Lucifer : Последняя женщина господина С.

Больше всего на свете пожилой господин С. любил трахаться и трепаться. Это было его призванием и проклятием одновременно. Господин С. был немного мистиком, немного философом, он был убежден, что пизда - это зеркало души. В его собственной душе, темной и страшной как задница, обитали демоны и призраки женщин, чьи тела и лица давно стерлись из памяти; так блекнут и теряют значения имена, названия городов, сны и разговоры.
Иногда в приступах жалости к себе господин С. отчаянно шарил по темным закоулкам своей души в поисках спасения, и тогда призраки кусали его за пальцы. Он давно собирался бросить все и уехать подальше в поисках смерти, но как-то не складывалось. Каждый раз подворачивалась какая-нибудь бойкая большегрудая бабенка и господину С. приходилось излагать ей свою философию. В перерывах он думал, к черту, эта - последняя, я болен, я устал, я съеден. С. был уверен, что умрет, а потом все начиналось по новой. Так продолжалось годами, по сути это было образом жизни господина С., более того, это и было его жизнью. Ему грезились пизды, длинная вереница пизд, отражающих друг друга в бесконечный коридор. В каждой пизде застревал внушительный кусок сущности господина С., и под конец от него самого мало что осталось. Он старел, и каждая его новая женщина была моложе предыдущей. Он чувствовал себя старой уродливой куклой, с которой больше никто не хочет играть.
Со своей нынешней любовницей господин С. познакомился как-то случайно, и совершенно необъяснимо. Он и сам не мог толком вспомнить, как все получилось. Да это и не мело значения, хотя господин С. и любил усматривать во всем глубокий мистический смысл. Женщину звали Надя, она была притягательна и непостижима для него, как и любая другая женщина, и конечно, точно кость в бульоне - в ней легко просматривались обреченность и надлом, любимое сочетание господина С..
Долгие осенние вечера они проводили у нее на квартире. Трахались, пили вино, рассуждали о вечном, слушали музыку, трахались, рассказывали истории, психовали, курили, трахались-трахались-трахались. К господину С. словно вернулась его хипповая молодость. Когда госпожа С. вместе с детьми укатила в отпуск, он вообще перебрался к Наде. Она жила в центре Москвы, недалеко от Арбата, в старой трехкомнатной квартире с гигантскими балконами. Там господин С. пописывал бездарные мутные рассказы, в основном о муках любви и секса, к слову сказать, во многом автобиографичные. Ему нравилось играть в Мастера и Маргариту. Своим друзьям он говорил, что спит с ведьмой. Но даже если и допустить, что Надя была ведьмой, господин С. был далеко не Мастер. Во всех отношениях. Надя посмеивалась над ним нехорошим смехом, но ничего не говорила. Она вообще была странной, даже по меркам господина С. в чей пантеон женщин входили личности от совершенно адекватных и вмеру раскрепощенных до спятивших, нимфоманок и калек. Иногда Надя бесцельно бродила по квартире, изредка заглядывая в пустые углы и повторяя разные имена. Она рассказывала, что в левом углу за шкафом живет некий Юра, а под кроватью прячутся Славик с Антоном, по каким то невыясненным обстоятельствам расстрелянные в Питере. "А ты живешь у меня вот тут",- говорила Надя указывая на дно ванной -"тебе необходима чистота". Еще Надя подолгу просиживала на кровати, расставив ноги и рассматривала в зеркало свою пизду. "И моя и не моя", - смеялась она.
Как-то вечером они по обыкновению сидели на балконе и курили ганжу. Играла протяжная медленная музыка. Надя сидела, закинув одна ногу на перила балкона и если бы кто-нибудь, прогуливаясь по М.....ому переулку посмотрел вверх, он бы увидел распахнутую в осенний сумрак женскую пизду, словно застывшую над пропостью.Господину С. захотелось потрахаться, Надя заметила это и засмеялась. Господина С. всегда немного пугал и даже отталкивал ее смех, вредный и какой-то злобный. Наверное, такой смех слышат и все равно бояться услышать по ночам шизофреники, дети и умирающие больные.
Тем же вечером господин С. увлек Надю в постель. Он уже почти кончил, как вдруг снова услышал зловредный смех. Он поглядел на Надю, но ее лицо оставалось абсолютно бесстрастным, только левый уголок губ немного подергивался. - "Уже мерещиться стало", - подумал господин С.. Как всегда после секса он заснул зарывшись в огромные смуглые Надины груди, как в землю.
