Петя Шнякин : И я решу твои проблемы

Мы пошли на кухню, где я и увидел Васяту. Он стоял у окна. Внутри заскорузлой ладони с синими татуировками, большим и указательным пальцами, держал беломорину, и, часто затягиваясь, пропихивал дым в открытую форточку. Маленького роста, с тёмным, морщинистым лицом, он смотрелся лет на сорок, а может и на пятьдесят. Мне, тогда, все люди за двадцать пять, казались старыми. Поплевав на окурок, выкинул его на улицу.

- Ну, здорОво! – произнёс он хриплым голосом, который по силе и тембру, никак не вязался с его скромными физическими данными.
- Здравствуйте...
- Тык чё, самогон мой, выпили вчера?
- Вась, это я сама ему поставила. Причём тут он?
- Причём - не причём... Меня колотит! Думал выжру и спать лягу – чего я теперь!
Вид Васяты меня успокоил. Да и не ревнивый, кажется. В те годы, чувство похмелья мне было ещё незнакомо, но я охотно верил, что ему плохо.
- Дядя Вась, у меня полтора рубля осталось, может найдёте, где выпить купить?
- Самогонка два рубля стоит, а за полтора мне Клавка не продаст, да и спит она уже. Ладно, давай деньги.
Когда Васята пытался посчитать мелочь, монеты прыгали и звенели в его ладонях. Ему, действительно, было очень хуёво.
- Фу, блять! Галька, придумай что нибудь...
- А то ты не знаешь? Иди в порт, в аптечный киоск, купи там.
- Да не дали мне в прошлый раз.
- А ты Петю с собой возьми, он купит.
Было пять утра. В девять – лабораторные по химии, пропускать нельзя, но должны успеть.
- Дядь Вась, пойдём быстрее, мне в институт опаздывать нельзя.
Галька посмотрела на меня с гордостью – то ли потому, что я был студентом, то ли потому, что идти согласился.
По дороге в аэропорт, а пешком туда, минут десять, Васята постоянно объяснял, что брать.

- Петь, лучше всего пустырник – семьдесят градусов и душу успокаевает. Если нет, тогда стальник, пьётся хуже, и срать от него будешь дальше, чем видишь, гы...
Но геморроя не будет...гы-гы...
Это уже потом, на третьем курсе, изучая фармакогнозию, я узнал, что стальник полевой, он же Ononis arvensis, содержит гликозид ононин и назначается в качестве слабительного при геморрое для нормализации стула. А пока я только подхихикивал ему в лад, как Петруха Сухову из Белого Солнца Пустыни.
Зайдя в зал на первый этаж, Васята трясущимися руками передал мне деньги.
- Я тут побуду, а ты – вон, в киоск иди. Если пустырника и стальника не будет, возми хоть “Тройного”, он девяносто шесть копеек...
Я подошёл к ларьку с лекарствами, средствами личной гигиены и парфюмерии. Невзрачная старушка переставляла упаковки из одного угла в другой и ждала утреннюю сменщицу. Я, неторопливо, стал изучать ценники на прилавке, пустырник, никак, найти не мог.
- Тебе чего, сынок?
- А мне пустырника нужно.
- А тебе настойку, или брикет?
Я представил Васю, вгрызающегося жёлтыми рубами в брекет пустырника. И чуть не засмеялся. Если водка была бы твёрдая, - мы бы её грызли – так говорили о свом непомерном желании выпить многие мужики в то время.
- Нет, мне пожалуйста настойку, пять пузырьков.
- А зачем тебе так много?
- Да мать у меня в деревню уезжает, ей ... успокоиться надо. А там его не найти.
- Тогда, может валерьянки, лучший успокоительный эффект имеет.
Васька подошёл к киоску со спины продавщицы. Расслышив предложение пожилой фармацевтки, яростно скрестил руки и махал ими в стороны перед своим лицом, давая понять, что брать нужно только пустырник
- У неё есть валерьянка, ей только пустырника не хватает.
Старушка завернула бутылочки в плотную коричневую бумагу, я сказал спасибо, и вышел из зала. Васята уже ждал меня на улице, попыхивая беломором.
- Ну, чё, хорошо ты её... А мне эта старая сука уже два раза не давала, даже стальника. Ладно, погнали к Гальке.
- Мне на занятия надо к девяти, в Москву ехать.
- Да мы недолго. С Галькой попрощаешься. Ведь хочешь?
Васята подмигнул мне красным, с похмелья, глазом. Глядя на него, прощаться с ней мне расхотелось, но забежать на пять минут – всё равно по дороге, почему нет.
Галя открыла сразу, как мы постучали. Прошли на кухню, я развернул бумагу и выложил на кухонный стол пять бутылочек с тёмной жидкостью. Хозяйка откупорила три из них, разлила в заранее помытые стаканы и произнесла:
- Давай Петя на посошок, на ход ноги... студент.
Перед занятиями я никогда не пил, только после. И то, пиво, в основном, в подвале на Пушкинской. Чёрная жидкость, с аптечным запахом, казалась каким-то запретным плодом, но не сладким, а стрёмным. Сколько раз говорил мне отец - Петя, если чувствуешь, что, что-то нехорошее делаешь – не делай! А тут Васята:
- На, вот... водой сразу запей. А то задохнёшься...
- Давай ты с Галей сначала.
Мне ещё не очень верилось, что это можно пить. Они, выдохнув, влили в себя настойку, одинаково сморщились, и начали сосредоточенно жевать недоеденный с ночи хлеб. Вода им не потребовалась. Васята, с ещё перекошенной мордой от выпитого, сквозь жёванный во рту хлеб, выдавил из себя:
- Ну, чё ты, ебани!
Я выдохнул, как они. Закатил глаза к потолку и отправил в себя тёмный и незнакомый пустырник. Тут же глотнул воды и стал ждать. Васята сидел на корточках, пыхтя беломором. Галя была с ним рядом, на табурете. Хоть бы посмотрела на меня. Нет... Её взгляд был направлен на два пузырька, ферьзями выступающих на клетчатой клеёнке. Васька поднялся, выбросил в форточку папиросу:
- Чё, Петь, заебись?
- Ага, легче стало...
Мне и, в правду, стало хорошо, какая-то расслабуха шла от живота по всему телу.
Потом, через десять лет, в Рязанском дурдоме, нарколог объяснил мне это состояние. Алкоголизм, говорил, начинается с момента, когда ты в первый раз похмелился с удовольствием. Вот так, в один день, я стал мужчиной и алкоголиком. Я сидел размякший, со стороны наблюдая, как мои знакомые допили настойку, как Васята, подошёл сзади к Гале и, запустив руку под халат, мял её груди...
На занятия я не поехал. Сразу пошёл домой.