Йхтиандыр : Мясорубка

Чьи-то истоптанные туфли нервно топтали холодный цементный пол перед самым носом. Где-то над головой слышалось сопение, приглушенный мат, мужские басы, детские звонкие голоса, нежные переливы сопрано женских и девичьих возмущенных возгласов. Непрерывно хлопали двери, тарахтели тележки. Рыжик деловито закончил есть, умылся, выбрался из своего закутка и осмотрелся.
Огромная, бесформенная, многоглавая человеческая масса напирала грудью на прилавок. Мокрые от духоты люди всем вниманием были нацелены туда, где белели колпаки и пилотки унылых продавщиц. Мать моя, что же это делается-то? Старуха-мать рассказывала как-то, что лет пятнадцать назад были очереди, продукты выдавали по карточкам. За пачку ворованного маргарина становилось доступным женское тело, за колбасу – человеческое достоинство, за мешок сахара – жизнь. Неужели времена вернулись, вернулись к тому, от чего шарахнулись в недалеком прошлом под сладко глаголющие призывы «чужих»?
Нет. Это был новый, блестящий магазин для «средних» покупателей, плод детального подглядывания реальных «потребительских корзинок», многочисленных опросов населения и грандиозных маркетинговых расчетов. Проглотив десяток ларьков в округе, пристрелив самого говорливого в районе частника, возникло н е ч т о, гипнотизирующе затягивающее в свои стеклянные двери, прогоняющее как сквозь ускоритель частиц маленького человечка мимо стеллажей с товарами и прилепляющее в «хвост» гигантской толпы возле касс. Мясорубка широкого формата прессовала, обезличивала и постепенно выдавливала человеческий фарш. Запах человечины, хруст костей – все это витало внутри помещения и глушилось где-то под высоким фальш-потолком. Потные спины, обтянутые мокрыми блузками, ремнями бюстгалтеров, пиджаками сливались в одно плоское, мощный многоликий зад "полуфабриката" сжался в кулак как у балерины. Казалось, что вот-вот брызнет сок, а вся эта филейная часть человеческого тела пойдет потоками крови, кусками мяса и отлетающими под потолок как тюбетейки в сабантуй черепными коробками.
Задумчивым взглядом художника-баталиста Рыжик смотрел, как здоровый бугай в дорогом пиджаке оттер пожилую скромно одетую женщину, двинул локтем в узкую грудь и сунулся огромным пузом прямо в кассу. Брысь, старая! Молодым везде у нас дорога, гагага! Ползи на кладбище, не хер тут стоять с костями и «булкой подольского»! Не видишь, роскошный мужчина торопится к красавице? Два пакеты выпивки, шоколада и деликатесов, припасенные для романтической трапезы, перекочевывают под мышки новорусского денди. Впереди – салатики, жаркое, брудершафт, несромно засунутая в женские трусы грубая волосатая рука с последующей демонстрацией мужской силы, утренним насвистыванием шансона под душем и гренками в постель. Вечер пройдет не зря. Так что старая вали-вали отсюда, джентльменские поступки – только для молодых смазливых девок, которых надо уломывать, как целок вавилонских. Иди в жопу, я сказал! Вешалка старая!
Субтильная девица, стоящая возле соседней кассы, матюкается не хуже Васьки-грузчика в хмельной день получки. Правильно, не надо так сильно прижиматься сзади, молодые люди. Все равно у вас денег только на две-три бутылки пива, даже закуску не купили. Сняли штанишки и поонанировали друг на дружку! Уровень жизни растет, не те времена, когда влагалище стоило сто грамм водки, выпитых перед катанием на троллейбусе. Так что нечего, и не пристраивайся, и не проси! Нечего тут свой член распускать. Вот когда станешь д и р е к т о р о м в с е г о э т о г о и з о б и л и я, вот тогда милости прошу к моей мормышке. И в рот, и в зад, за папу, за маму, за квартирку, за «прадик» новенький. Ну чего уставился, придурок, не понятно что ли? Я - порядочная девочка, у меня все по правилам, как в аптеке! Я сказала - пошел на хер!
Солидный мужчина с ярко выраженными семитскими чертами долго и назойливо рядится с продавщицей за цветы. Правильно, ни копейки лишней, во всем должна быть экономия! Отдай пятьдесят копеек, дрянь такая, разрушительница половых отношений! Иначе напишу в жалобную книгу, в ООН, в Интернет, он у племянника есть! Буду стоять на смерть! Отдала, то-то же. Пожалуйста, проходите, граждане.
Граждане двигаются, волочат тележки и пакеты, сопят в масле проталкиваемые архимедовым винтом к выжимательному отверстию. Старого ветерана войн и конфликтов обокрали, будущие светила науки, отчего ему становится плохо прямо в очереди, и костыли отлетают как ступени баллистической ракеты. Но вместо доктора и санитаров с носилками возникает разжиревшее, складчатое как шарпей, серое в высоких ботинках и при оружии. Высокая фуражка с "курицей" дополняет отвратительный облик "полицая". Проблескового маячка над головой нет, но люди привычно «прижимаются к обочине», чтобы не получить с горяча дубинкой под дых. Сознательные граждане конституционного общества не имеют ничего против, чтобы народный слуга рванул прямо к кассе, быстренько рассчитался в порядке всех льгот, взаимозачетов за «крышевание» и узаконенного права «человека с ружьем». Какой-такой ветеран помер? Убили? Нет? А-а-а, плохо стало. Ну и че? Помер Максим, да и хрен с ним, сейчас "скорую" вызову. Тут жмуриков за день до сотни, хер на него и на его ветеранство, да и на всех вас. И выгребается из магазинной давки в сторону “лунохода”, где уже томится водила да две задержанные проститутки, которые будут “оформлены” во все отверстия согласно всем правилам по приезду в отделение. А будут гундеть – пробивание “фанеры” обеспечено. Будет им и прокуроры, и адвокаты гребаные, и суд в Гааге.

Близился вечер, очередь увеличивалась, винт гигантской мясорубки хватал все новые массы, упрессовывал и давил наружу тонкую струйку рассчитавшихся. Он перемалывал все – воспитание, ценности, разум, волю, мозги, хрящи, мышцы, внутренности, мужские и женские половые органы. Становилось опасно, вот-вот могли раздавить. Кому-то уже били морду, два охранника, скрипя рациями неслись в сторону начавшихся разборок между группами малолеток. Пора сваливать!
Рыжик нехотя поднялся и осторожно прошмыгнул мимо ехавшей тележки, прошел в подсобные помещения, юркнул от рук старого пропитого Парфеныча и, взобравшись на высокий стеллаж, прилег немножко подремать. Впереди была беспокойная ночь, беспощадное истребление крысиного поголовья, такого же варварского и безобразного, нечестного и несчастного, но умного и не менее организованного, чем люди. Он облизнулся, прикрыл глазки и задремал чутким кошачьим сном, готовый проснуться по первому писку под звуки продолжавшей свою работу мясорубки...