Кобыла : Идея Мирового Заговора или моя шпионская юность. Часть последняя

Теперь у Идеи Мирового Заговора были те самые губы.

А познакомил нас седой, ещё старой чекистской закалки, полковник КГБ в отставке. Мы сидели в его огромной квартире сталинского дома:
- Посланник ордена Иллюминатов с корреспонденцией в своей карете был убит молнией по дороге в Париж. Мир узнал о тайных документах, - рокотал голос полковника: А самым комичный, пожалуй, был Орден Мопсов. При посвящении они целовали собаку, хм, под хвост, потом выключали свет и занимались э-э…
Мне было четырнадцать лет. Сбоку рождалась, росла и надвигалась грозная фигура кого-то темного и неизвестного, похожего то на оруэлловского Голдстейна, то на облако из преисподней, пугавшее тургеньевскую Элен. С тех пор Идея Мирового Заговора неотступно преследовала меня. Она стояла у изголовья кровати, чем прогоняла невинные фантазии, выглядывала между строк произведений, чем опошляла их смысл, щурилась с экрана, чем навсегда отучила меня от телевизора. В ответ я готовилась к чему-то великому: спала как Рахметов на гвоздях, купалась в проруби, пробегала бесконечные километры стадионов и ходила в качалку.

В последний раз мы виделись этим летом. Я лежала с Донатом на диком берегу моря в тени корявых маслин. Шуршала сухая камка, шептались теплые прозрачные волны. Идея Мирового Заговора маленьким серым призраком сидела тут же, на груде сухих водорослей и ревниво поглядывала в нашу сторону. Доната она не любила, наверное, из-за того, что он полностью отрицал существование какого-либо заговора темных сил.
- Представляешь, сухая камка не гниет и не горит. Во время войны фашисты вывозили её для набивки мебели. Наш диван на веранде тоже набит камкой.
Я вспомнила коричневый кожаный диван на веранде и покраснела. Силуэт на кучке сухих водорослей ещё сильнее побледнел и подтаял, подобно апрельской льдинке.
- Говорят Гитлер на одну четвертую был…
- Ты, наконец, забудешь про эту чушь? – и рука Доната, привыкшая принимать и подавать пушечные удары желтых вотерпольных мячей, потянулась к теннисным мячикам моих грудей. Последнее, что я видела - это маленький серый комочек, уносимый ветерком в море …

- Вы же слышали, как прилюдно, с экрана, его назвали Архитектором перестройки, - обличал профессор.

Я поняла, почему на Идее был наряд шлюхи. Её имели все, каждых на свой лад, в зависимости от политических вкусов. Теперь я даже стала подозревать, что именно она была той самой проституткой, выкравшей протоколы и передавшей их Нилусу. Хотя, что за бред? Какие могли быть общие знакомые проститутки у уважаемых и почтенных Нилуса и неизвестного мудрого господина? Я пристально посмотрела на Идею. Её груди уже не стояли в гордом порыве, как у музы Де Лакруа, а повисли, подобно флагам в штиль, отчего (имхо), закрадывалось подозрение, что гологрудую девицу на баррикадах все-таки догнали рабочие и поровну, по-братски весьма свободно воспользовались. Мне даже стало стыдно, что за борьбу с ней меня когда-то попросили сдать комсомольский билет.
Было очевидно, что Идея достаточно хорошо знакома и с профессором. Но наверняка являлась к нему в другом образе: грозила ли бородкой Троцкого или зияла пустотой дула Фаины Каплан - оставалось только догадываться.
- Вы читали «К Еврейскому вопросу» Карла Маркса?
- Да-да, - задумчиво ответила я и взглянула на портрет автора «Капитала».
Мордыхай Леви лукаво подмигнул, вновь принял надлежащий глубокомысленный вид и до меня донеслось: "Из личной преписки Энгельса и Маркса... Маркс - Энгельсу: Долбанное человечество может меня задолбать, сволочь... Энгельс -Марксу: Какое значение имеет партия, т.е банда ослов, слепо верящих в нас?.."

В этот момент все эти бесчисленные «измы» взмыли вверх и закружились черными мухами над моей головой. Все политические строи ясно представились плодом амбиций и жаждой власти отдельно взятых людей. Чей-то прыщавый нос в детстве или крошечный пенис в юности брал реванш в вихре переворотов и революций. Единственное, что оставалось искренним и неподдельным, это здоровое искреннее чувство между мужчиной и женщиной. Я поднялась с кресла, посмотрела профессору в глаза и честно попросила:
- Моя личная просьба, N, тут двое ребят, политически подкованы. Поставьте им зачет.
Профессор снова взглянул на меня так, будто хотел отсканировать глазное дно и промямлил что-то о социальном происхождении моих протеже. Я заверила, что социальное происхождение парней безукоризненное - оба сыны пролетариев. О том, что самое величайшее удовлетворение мой несостоявшийся свекор испытал, кромсая молотком гипсовое ленинское изваяние, я скромно предпочла умолчать. Лицо профессора отобразило внутреннюю борьбу, он глубоко вздохнул... и согласился. Мы пожали друг другу руки.

От академии до ближайшей пивной парни несли меня на руках.

ЭПИЛОГ

Вася женился на Анечке Медведевой. Мы тоже с Донатом отважились прослушать марш Мендельсона и счастливы до сих пор. Ленка обзавелась собственной клиникой и весьма успешно режет тестикулы. Китаец Ван так и сгинул в лабиринте общаг и вьетнамских рынков.
Идея Мирового Заговора перекрасилась в блондинку, оставляет длинные волосы на сидениях машины и иногда звонит на мобильный моего мужа. Догадываюсь, что она все еще посещает профессора N. Приходит ли она в облике видных демократов или Инессой Арманд страстно протягивает пресловутый стакан воды, а может успокаивающе поблескивает блюдечками очков «пресной Надюши» - не знаю, но могу точно сказать, что Идея нуждается в нас не меньше, чем мы в ней. Ведь давних врагов порой терять тяжелее, чем старых проверенных друзей.