Nomina_Obscura : Про еблю детей

"Деньги. Детям. Деньги. Детям. Много-много больших красивых золотистых денег маленьким больным детям. Чтобы снова жили, смеялись, игрались, улыбались, улыбались, смеялись. Деньги. Детям" - Марина Петровна всегда повторяла перед делом этот безыскусный отрывок. Простые, грубые и нежные слова настраивали ее на нужный лад, размягчали ее сердце, придавали ее тону ту жалостливость и плаксивость, что всегда безотказно действовала на потенциальных спонсоров. Повторив еще раз "Деньги. Детям", Марина глубоко вдохнула и постучалась в дубовую дверь кабинета с красной табличкой.
- Войдите.
Марина дернула ручку и вошла внутрь. Просторное помещение, дорогой интерьер, огромные окна, из которых ей прямо в глаза бьет золотистый свет, превращая лицо сидящего у окна бизнесмена в неясное темное пятно.
- Да? Что вам надо? Я вас слушаю.
Марина начала свой привычный, сотни раз отработанный рассказ, со своей фирменной плаксивостью. Она говорила о деятельности фонда "Лекарства - детям", она рассказывала про сотни спасенных маленьких душ, она рисовала картины маленьких изможденных тел, корчившихся на продранных больничных простынях в ожидании чудодейственных западных лекарств. Закончила она стандартным:
.и ваше пожертвование может спасти жизни десяткам детей. Десятки юных человечков будут благодарны вам всю свою жизнь!
Воцарилось молчание. Темное пятно пошевелилось, протянуло отросток к столу, достало из пачки сигарету, закурило, выпустило дым.
- То есть, вы хотите, чтобы я дал вам денег?
- Да.
- За что?
- Простите?
- За что я должен вам давать свои деньги?
- Ну, как, за то, чтобы это спасло детей, помогло маленьким страдальцем, облегчило их муки.
- Да-да-да, это я уже понял. Я про другое. Вы хотите спасать детей, верно?
- Да.
- И что вы для этого сделали? Что лично вы сделали, чтобы спасти их?
- Ну, как, я вот, пришла к вам и.
- И попросили денег? Попросить денег каждый дурак, каждый идиот с улицы может, ходить и просить не требует ни головы, ни усилий, это не работа, не труд и не подвиг, это, голубушка моя, развлечение. И вы, развлекаясь, думаете, что тем самым спасаете детей? Что вы можете реально сделать, чтобы я дал вам эти деньги?
- Я, я не совсем вас понимаю, извините.
- Мне денег не жалко. Честно. У меня их, откровенно говоря, дохуя. Но я их заработал. Я ради этих блядских денег не спал ночами, ставился винтом, закапывал трупы в лесополосе. Я не могу их отдать просто так, пусть даже и больным детям. Поэтому, давай так: ты мне отсосешь, а тебе дам на десять доз этого, как его, керостенина, ага?
- Позвольте!
- Всего один отсос. Отсосик, я бы даже сказал. И десять доз, сразу же, тут, наличными - пятно выдвигает ящик стола и достает оттуда пачку купюр - за всего лишь один отсос. Неделя жизни для ребенка, больного раком, всего лишь за то, чтобы взять хуй в рот. Ну?
- Вы головой ебнулись?
- Голубушка, они же умрут, умрут и будут к тебе по ночам приходить, маленькими такими бесплотными призраками и шептать тебе на ушки: "Что, тетя, трудно было тебе, трудно, да?". И что ты им скажешь, голубушка? Что ты им скажешь, а?
Марина Петровна молчит. Марина Петровна борется с собой, взвешивая внутри за и против. Потом она вспоминает лицо Вадика, маленького, высохшего мальчика с полупрозрачной кожей, так жалостливо кричавшего от боли в ее последнее посещение, так умолявшего добрую тетю Марину принести ему новую порцию лекарств..
- Я согласна.
- Вот и ладушки, полезай под стол, голубушка, деточки тебе спасибо скажут.
SLURP-SLURP-SLURP.

