игорь к. : Это по любви

Это по любви

- Чиканутая.
Леха смеется. Трясет головой, будто к ней – голове - что-то прилипло.
Рядом с котельной – ржавые трубы. Лежат два года без движения; вросли в землю, покрылись татуировками. На одной из них сидим мы и курим, уткнув локти в колени. У Лехи напряг, у меня легкий шифер в голове; Дима в запарах. Причина у всех одна – по имени Женя. Не девка - натуральный шиз.

В детстве Женя водилась только с пацанами. Девчонок била, куклы ломала и мучила, вешала и сжигала. Ей было плевать на Муху – огромного пса, жившего на первом этаже. Женя специально лаяла, проходя мимо собачьей квартиры – дразнила, провоцируя ответную истерику. Хозяин пса, дед по кличке Рыбак, разозлившись, демонстративно ослабил как-то поводок - мол, смотри, дура, не удержу, отпущу, и пиздец тебе. Тогда Женя встала на карачки, и завыв, пошла на Муху. Пес забился в судороге, стал пускать пену, а Рыбак, ругаясь и трезвея, потащил животину домой.
Короче, Женька – шиз. И с каждым годом все больше. Человек она, кстати, хороший. Пока не начинает испытывать мир на прочность.
Сейчас испытанию подвергается Леха. Когда мы сдружились, то сразу дали понять – к Женьке не лезь. Но ведь как бывает: раз посидел с девками, два, потом начинается, блядь.

- Я тут Леху вашего в галантерее встретила, - говорит мне Женька. И, нахмурив лоб, смотрит в одну точку как дура – типа, его изображает.
- Ни фига не похоже.
Она толкает меня в плечо и пытается задушить.
- Я ему нравлюсь? – Теперь она болтает ногами, поднимая пыль.
- Бля, Женя, тебя надо к электростанции подключать. Можешь ты не мудиться.
- Ну так что?
- Что «Что»?
- Я вопрос тебе задала.
- Откуда я знаю? Cпроси у него сама.
- Дурак? Как это «спроси»? – Похоже, она смущена. Не может быть. Чудо снизошло на землю.
- А в чем дело? Подошла и спросила – «Леш, я тебе нравлюсь»?
- Так нельзя. Я все-таки девушка.
- Да? Ни хуя себе.А я и не заметил.
- Кретин, – Женька вскакивает, и наступив мне на ногу, резвым шагом валит прочь.
Ладно. Что с ебанашки взять.
Вечером я сижу на балконе и читаю.
- Эй!
Смотрю вниз. Если начнет устраивать сцену, все, нахуй, - кину в нее горшком.
- Ну.
- Что нукаешь?
Все, блядь...
- Ты достала меня уже! Слейся с глаз моих.
- Передай своему другу, чтобы он был готов. И чтобы не ржал. Ясно?
Женька выбрасывает руку в мою сторону, хватает подвернувшийся стебель чего-то там, остервенело тянет. И - вырывает нечто, посаженное кем-то из соседей. Вот и они.
- Женька, что ж ты делаешь! Выйду, по шее тебе дам...
- На, лови! – Женя кидает куст в полуоткрытое окно на первом этаже. Она в своей тарелке.
Не человек, а геморрой.

На следующий день Женя поймала Леху там же, где накануне мешала мне читать.
Она подошла к нему очень близко и спросила – я тебе нравлюсь?
- Что?
Могу себе представить, каких усилий ей стоило не заорать Лехе в лицо – «ты, бля, глухой совсем?»
- Я тебе нравлюсь?
- С чего это?
- Отвечай.
- ...Ну да.
- Сильно?
- Что привязалась? Отстань.
Вместо того, чтобы дать Лехе по яйцам, Женя улыбнулась и сказала – пойдем вечером в кино.
- Ты меня приглашаешь? Круто.
Тут Женька действительно попыталась дать ему по яйцам. Он, смеясь, увернулся. Пасторальная картина, все плачут.

- Поздравляю, даун. Ты в жопе, - я веселился, пока он ждал меня на лестнице.
- Ладно... Она мне, правда, нравится.
- При чем здесь это?
- Что значит «при чем»? При том.
- Можешь сколько угодно от нее переться, но про себя. Она чиканутая, кретин.
- Разберусь.
- Улыбок тебе, дед Макар.
И мы закрыли тему. Чтобы вернуться к ней через неделю.

