: ЯЛТА. ИЮЛЬ. АЯ СТАНОВИТСЯ ЖЕНЩИНОЙ.

ЯЛТА. ИЮЛЬ. АЯ СТАНОВИТСЯ ЖЕНЩИНОЙ.

По руке его прополз жук.
Легкое касание перьев, и срыв в черное.
Лифт не опустился, лопнул кровавым пузырем в шахте, забрызгав проволочную сетку. Вышел из дома, вышел из комы.
Но ничего не наладилось, потому что лоб треснул вдоль сороковой параллели.
И никто не пришел к нему, не принес сухие цветы на мокрую могилу.
Вообще, плохо он жил.
Его звали Пепе. Пепе Серрано, 29 лет, подданный Чили, нелегальный мигрант в Украину.
А до этого было вот что:

Во вторник Ая приехала в Ялту.
Ае было пятнадцать с половиной лет.
Ее длинные белые волосы закрывали незагорелую спину.
В среду в Ялте выпал снег – второй раз в этом июле.
Снег был бел, как ее ноги, светел, как прозрачная вода в умывальнике.
Ая лепила глиняного снеговика.
Потому что снег растаял.
Раздавил себя своим весом и расползся, как манная каша. Впитался в чернозем, врос в него длинными корнями слёз.
Ая научилась мастурбировать в 13.
Три месяца назад она впервые отдалась мужчине.
Два дня назад – женщине.
Мужчину звали Алешей, он был толст и нежен. Он научил Аю делать минет, пригласив для наглядной демонстрации своего любовника, тощего паренька с не запоминающимся именем и лицом. Полчаса Аю рвало в туалете, а затем она ко всему привыкла.
Женщину звали Аделаидой Яковлевной, ей было тридцать четыре года.
Аделаида Яковлевна имела большой сладкий бюст и кремовые заварные ноги. Ее белье пахло лавандой. Ая отдалась ей со слезами радости и они любили друг друга всю ночь в пустом купе поезда Москва – Симферополь. От бесконечных оргазмов у Аи выпал шестой зуб слева.
В столице Крыма Аделаиду встречала Машенька и она ушла, чмокнув Аю в горло.

В микроавтобусе, который вез Аю в Ялту, пахло специями, которые вез в двух холщовых мешках пожилой татарин с коровьими рогами на коротко остриженной голове.
Когда водитель остановил машину, чтобы отлить в кусты, Ая принялась сосать рог татарина. Старик покраснел до багровости и его голова треснула, выпустив облачко красного пара.
Ая прикрыла его целлофановым пакетом и до самой Ялты старалась не смотреть в его сторону.

По приезде в Ялту Ая сразу же пошла купаться, забросив якорь далеко в море и подтягивая себя по привязанной к нему веревке.
Так ей удавалось быстро преодолевать нагромождения льдин, которые не таяли уже неделю, несмотря на тридцатиградусную жару.
Посреди моря Ая опомнилась и зашла в аптеку, потому что у нее вот-вот должны были начаться месячные.
Она купила тампоны и спрятала их за щеку, чтобы те не замерзли.
После этого она поймала частника и вернулась на берег, морщась от запаха горящей резины – водитель имел неприятную привычку разгоняться до бешеной скорости и резко тормозить. Лед плавился, вода кипела, шины горели.

Ая расплатилась с частником и, вдруг передумав выходить, решила проверить насколько она овладела искусством fellatio.
Она проворно расстегнула виниловые брюки водителя, сплюнула тампоны на сидение и всосала его маленький, терпко пахнущий член. Через шестьдесят секунд частник напрягся, жилы на его шее натянулись и он лопнул с гулким звуком взорвавшегося баллона. Аю забрызгало внутренностями и она вытерла лицо курткой бывшего водителя.

На берегу Аю ждал завтрак. Она села за плетеный стол и быстро проглотила яйцо с крупно смолотым черным перцем и горчицей, кастильскую ветчину, канадский бекон, луизианские флоппидиски, сушеное белье и ромбик с погона железнодорожника, запив сытную трапезу бокалом молочного вина.

После этого Ая пошла гулять по набережной, каждые шестнадцать секунд меняя очки от солнца, которые она доставала из висящего на шее мешка, наполовину наполненного просом.

Они столкнулись друг с другом, как две обезьяны в тоннеле метро, как подводная лодка и аэростат, как сперматозоид и ресница.
Любовь напала на них, как уголовник нападает на сокамерника, насилуя его, перерезая горло и размазывая экскременты по лицу обосравшейся от страха жертвы.
Все было примерно как в романе о бляди и писателе, который написал один неопасный олигофрен из Москвы.
Пепе увидел глаза Аи, глубокие, как ее же влагалище, ощутил запах ее волос, вьющихся, как мухи над трупом осла, почувствовал кончиками бледно-зеленых пальцев ее кожу, упругую, гладкую, теплую, солнечную, как гондон, наполненный заваркой и поднесенный к лампе.
Пепе понял, что пропал, что всю жизнь будет служить теперь этой девочке, что все станет на новые рельсы, что он сам промчится гулким поездом по этим рельсам и врежется лбом-паровозом в чугунную ограду будущего, разбивая его (лоб или будущее) на тысячи крохотных осколков.
Пепе Серрано пал на каменные колени ожидания и, дрожа силиконовым сердцем нетерпения, поклялся Ае, что всю жизнь будет предан только ей, что будет защищать и беречь ее, терпеть лишения и невзгоды ради нее и от нее, сносить побои и с благодарностью принимать ее измены, вылизывать ее обувь, прошедшую хлев и помойные лужи, улыбаться, когда Ая будет бить его кнутом по розовой мошонке и плакать от счастья, когда она разрежет на куски любимую мягкую игрушку, с которой Пепе не расставался с раннего детства (силиконовый фаллоимитатор для детей, склонных к фантазированию).

Однако Ая сказала, что Пепе – полное говно, потому что Аделаида Яковлевна говорит, что только женщина знает, как сделать ярко другой женщине.

И тогда Пепе набросился на Аю, как дикий зверь и, зубами порвав на ней проволочный корсет и деревянную юбку, изнасиловал ее со всей страстью влюбленного мужчины. Пока он совокуплялся с Аей, вибрируя, как гигантская зубная щетка, меж разведенных колен несовершеннолетней девицы, к его корме пристроился еще не знакомый нам персонаж – Костя-член, который, впрочем, проживет в этом рассказе совсем недолго, это так, забегая вперед. Костя-член с бешеной скоростью вонзился в зад Пепе и амплитуда колебаний возросла.
Ая боролась с подступающим оргазмом, даже закусила до крови губу Пепе, но природа взяла свое и Ая кончила с воплем, сбросив с себя двух самцов, причем верхний (Костя-член) упал под колеса шестнадцатитонного горисполкомовского медовоза и немедленно погиб.
Пепе встал и, дико озираясь, натянул штаны, впрочем, забыв их застегнуть. С неба валился снег, неопрятный, как Джулия Робертс и зловонный, как пасть гиппопотама. Пепе шел по девственно чистой снежной тропе и его опавший член проделывал в сером снежном покрове длинную борозду.

Ая смотрела вслед уходящему мужчине и не могла понять кто это такой.
Ее ноги вдруг подогнулись, она упала на снег, и осталась лежать, глядя в черные пуговицы глаз слетевшей с дерева вороны. Ворона подошла ближе и клюнула Аю в губу.

Так Ая стала, наконец, женщиной, хотя рационально объяснить написанное выше никак не представляется возможным.