Михаил Комиссаров : Documemories (Frisco)

Каждый город полон одиноких домов. Тех, в которых никто не живет, и от которых пахнет либо историей, либо разрухой и смрадом. В таких домах всегда стоит старая мебель, которую при переезде оставляют старые жильцы. Такие дома сдают на короткий срок, когда, приехав по делу, негде остановится, либо когда гостиница не вариант. Бывает такое, когда в чужом городе возникает желание почувствовать себя дома. В номере такое невозможно – кровать, тумбочка и телевизор, которые друг от друга отличаются лишь разницей в цене, которую за них заплатили. Это не дом. А так ночлежка и способ скоротать время. В свое время я ночевал в гостиницах три-четыре раза в неделю, так как находился в постоянных командировках, возвращаясь домой лишь на одну ночь, после чего снова: такси, аэропорт, гостиница. Теряясь с каждым разом все больше и больше, в каком городе я нахожусь, я все чаще и чаще вспоминал тот узкий трехэтажный дом, который стал для нас настоящим раем.

Для начала, там не было телефона. Лишь из стены в узорных обоях торчал обрывок кабеля, рядом с которым на стене были написаны номера, имена и нелепые каракули, которые свойственны людям, когда они в размышлениях или полностью заняты разговором. Никто не знал, где мы, и мы, в свою очередь, при всем желании не могли никуда дозвонится. По какому-то странному стечению обстоятельств, мы оказались в этом месте и других собеседников, кроме друг друга у нас не было.

С чашкой кофе в одной руке и газетой в другой я шел по крутым улицам этого города, время от времени встречаясь с агентами, которые показывали комнату за комнатой, а я все не мог принять решение. Бродя по улицам в поисках пристанища, я зашел в этот район. Новые дорогие дома, яркие краски цветов, дети на улицах, чуть вдалеке целый блок из трех домов – два шикарных особняка и между ними наш – обшарпанный, но какой-то милый и уютный. Тетушка, которая решила сдать этот дом, долго извинялась, что на просмотр пришли одновременно двое. Рот у тебя был в шоколаде, и ты спешно вытирала его салфеткой. Мы как-то сразу сняли дом на двоих, не зная ничего друг о друге, ни имени, ни звания. Заплатили за все выходные вперед и остались обживать это место.

Телефона, как я сказал, уже не было, как не было телевизора или радио. Из всей мебели мы нашли две кровати – по одной на этаж, да старое пианино в холле на первом. Из всей популярной музыки на этом инструменте я играл лишь Show must go on. Какая-то дурацкая у меня привычка. Каждый раз, когда я вижу инструмент, я открываю крышку и начинаю наигрывать эту мелодию. Ты пошла на кухню. По-хозяйски осмотрела плиту и шкаф. Он был пуст. Хотелось есть и курить.
На улице было уже темно, и крупные магазины были закрыты. Внизу холма располагалась небольшая лавка, хозяева которой уже спали. Мы стали колотить в дверь под вывеской Liquer. Сначала открылось окно, из которого показалась голова в чепчике, потом раздалось шарканье ног в тапках, нехотя открылась дверь, и на нас уставился дед в джинсах и наспех заправленной ночной сорочке. После долгих жалостливых воплей, нас пустили внутрь, но, к нашему сожалению, в магазине, кроме алкоголя и табака ничего не было. Я взял Marlboro Lights, а ты две бутылки Jack Daniels. Дед, который пристально следил за нами, внезапно сжалился и откуда-то сверху притащил целую коробку горячей сырной пиццы. Денег за нее он с нас не взял. Мы шли обратно к дому, я нес еду и сигареты, а ты, открыв одну бутылку, делала маленькие легкие глотки и слегка морщилась.

На кухне мы нашли свечи, зажгли их и поставили на крышку пианино, туда же определили и пиццу. Ты взяла меня за руки и потащила танцевать. В полной тишине. Я почему-то этого не заметил. Допив одну бутылку бурбона, мне вдруг захотелось подарить тебе цветы, и я вышел на улицу. Залез в чей то сад. Пока рвал розы, услышал за спиной тяжелое дыхание. Обернулся – на меня смотрел свирепого вида боксер со слюной в пасти. В одно мгновение я протрезвел и перемахнул через невысокую стену. Барбос успел цапнуть меня за штанину, и на том месте, где он успел сомкнуть челюсти, чернела дырка. Ногу, к счастью, не задел. От испуга я так сжал розы, что шипы впились мне в ладонь, и лишь спустя мгновение я понял, что мне больно. Букет с кровью. Ты не ждала. Взяла и улыбнулась.

Через пару лет я заезжал в город и нашел тот район. Дом снесли, а на его месте построили торговый центр с парковкой. Заходил в Liquer, дед жив до сих пор. Меня, естественно, не узнал. Вспомнил: тогда я так и не спросил твое имя. Сейчас правда это уже не важно.