Марина Петровна потом старалась как можно скорее забыть об этом случае. Ее мучил стыд, она пыталась не касаться губами мужа и сына, временами подумывала о самоубийстве, но благодарные глаза Вадика перевешивали все. Так прошел месяц. Наступило лето, спонсоры разъехались по отпускам и поток пожертвований в фонд практически иссяк. Снова кончались лекарства, снова кричали в муках дети, снова сотрудницы фонда в отчаянии ломали руки, не зная, что делать. Потом вспомнили ту тень и поход к ней Марины, принесший сразу десять доз ценнейшего лекарства. Долго уговаривали Марину, в конце-концов, она согласилась. Тень встретила ее благодушно, согласившись, впрочем, только на полноценный сэкс. Деваться было некуда, двадцать доз. Через неделю добавился еще и анал. Тридцать доз. Через две недели Марина привели подругу. Через три - двух. Через месяц богатую Тень и ее деловых партнеров в сауне развлекали сразу все сотрудницы фонда. Партнеры, посвященные в тонкости оплаты, с удовольствием трахали визжащих женщин с криками "За детишек, родная! За детишек, милая! Глубже, глубже бери, милая, о детишках думай, милая, и глубже, глубже, вот так, так, да, да, умница, любишь детишек, вижу, вижу, да". Еще через месяц Марина Петровна приехала домой к Танечке, грустной семнадцатилетней девочке, которую усилиями фонда спасли от неминуемой смерти. Через два месяца перед поездкой к тени приходилось объезжать уже десятка два адресов спасенных детей, как женского, так и мужеского полу.

Прошло полгода.

Сонечка, маленькая, худенькая, синюшная девочка, чье незрелое еще тельце было сплошь обклеено датчиками многочисленных приборов, лежала в своей чистой, просторной палате и грустно смотрела на яркий солнечный свет, бивший в окно. Свет означал, что близок полдень, полдень значил, что скоро посещение. Через сколько, через сколько придут к ней? Через полчаса? Пятнадцать минут? Час? Ох, скорей бы, скорей бы пришли и не пришлось бы ждать, застыв восковой фигурой и тщательно прислушиваясь к любому шуму за дверью. Что за звуки? Шаги? Шаги? Точно шаги, приближаются, приближаются, ох, нет, прошли мимо. Не к ней, не к ней. Жаль. Когда же уже? Сонечка отвлекается и смотрит на бабочку, бьющуюся в окно. Смешная. Нежная, бархатная, вот бы поймать ее, зажать в ладошках, почувствовать, как она там бьется внутри, щекочет, а потом поцеловать в крылышки и выпустить. Шаги. Сонечка замирает. Шаги приближаются, дверь распахивает, входит Тень, приближается к кровати, мягко целует Сонечку в лоб и начинает привычными движениями снимать с нее датчики приборов. Чпок, чпок - одна нашлепка отлипает, вторая, третья, четвертая, Тень вытаскивает иголку капельницы, убирает и вторую капельницу, отодвигает их подальше от кровати и начинает раздеваться. Снимает все верхнее, стаскивает трусы, берет член в руку и начинает быстро дрочить его, затем засовывает Соне в рот. Соне ловко начинает его посасывать, окончательно возбуждая Тень. Возбудившийся спонсор ложится на кровать, поднимая Сонечку на руках и насаживая ее себе на хуй. Начинается ебля, короткая и страстная, как это обычно бывает между пожилым извращенцем и смертельно больной четырнадцатилетней девочкой. Тень кончает, снова целует Соню в лоб, так же быстро одевается и уходит, оставив на больничном столике новую порцию обезболивающих лекарств.
Как только дверь за Тенью захлопывается, появляется Марина Петровна, в ярком макияже, короткой юбке, блузке с глубоким декольте и колготках в сетку. Она тоже целует Соню во вспотевший от соития лобик:
- Ну, как все прошло, милая моя?
- Как обычно, Марина Петровна.
- Он кончил?
- Да, конечно!
- Ты молодец, Соня, ты молодец. Сколько лекарств он оставил?
- До следующего раза тут хватит мне и Ане из соседней палаты.
- Отлично, просто отлично. Вот, Сонечка, возьми пакет, тут я фруктиков, бананчиков принесла. Что-нибудь еще нужно?
- Нет, спасибо, Марина Петровна.
- Ну хорошо, я пошла тогда?
- Да.
Благотворительница уже успевает открыть дверь, как Соня ее останавливает вопросом:
- Скажите, а когда я выздоровею, мы, мы с ним поженимся?
- Конечно, конечно поженитесь, милая моя.
Марина Петровна выходит из палаты, закрывая за собой дверь. Если бы в этот момент кто-нибудь из ее подруг оказался в больничном коридоре, они бы увидели, как по лицу ее текут крупные слезы, медленно размывая макияж дешевой бляди.