Дуня Распердяева : Про психа в каске, кота и день рождения Ленина.

В нашем дворе жил псих. Тихопомешанный. Круглый год зачем-то носил на голове оранжевую строительную каску. Не думаю, что сумасшедшему так было удобно. Скорее всего, зимой ему было в ней холодно, а летом жарко. Дворовые пацаны шутили, что этот шизик повзрослевший мальчик из анекдота про технику безопасности на стройплощадке. Ну, где Вовочка говорит: «Я знаю этого мальчика, он до сих пор ходит в каске и улыбается».
Сумасшедший в каске любил животных. Часто сидел возле подъезда весь усаженный голубями. Прожорливые птички клевали хлебушек прямо из рук, причем парочка гулек неизменно устраивалась на каске, давая повод окружающим острить о предназначении столь необычного головного убора. Местные старухи злились, что вся лавочка уделана голубиным пометом и гоняли психа почем зря. Он уходил, бормоча себе под нос что-то о несчастных голодных божьих пташках, издали грозя пальцем зловредным бабкам.
Из любви к животным дядька в каске подобрал выброшенного кем-то полосатого тощего котенка. Повсюду таскал его на плече, даже в магазин со скандалом прорывался вместе с котиком. Постепенно продавцы в местных лабазах к этому привыкли и перестали обращать внимание на уже откормленного психом лоснящегося котяру.
Однажды в булочной мне довелось стоять в очереди за шизиком в каске. Кот, судя по всему, чувствовал себя на плече хозяина не менее комфортно, чем дома на диване. Преспокойно вылизывал яйца, ловко закинув лапу за голову. У большинства из нас есть забавная особенность. Увидев поблизости тварь из отряда кошачьих, мы произносим «кис-кис». Даже если тварь эта – тигр или лев, сидящий за решеткой клетки в зоопарке. Услыхав мое «кис-кис», полосатый питомец сумасшедшего резко опустил лапку и настороженно уставился на меня умными зелеными глазами. Секундой позже на меня смотрела и пара безумных мутно-голубых глаз.
- Вам нравится мой четвероногий друг? – скрипучим голосом поинтересовался безумец.
- У Вас очень милый котик, – отвечаю поспешно, дабы не волновать больного человека.
- Котик?! – возмутился псих, - это вам не котик, милая барышня, а КОТ! Сибирский, грамотный, газеты со мной по утрам читает, новости по радио слушает. Не верите?
- Верю, - говорю, - у вашего кота такие глаза умные.
Но шизофреник уже смотрел стеклянным взглядом не на меня, а сквозь меня.
- Да! Новости! Знаю я их новости, они опять все врут, только по-новому врут, перевирают, потому что не могут не врать, - горячо забормотал мой собеседник, брызгая слюной.
- Мужчина, отовариваться будем? – прервала поток его красноречия тетка за кассой.
Шизик торопливо отсчитал мелочь за батон белого и половинку черного и зашагал к выходу. На пороге магазина резко обернулся и заговорил так громко, как будто обращался ко всем присутствующим:
- Я бы им еще поверил, если бы они его закопали! Да, поверил бы! – повторил псих и ударил себя в грудь кулаком, - А то, что же это?! Не по-христиански это, вот что!
И дядька в каске вышел, оглушительно хлопнув дверью. Кто-то тихо произнес «о, господи», кто-то покрутил пальцем у виска. А я думала, про кого это он? Неужели про того, чье 120-летие мы готовимся вскорости широко отмечать, несмотря на перестройку и признание некоторых перегибов и перекосов.
Дни рождения загодя не отмечают – плохая примета. Но юбилей лысого устроителя Великой октябрьской социалистической 21-го апреля в школе провели по полной программе. Еще бы – завтра воскресенье, единственный выходной у советских школяров. Пришлось нам вытерпеть линейку со знаменами и барабанами, стихи и песни о дедушке Ленине и даже проникновенную, со слезой в голосе речь директрисы все о нем же – революционере номер один с добрыми глазами.
Кто учился при совке, тот знает, чем хорош субботний вечер. Впереди еще целая вечность долгожданного отдыха от осточертевшей школы. И особая, бывающая только раз в неделю радость – вы-спать-ся! И не надо утром вскакивать от самого мерзкого звука на свете – звонка будильника. В то воскресенье, когда солнце еще не «взошло над столицей», как говаривали советские дикторы, я проснулась от еще более мерзкого звука, чем звон будильника. Рев терзаемого кем-то духового музыкального инструмента сменился оглушительной барабанной дробью. Чертыхаясь, выползаю из кровати и подхожу к окошку. Ё-мое! Возле подъезда марширует чокнутый дядька в каске при полном параде: с барабаном, пионерским галстуком на шее и горном в руке. На груди у шизика красуется какой-то плакатик с воззванием. В предрассветном сумраке не разобрать, к чему сей плакатик призывает.
Минут пятнадцать жители окрестных домов наслаждались то воплями несчастного пионерского горна, то треском барабана, то выкриками типа: заглохни уже, придурок! Затем подкатил милицейский бобик и началось совсем другое действо. У двух прибывших ментов не сразу вышло отнять пионерский горн у психа, сумасшедшему удалось еще издать пару коротких гудков. Барабан оборвали и растоптали об асфальт. Зачем-то вместе с крамольным плакатиком сорвали и галстук. Шизик упал, гулко стукнувшись каской о бардюр. У меня промелькнула дурацкая мысль: не зря он её носит.
- Требую предать земле тело тирана! – отчаянно завопил псих.
Как выяснилось в дальнейшем, именно это и было намалевано на куске картона. Ненормального рывком подняли с земли, затолкали в машину и уехали. После всей кутерьмы предрассветная тишина показалась нереально тихой.
Дядька в каске не появился ни на следующий день, ни послезавтра. И я вдруг вспомнила о полосатом котике, ведь он же пропадет там один в квартире. Хозяина поди надолго теперь в дурку упрячут. Душевнобольных обычно селят на первых этажах, чтобы соседей не заливали постоянно и если из окна сиганут, чтобы насмерть не бились. Я подошла к окошку психа в каске. Форточка открыта - уже хорошо. «Кис-кис-кис…» За окном появился кошачий силуэт. После почти получасовых переговоров дело дальше проема форточки не сдвинулось. Кошак то запрыгивал наверх, то спускался обратно на подоконник. Может, он на имя свое пойдет, должен же был шизик как-то окрестить животное.
- Барсик! Пушок! Васька! Матроскин, блин! – бесполезно. Котик застрял намертво. И тут я вспомнила: «…это вам не котик, милая барышня, а КОТ!»
- КОТ! – полосатый котяра отчаянно засучил лапами по стеклу и спрыгнул на подоконник. На этот раз со стороны улицы. Следующим прыжком он оказался у меня на плече. Домашним пришлось на некоторое время смириться с присутствием КОТА в нашей квартире. По всеобщему признанию, никому не приходилось видеть до этого столь умного и воспитанного кота.
Через месяц за КОТОМ пришел похудевший и осунувшийся хозяин. Без каски. Какие у него волосы, никто так и не узнал, потому что он был побрит наголо.
- Я в Вас не ошибся, барышня, - сказал скорбный на голову своим скрипучим голосом, - я в другом ошибался. Даже если они его сожгут, а пепел развеют по ветру, ничего не изменится.
- Уеду я от них подальше, - добавил он, принимая из моих рук КОТА, - в деревню, к родственникам.
Постепенно все забыли о сумасшедшем дядьке в каске. Его квартира долго пустовала, а через несколько лет её заняли родственники из деревни. Сказали, что отмучился псих.