vchenskiy : Встреча Героя и Труса после окончания последней войны

Герой и я встречаемся

Последняя мировая война закончилась, когда все люди на земле, включая скромного дедушку, были убиты. Выжили Герой и, естественно, я. Согласитесь, ситуация апокалиптическая и дурацкая одновременно. Никогда не думал, что остаться в живых может быть так неудобно. Судите сами:
1) Уставший, но довольный результатом войны, герой возвращается домой.
2) Ему хочется выпить водки, закусить плодами славы и утереть благодарные слёзы спасённых людей. Как видим, герою не надо ничего особенного (вроде извращённого жестокого секса с лучшими проститутками города для отвлечения от послевоенной депрессии или регулярных пьяных драк с сильнейшими хулиганами района с той же целью). Война для героя прошла хорошо, без осложнений. Он хочет стандартной ветеранской программы: встречаться с отцами города, угощать конфетами и подбрасывать в небо радостных, смеющихся детишек, чинить завалившийся от американского снаряда забор, разговаривать со стариками, сравнивая их и свою войны, а ночью, раздевшись догола и лёжа в кровати, показывать женщинам свои лучшие раны. Представляя все эти приятные процедуры, герой легко переносит дорогу на верхней полке эшелона, везущего его домой. Хотя все нижние полки свободны, он выбирает именно такую не очень удобную, чтобы, продлив свои лишения на несколько дней, с ещё большим наслаждением броситься в мирную жизнь.
3) Наконец, железная дорога оканчивается. Взволнованный герой с трофейным чемоданом, в котором гремит коробка леденцов и булькает фляга со спиртом, идёт по знакомой улице. Но улица пустынна.
«Дай-ка пройду дальше», - думает он. Проходит дальше – пусто! Ещё дальше – то же самое! Постепенно он понимает, что никого нигде нет, и ничего нигде не будет.
Так оно и есть. В городе остался один я.
Мы случайно сталкиваемся на улице, когда я возвращаюсь с регулярного утреннего мародёрства. В моих руках авоська с консервами, мармеладом и туалетной бумагой. Вряд ли герой мне рад. Я не выгляжу, как спасённый мирный житель. Содержимое авоськи делает меня самодостаточной, независимой в питании личностью. Моё слегка опухшее от позднего сна и вынужденного безделья лицо намекает на расслабленность, с которой происходит моё выживание. А чистые колени брюк свидетельствуют о том, что за всю войну я ни разу не прятался от оккупантов в овраге.

Тот, кто не боится щекотки

Чувствуя уязвимость своего внешнего вида, я первый начинаю разговор:
- Здравствуйте. Вы с войны?
- Ну…да, - отвечает он, оглядываясь. – А что, больше никого нет из живых?
- Ну, в принципе, наверное, нет.
- …хм…кхе… Совсем не осталось? – переспрашивает герой.
- По-моему, нет, - осторожно отвечаю я и тоже оглядываюсь. Мало ли что? Вдруг именно сейчас, после моих слов какая-нибудь никчемная личность, занудливо пытающаяся выжить, некстати протянет руку из-под обломков и слабым голосом позовёт на помощь. Я не против кого-нибудь спасти, но только не сейчас. Всё-таки перед человеком будет неудобно. - Если честно, я точно не узнавал, - страхуюсь я.
- Да, трудно знать наверняка…
- Можно в районе ТЭЦ поискать, - советую я, проникаясь проблемой героя.
- И кто там?
- …Рабочие, может, какие-то прячутся среди оборудования.
- Пьянчужки мерзкие? На хуй они нужны, - машет он рукой. – Эх-эхех… хех… Мне бы кого-нибудь нормального, чтобы душа радовалась…
- Да, да, я понимаю…
- А ты сам-то что?
- Я?
- Да.
- Так, ничего особенного. Просто за едой вышёл… Вы не обращайте на меня внимания. Вам бы кого-то нормального найти.
- Само собой. Только нет никого.
- В принципе должен кто-то быть. Очень много ведь людей жило.
- Так вот и я не пойму, куда они все...
- Должны! Должны где-то быть! Вы знаете, благодаря вам я только что над этим подумал и теперь понимаю, что категорически не прав. Невозможно, чтобы я один остался! Само собой, драка была серьёзной, люди гонялись друг за другом как никогда. До последнего метра, до изнеможения. А после обязательно щупали пульс и щекотали подмышки. Но всегда есть те, кто не боятся щекотки, верно?
- Да. Только где они?
- Вы опять правы! Где?!
Он тяжело замолчал.

Неподходящий человек

Я тоже немного помолчал из уважения, и затем поспешил добавить:
- Мне надо вам объяснить… Я вообще, если честно, знаю немногих людей. Почти никого. И, откровенно говоря, не будь войны, я бы всё равно нашёл их крайне мало. Надо было сказать вам сразу, чтобы время зря не тратить.
- Да, я теперь вроде не спешу.
- Понимаю.
- Я воевал…
- Да, конечно.
- …И теперь мне хочется увидеть мирную жизнь… Самому насладиться и посмотреть, как люди радуются. Я понимаю, что слишком долго ехал с фронта и не смог застать первой и самой мощной волны всеобщего ликования. Собрать, условно говоря, первые сливки…хе-хе… Но, хотя бы на какой-то праздник, я должен был успеть?!
- Конечно…
- А вот ты… ты не обижайся, но я скажу начистоту...
- Конечно, говорите, я не обижусь.
- Да ладно, я и так скажу. Ты, например, ходишь по улице, как будто никакой войны не было…
- Нет-нет. Была, конечно! Война была! И, поверьте, я очень уважаю вас и войну, - торопливо стал уверять я.
- Была-то она, была. Но ты как будто горя не познал. Поэтому радости не видно.
- Ну…Как бы это сказать… не совсем не познал… неудобства были, переживания, чувство опасности, несвобода… Да, вы правы, может быть, война коснулась меня непростительно слабо. Мало горя, мало страданий… Я готов это честно признать. Но я не старался, чтобы так было, понимаете? Я не прятался и не был предателем. То есть, я прятался, конечно. Но без фанатизма. Неглубоко. Если бы меня позвали на помощь, я бы точно услышал и сразу вылез… В случае пыток, я бы рассказал всё, что знаю. Но, во-первых, я ничего не знаю. И, во-вторых, уверяю вас, сам, без пыток, я бы даже не пикнул.
Герой выглядел несколько озадаченным. Меня это не удивило. По-моему, когда настаёт время пораскинуть мозгами, все герои немного тупят.

