Шырвинтъ* : Про маму.

Мой скромный вклад в историю советского кинематографа я внес в самом раннем детстве. Когда еще не было памперсов,и другой, нужной грудным детям поебени, и цветную пленку, для снятия фильмов режиссеры выпрашивали в Министерстве культуры – тогда и состоялся мой дебют.
Естественно фильм получился черно – белый, потому, что режиссерша плохо умела просить пленку, а подвязок в ЦК у нее не было. Но не смотря на это, фильм, на мой взгляд – вне критики. Называется он – “Семнадцать мгновений весны”.
По какому то режиссерскому распиздяйству хронология съемок отличалась от естественного в фильме потока событий.
Когда взрывная волна от советской бомбы повлекла за собой преждевременные роды радистки Кэт, я уже был готов к своим первым дублям. Вообще то там был еще, какой то блатной Паша, но после съемок в канализации он заболел, и уехал с мамой домой на поезде – “Берлин – Москва”. По этому его имени даже в титрах нет.
Вместо того, что бы начать съемки в немецком роддоме, где моя квази – мама – радистка рожала меня под русские матюги – первые дубли прошли в канализации. Хотя по сюжетной линии, в канализации мы оказались, когда от гестапо в побег ушли. Я тогда девочку играл. Дочку обдолбанного немецкого солдата Шульца. Или не Шульца. Не помню уже. А Паша исполнял меня. По этому, когда будете смотреть фильм, знайте, что девочек в канализации нет.
Во время съемок первого дубля, скоба, на которой стояла радистка, держа нас с Пашей на руках, оторвалась. И мы, увлекая стоящего чуть ниже оператора с камерой, упали вниз. Мне посчастливилось зацепиться пеленкой за кусок арматуры и не долететь до воды.
Пока оператор, по грудь в воде, искал свою камеру, а мокрая радистка вытаскивала меня наверх, Пашу баграми выловили в коллекторе впадающем в речку Шпрее. Это было в двух кварталах от места съемки. Он , конечно сильно испугался, обильно обгадился, но не захлебнулся. Все из – за того, что большую часть своей жизни он провел в водной среде. В животе у своей мамы. И был к воде привычный.
Камеру, кстати, так и не нашли.Пришлось потом новую покупать, урезав при этом бюджет на массовку. Вот почему, людей в фильме не очень много. Не считая халявной хроники.
Второй дубль, который попал в фильм, снимали уже на стройке. В трех бетонных кольцах. Паша, после купания в берлинских отходах, заболел круглосуточны энурезом, и мама – радистка, в дальнейшем, отказалась брать его - постоянно мокрого, на руки. В принципе он был уже и не нужен.
Эпизод в роддоме отсняли без проблем. Мне тогда и делать ничего не надо было. Хорошо поел, и спал рядом с радисткой пуская слюни. Режиссерша хотела еще снять кадр, где я, только что, мокрый и беззащитный, в конце войны явил себя миру на фашистской земле. Но потом отказалась. Потому, как ебло у меня было достаточно взрослое, а Пашу уже увезли домой.
На знаменитых кадрах, где гестаповский параноик сдирает с меня мои первые одежды, не все так просто.Я сдерживаю слезы, иногда просматривая их. Им всем было нужно, что бы я орал от холода у раскрытого этим психом окна, оглашая своим воплем улицы фашистского Берлина, заставляя маму – Кэт выдать военную тайну. На самом деле было лето. И совсем не холодно. Но я орал! Я играл!! Я пел !!! Я страдал!!!! Я выдавал им свою тайну!!!!! Я очень хотел жрать!!!!!! Я звал маму!!!!!!! Я прощался с ней, со своей настоящей мамой. Уже тогда я чувствовал, что больше никогда в своей жизни не увижу ее!
Мама забухала. И только ей известными тропами свалила с богатым бундесом в Западный Берлин.
Радистка - она ведь вроде тоже мама? Но ведь не настоящая. И пахнет не так, как моя, и молока у нее не было. Зачем мне такая мама?
Спасли меня бабушка, приехавшая скорым “Москва – Берлин” и Кальтенбрунер. Вообще то весь коллектив помогал. Немецкие актеры принесли настоящих гэдээровских сосок и всяких полезных для ребенка вещей. Кальтенбрунера я очень любил. Наверное думал, что папа. Бабушка рассказывала, что после маминого побега, только у него на руках я успокаивался, и расплывался в беззубой улыбке,когда тот махал у меня перед носом своим железным крестом. У меня даже фотография есть. Оператор подарил. Называется : - “Я и Кальтенбрунер на руках”.Это я сам ее, потом ,подписал. Когда пять стукнуло,и бабушка буквам научила.
Есть у меня и еще одна, пожелтевшая от времени фотография.Где мы все вместе.
- Вот режиссерша. Вот оператор. Вот шеф американской разведки Аллен Далес, вот пастор, вот Броневой, вот я с Кальтенбрунером и бабушкой, Фриц Диц , Табаков, генерал Вольф, Визбор, Айсман с двумя глазами, Тихонов, Кэт …….. Вот они, самые дорогие и близкие моему сердцу люди. Только нет тебя!!! Ебаная гримерша!!! Лишившая меня детства, и чуть не лишившая жизни!!! Непросчитанная гэбухой вероломная тварь!!! Ты наверное даже не видела этот знаменитый фильм!!! Твое место на электрическом стуле!!! Если ты,конечно, еще не сдохла!!! Я заочно приговариваю тебя к этому!!! За мою, изнасилованную тобой, сырую психику!!! За Пашу!!! За загубленный съемочный инвентарь!!! За подпиленную скобу под радисткой!!! За покойную бабушку, так и не узнавшую об этом злодеянии!!!

30 –летию выхода фильма на экран посвящается.

ШирВинтъ июль 2003.