыре.
Кысь прикинул, что лист не особо толстой стали это копье пробьет навылет.
Крепится копье на жгуте. Который сложен на руке Хренопотама и прихвачен тонкой ниткой. Достаточной, чтобы не дать ему размотаться, и легкой, чтобы моментально порваться при броске.
Нужно бросить далеко – можно не перехватывать жгут.
Правая ладонь Хренопотама вся в глубоких порезах. Свежий, последний, еще кровоточит.
- Зайдешь ко мне, - сказал Просекос. – У меня еще вроде оставалась мазь.
- А потом ко мне, - добавил Кысь, вспоминая, что где-то валялась добротная кожаная перчатка, как раз на правую руку.
- Дрочить левой приходится? – не удержался от остроты Алу.
Юноша покраснел и кивнул.
Алу же пытался скрыть собственное смятение. Сейчас еще он, самый боевой из всех старейшин, пока мог гарантировать, что прежде, чем штык-нож пробьет его череп, пистолет плюнет – и плюнет куда надо.
Но мальчик, до сих пор не научившийся грамоте и путающийся в арифметике, ни разу не проявивший интереса к охоте, зато целыми днями пропадающий в лесу, воплощение инстинктов выживания, уже сейчас даст фору многим и многим.
Новое поколение уже пришло.
- А что это у тебя? – Хренопотам показал на пистолет.
- Оружие, - ответил Алу.
Хренопотам некоторое время думал.
- И что оно делает? – все-таки уточнил юноша.
- Стреляет, - нехотя сказал Алу.
- Как лук? Как арбалет? Как двустволка Сантехника? Как автомат Казаха?
- Скорее как автомат.
- Ну оно же такое маленькое …
- Маленькое, да удаленькое.
- И громко оно стреляет?
- Да не очень, - удивился Алу.
- В следующий раз бери лучше свой топор, - с неожиданной серьезностью сказал Хренопотам.
- Почему??
Хренопотам попытался изложить свои мысли:
- Белки умные. Но тупые. Хорошо нюхают. Плохо слышат. Если ты убьешь белку из этого, - он кивнул на пистолет, - остальные ничего не поймут. И нападут. А вот это, - показал Хренопотам окровавленный штык-нож, - Они очень даже понимают.
И Алу почувствовал мальчишкой уже себя.