Весомые факторы, препятствующие удовлетворению Героя Трусом

- Мне кажется, я должен рассказать вам немного больше, – продолжил я. – Определённо, вам не стоит учитывать меня в своих ожиданиях. Я, как бы это сказать… из другого сценария. Хе-хе… Поэтому хорошо бы вам поискать людей, которые лучше подходят вашей парадигме. Нет-нет! Я отнюдь не отказываюсь вас удовлетворить из-за обиды на ваши меткие, но не лишенные горечи замечания, или уклоняюсь от усилий празднования победы вследствие обыкновенной лени. Хотя оба этих момента присутствуют в какой-то мере (все мы люди), однако есть гораздо боле весомые факторы. Дело в том, что, наблюдая за собой в течение длительного времени, я пришёл к выводу, что живу несколько иначе, чем большая часть других людей. Причину этого я уже описывал выше, но повторить для вас меня не затруднит. Дело в том, что с некоторых пор мне стало ясно, что я - трус…
Вот так вот… Мда… Удивительно, но… то есть не удивительно, вообще-то… а совершенно просто - трус… Мда… И вы знаете, мне совершенно не стыдно представиться таким образом. В иной ситуации я бы скрыл, конечно. Но сейчас, когда нас так мало осталось (практически, всего лишь два человека), скрывать принципиальные вещи – это неправильно и невозможно. Видите, вы все время смотрите на меня, и мне даже не за кем спрятаться. Хе-хе. И если бы я решился при вас играть обычного человека, всё равно вы бы вскоре заметили мою фальшь. Знаете, такие странности… маленькие…
- И что же это за такие странности? – недоверчиво ухмыльнулся герой.
- О! Вы, наверное, подозреваете плутовство... Но, подождите-подождите, я сейчас объясню… Как же это сделать?!... Хм… Значит, прежде всего – я вовсе не пытаюсь «слинять» по какой-то там причине. Поверьте, у меня нет «какой-то там причины», кроме чувства глубокого несоответствия между нами. Мы ведь, совершенно не соответствуем друг другу! Наша с вами встреча – это совершенное «чёрт знает что»! Вот. Это второй пункт моего объяснения.
- Не понял «второй пункт».
- Погодите, я сейчас поясню. Просто примите, это как вступление. Не спешите реагировать, хорошо?
- Хорошо.
- Отлично. Чтобы ситуация развивалась, люди, которые в ней находятся, должны каким-то образом соответствовать друг другу. Вы согласны?
- Стой! Поясни.
- Да, вы правы. Я слишком рано подвел к выводу. Поясняю. Чтобы раскрыть преступление милиционер гонится за бандитом. Для излечения болезни сходятся врач и больной. Покупая арбуз обыватель зовёт продавца. Вам тоже нужен свой человек. Подходящий. И это не я… Да нам будет просто неловко общаться друг с другом. Вот увидите. Да уже неловко – смотрите.
- Почему же неловко? Какие препятствия?
- Разные. Вот вы хотите признания заслуг, а я вам не могу его обеспечить. Как бы ни хотел. Даже из вежливости. И я, может быть, потому и не хочу, что моего понимания недостаточно, чтобы хотеть понимать. Видите, как глубоко проникло мое непонимание! В конце концов - подобное познается подобным, и поэтому трусу на самом деле непросто уразуметь героя. В некоторых случаях практически невозможно. Вот вы стоите передо мной и рассказываете о собственном героизме. А мне никак этого не понять.
- Не понял. Что тут непонятного?
- Не пойму и всё.
- Да что же неясно, черт возьми!?
- А вы, пожалуй, тоже меня не поймёте… Мы – трусы, всегда смотрим на героев снизу вверх. Всегда. Не мы поставили себя в такое положение! Но общество и родители с детства внушали нам наше место! Допустим, я не возражаю (хотя, на самом деле, и несколько против) и готов глядеть снизу, но, согласитесь, подобный ракурс не даёт возможностей для полного обзора всей совокупности героических качеств, а задранная кверху голова затрудняет воздаяние должного. Да вы и не ждете этого от нас. Откровенно говоря, трус – последний персонаж, к которому обратится герой в дни своей радости. История показывает, что рядом с героем всегда оказывается нужное число смелых и средних людей, для того чтобы выпить за победу. Я вижу, что и вы ожидали встретить на родине неплохую компанию. Но стался казус. Сами видите, на что мы тратим драгоценное время. Вы – истекая благородной слюной предвкушения заслуженного пиршества, а я – снедаемый желанием вернуться в свой угол, где, собственно, мне и место. Такова наша ситуация вкратце.
- Ну-ка стой! А ну! Ну-ка погоди! Это всё бред иезуитский!
- А вот и не бред. Вы то много понимаете в трусости? А я вас не заставляю трусливые праздники отмечать. А ведь трусость – она обязывает ко многому своего носителя. Трусоносителя то есть.