Йхтиандыр : Пестики-тычинки

Белая дверь с графиком приема. С утра возле нее толпится народ. Лица хмурые, неприветливые. Мрачного вида, худой как жердь, мужик, почерневший от водки, сипло окликает посетителей учреждения и занимает очередь вслед за молоденькой барышней. Он садится рядом с ней на скамью, барышня брезгливо смотрит на его заскорузлые руки, пальцы с обглоданными нечистыми ногтями. Если у него такие руки, то член явно похож на старый почерневший гнилой банан. Вроде тех, которые впаривают на рынках заезжие жители Востока. И кривой, как турецкая сабля. Барышня отворачивается и слегка отодвигается. Публика безучастно наблюдает, как старуха-уборщица лихо орудует шваброй и вполголоса матерится. Каждый закупорен в своем флаконе и сдавлен вопросом: пронесло или впух?

За дверью идет досмотр очередного тела. Пожилая тетка в белом халате деловито перебирает инструмент. С похмела работа не клеится, не смотря на утреннюю мензурку спирта и эрзац-кофе. Рядом, на "вертолете" возлежит, словно колесованный вор, голая баба. Наконец эскулап находит зеркало, подходит к телу и залазит в самое жерло, сосредоточенно пытаясь разглядеть признаки сифилиса, но кроме остатков тампона, безжизненно висящего как большая пьявка клитора и дырок от пирсинга на губах ничего интересного не находит. Недолго покопавшись в мясе, эскулап завершает процедуру и идет к столу, чтобы выписать направление на анализ крови. Баба сползает с "вертолета" и надевает трусы. Если ЗППП не найдут, то вечером можно заниматься индивидуальной и групповой трудовой деятельностью. Иначе - писец. Полный. Лечение производственной травмы оплачивать придется самой. Еще нужно пить, есть, башлять за хату, отстегивать бабло крыше и своим штрихам-алкашам в деревню. Спаси и предохрани! С квитком телка выскальзывает из кабинета, ее потные две сотни ложатся в стол венеролога. Следующий.
Как собака Павлова, на моргание лампочки и звук звонка резво откликается и заходит молоденький мальчик в костюмчике, галстучке и с мобильничком. Типичный выкормыш ВИМО, жирный рябчик. Почесывает дрожки, травит только что сочиненную байду про свою случайную связь, как все у них было серьезно, а она такая сука оказалась. Врач задумчиво слушает, мысленно снимая со своих ушей лапшу. Затем весело объявляет расценки за каждый вид досмотра. Чувак соглашается, раскошеливается, проходит в кабинет, снимает штаны. Члентано обскабливают, затем в ствол загоняют шомпол. Нечего морщиться, нечего! Будешь теперь знать, как трахаться без гондона. После непродолжительного анализа весело объявляют - триппер. Чувак в панике, бледен как смерть, что-то гундит неразборчиво. На что доктор мудро изрекает, мол, мужик без триппера, что баржа без шкипера. Поэтому расслабься и клади еще бабло на лечение. И накладывает епитимь, смысл которой прост: жрать колеса, не бухать, не йепаться, не колоть вены, через две недели опять на досмотр. Свободен.

Тикают часы, время близится к обеду. Но поток желающих предъявить гениталии не иссякает. Как ходоки к Ильичу, идут к эскулапу и старые, и молодые, и сопливо-горшочного возраста. Из родовых квартир и бомжеубежищ, из заводских бараков и из общежитий, из приемников-распределителей и из пионерских лагерей. В ватниках и в мундирах, в блузах и костюмах. "Мальчишки и девчонки, а также их родители..." Все идут к доброму, веселому эскулапу, чтобы вылечить свои пестики-тычинки или просто осмотреться для трудоустройства. Пока есть секс, есть и болезни. А будут болезни, будет доктору работа, бабло, прикид и жратва. А также разверзнутые "жерла" и скрюченные вопросительным знаком "стволы" во снах.
Не зарастет к нему народная тропа.