Во вторник Леха с Женей посетили кинотеатр. По дороге домой целовались. Надо отдать должное, в этот вечер Женя вела себя вполне пристойно. Как положено нормальной девушке.
В среду болезнь начала прогрессировать: Леху разбудил звонок в дверь. Угадаем с трех раз.
Шиза кинулась на Леху, сказала, что он лучше всех, и потребовала целовать ей руки. Слава Богу, он был дома один. Секса, кстати, не случилось.
Весь день они провели вместе, и это, по лехиным словам, вышло весело и «шебутно». Шебутно, блядь, ему. То ли еще будет.
Четверг мы втроем – я, Леха, и Димон – собирались провести за городом. Хуй там. Женя поймала нас у школы и, схватив Леху за рукав, спросила – а я?
- Не вариант, - сказал Димон.
- А я, блядь, не с тобой говорю.
- Уймите кто-нибудь ебанутую, - разозлился Дима. – Ты, Лех, с ней гуляешь, вот и уйми. А то хамит тут, блядь...
В этот момент Леха понял, что ему это все надоело. Иди погуляй, у нас дела, сказал он Жене.
- Мужик, что ли? Крутой, блядь, что ли? – взбесилась Женька и вцепилась зубами Лехе в плечо.
Вот сука, закатив глаза, выдохнул Димон.
– Ты испаришься, нет? – заорал я.
- Леш, какого хера он на меня орет?
- Потому что ты заебла здесь всех!
- И тебя?
- И меня, блядь.
Так мы уехали за город. Следующий день прошел спокойно, и Леха даже начал думать, что погорячился. А в субботу все началось заново. Женька кидалась в Леху камнями, ревела; убегала, возвращалась, опять убегала. Вообще отстань от меня, сказал он ей в итоге.
Воскресным утром раздался звонок в дверь.
– К тебе Женя, - заглянув в комнату, сказала бабушка. Выглядела бабушка нервно. Я вышел на лестницу. Там стояла Женя, лицо ее было заплаканным, но главное, - она была лысой. Ну, почти лысой. Вы знаете, что такое лысая девушка в провинции 1988 года? Это пиздец, вот что это такое. Без всяких «но».
Он меня бросил, тихо проныла Женя. Знаю, ответил я. И что мне делать, - спросила она.
- Я ебу?
- Поговори с ним.
- И что я ему скажу?
- Не знаю!
- Ладно. Поговорю.
- Когда?
- Cегодня.
- Сейчас.
Стараясь не показывать раздражения, я сказал:
- Я к нему скоро пойду. И поговорю.
- Не могу ждать. Надо срочно.
- Нет.
- Нет?
- Нет.
- Сука!
И она убежала. Только затылок мелькнул.
Потом она также парила Диму. Навела шороху.

- Чиканутая.
Леха смеется. Трясет головой, будто к ней – голове - что-то прилипло.
- И она меня заебла.
Рядом с котельной – ржавые трубы. Лежат два года без движения; вросли в землю и покрылись татуировками. На одной из них сидим мы и курим, уткнув локти в колени.
- Что делать-то?
- Точно не надо с ней говорить. Будет хуже. И, вообще, она страшная - лысая, - вступает Димон. Он прав.
- Свали на дачу. Оптимальный вариант, - предлагаю я.
Леха морщится.
- И пиздец мне там придет. Называется «Копай от забора до обеда».
- А здесь тебе пиздец не придет?
- Что, мне от бабы прятаться, что ли...
- Она не просто баба. Она ебанутая.
Дима согласен:
- Рюша прав. Скройся до выходных. Вернешься, все будет окей.
Так Леха свалил из города. А мы, оставшись, хлебнули говнеца. Но, в любом случае, все кончилось. Женя быстро вспыхнула, и также быстро остыла. Нашла у мамы розовую шляпу и носила ее, не снимая.

Это вам, сказал Леха, вернувшись. И поставил перед нами с Димой корзину с клубникой.
Заработали, - сказал я. Мытая? – спросил Димон. Нормально.

Спустя полгода Леха позвонил мне в Ленинград. То, се.
- ...Женька переехала, - сказал он.
- Куда?
- На Кочетова куда-то. К бабке. Поближе к техникуму.

Летом я приехал опять. Женьку не видел. Приехал на Новый год – не видел тоже. С концами. Бывает.

1993. Мы сидим с Димой в кафе. Играет ублюдочная музыка. Зато – кафе. Я не был в Новгороде четыре года. Леха в армии, Дима – бандит. Говорим. О том, о сем.
- Женька погибла, - сообщает Димон.
- Что?
- Нет ее.
- Как это? Когда? Что случилось?
- Жила с каким-то челом. Он ее послал. Выгнал. Ну, она и ушла. Через запасной, блядь. Вышла на балкон и хуйнула вниз с девятого этажа. Любовь-морковь.

Чтоб ты сдох, ублюдок. Чтобы ты сгнил под забором в куче дерьма. Я не верю в благородство. И в прощение - не верю. Если я не смогла тебе ответить, если ты причинил мне боль, от всей души желаю утонуть, заживо сгореть, или просто корчиться под неумелым ножом хирурга. Всем, кто меня когда-либо обидел, вернется боль моя в стократной мере. Это, по-вашему, низко? Я скажу вам, что такое низко. Лежать в земле – вот это, блядь, низко. Ниже некуда. Чего и всем желаю. Каждому предавшему, задевшему, укравшему мое – мучительная смерть. Знаю, так оно и будет. Срань вернется к тебе – в это верю. И вы - тоже. А потому боитесь. Надо, блядь, думать. Пусть плачут их мамки – мне до того нет дела. У меня свое. Я уже здесь. И я вас жду.