Той ночью господину С. приснился кошмар. Он не мог вспомнить деталей, только что-то огромное и страшное неслось за ним и почти настигло. Обливаясь потом, С. встал и включил свет. Было часа 2-3 утра и еще не начало светать. Надя спала совершенно голая, широко разбросав тяжелые ноги на простыне. Ее небритая пизда опасно чернела в свете лампы. Она загипнотизировала господина С.. Он все смотрел и смотрел в затягивающую черноту, как вдруг с ним что-то случилось. Он с внезапной ясностью осознал, что больше не может оставаться в неведении. С. вскочил и, снова прыгнув на кровать, приник левым глазом к Надиной пизде.
Остальное напрочь стерлось из памяти господина С., он пришел в себя в каком-то пустом дворе, непонятно в какой части Москвы, а может и вовсе не в Москве. Он был в рубашке и штанах, хотя не помнил как надевал их. Хотя господин С. и не мог этого увидеть, он стал абсолютно седым. С. отчетливо осознавал только одно - что-то очень важное принадлежащее ему осталось в квартире на Арбате.
- Нет, не вернусь - в неописуемом ужасе подумал он. - нельзя...нельзя возвращаться!
Заламывая руки, господин С. шагал по неизвестному двору. Только сейчас он заметил, что забыл надеть ботинки, и теперь его ноги истерты в кровь.
-Что же это...- бормотал он и беспрестанно крутил головой пытаясь высмотреть хоть одно горящее окошко в выходящих во двор домах, чтобы убедиться, что он еще жив.
Потом он брел по каким-то безлюдным улицам, и, хотя неоновые вывески приглашали зайти во внутрь, все кофейни были закрыты. Единственным человеком, которого встретил С., был бомж, с замотанным тряпками лицом. Господин С. спросил у бомжа время, и тот загадочно ответил -"как всегда"- и вытащил из-за пазухи циферблат без стрелок. Всю дорогу мимо темных окон по пустым проспектам господину С. что-то виделось -пару раз черное пятно промелькнуло в витринах и смрадным жаром повеяло из глухой подворотни.
Значительно позже - так по крайней мере казалось - господин С. привалился к двери подъезда в каком-то дворе, чтобы хоть немного отдохнуть. Он втягивал воздух сквозь сжатые зубы и глядел на небо, которое казалось, не собиралось светлеть. С. почудилось, что он был тут раньше. И действительно помойка, и песочница с серым спрессованным песком и сломанные детские лесенки выглядели знакомыми. Это был тот же самый двор в котором господин С. очутился сразу после провала в памяти. Прижав ладони к лицу, С. заплакал. Он чувствовал всем телом, как из глубины двора, из-за "ракушек" и гаражей за ним наблюдают. А потом нечто явилось, пришло, стало материальным, и господин С. зажал себе глаза, чтобы не смотреть. Оно было так близко, что С. чувствовал запах - органический и церковный, и тонкий знакомый душок собственной спермы. Это была Пизда. Она заполняла собой все пространство, все мыслимые измерения, господину С. показалось что он находится внутри нее, и он закричал, раздирая ногтями щеки, больше не в силах сразу выносить единое и бесконечное множество в едином. В темной мягкой пустоте что-то катилось и переворачивалось, раскрывалось и скручивалось в спирали. Бедному господину С. захотелось выдавить себе глаза, он нажал на них большими пальцами, но боль отрезвила его. Все еще не глядя, он прошептал одно единственное слово которое завертелось и сгинуло где-то в аду - всего одно слово "отдай". Над головой С. загудело и захлопало, точно весь мир обожгло судорогой. Она смеялась над ним. Все-все что было пронеслось перед мысленным взором господина С.: восьмидесятые перемешались с девяностыми, женщины с абортами и выкидышами, жены с детьми, жизнь со смертью. И не в силах больше выносить этого, господин С. уронил руки и уже обоими глазами - посмотрел во множество своих лиц, раздвоенных, рассеченных. И пропал.
Тяжелые липкие губы, забормотали, шлепая друг о друга. И вдруг мучительно развалились в стороны, словно между ними разверзся туннель. И оттуда из темноты, вняв короткой мольбе, вытолкнули наружу мертвого недоразвитого младенца с огромным дряблым хуем и лицом взрослого человека, которое явственно напоминало лицо господина С.. Жуткий эмбрион шмякнулся на асфальт склизком трупиком, это была душа.
Утром Надя принесла в жестяной мисочке молока для Вовы, обитавшего под ковриком в прихожей. Потом налила себе вина и вдруг неожиданно рассмеялась и смеялась так долго и сильно, что обмочилась.
Собаки до утра таскали душу господина С. по двору, а потом дворничиха смела ее в мусорный пакет вместе с пластиковыми стаканчиками, окурками, шприцами, использованными презервативами, осенними листьями и обрывками газет.