александр махнёв : утомлённые музой (1)

1.

-А писателем я с детства стать мечтал – завершил свою краткую вступительную речь застенчивый литератор, и ухнул о столешницу увесистой рукописью.
Пожилой редактор «толстого» журнала скорым, вороватым взглядом окинул ножки старенького письменного стола – выдержат ли? – и тяжко вздохнув, запечалился.
- Так вы мне, пожалуйста, расписочку, о приёме так сказать. Очень уж мне этот роман дорог. Дело всей жизни почти, два месяца писал – робко, но настойчиво напомнил о себе автор тремя минутами позже.
- Опытный подлец – отметил редактор, вслух впрочем, произнеся в некоторой рассеянности: Да, да, конечно.
-Шедевр, разумеется? – не удержался от «шпильки», протягивая автору расписку.
Автор, зардевшись как маков цвет, скромно потупил глазки и пробурчал нечто полувнятное: Ну не так что бы, но, в общем, мне говорили, я публиковал…
- А где, простите, изволили публиковаться?
- В Интернете, на литсайтах разных, очень сильно хвалили – торопливо пояснил автор, обрадовавшись возможности дополнительно отрекомендоваться – У меня вот и отзывы с собой!
-Всё, влип – смекнул редактор, скосившись обратно на ножки стола. Его опасения были отнюдь не беспочвенны, вдохновлённый литератор снова выудил из портфеля толстую пачку листов знаменитого формата А4.
Размахнулся и… редактор, спасая мебель, торопливо принял пачку из его рук, аккуратно положил перед собой и, понимая, что обрек тем самым себя на ознакомление, хотя бы частичное, озадаченно потёр виски.
- Ну, хорошо, давайте посмотрим. Но у меня времени немного, так что покороче.
Литератор впрочем, уже его не слышал. Устроившись против своей жертвы хорошенько, со вкусом, он перебирал листочки, выискивая видимо особенно полюбившиеся фрагменты.
Сначала скоренько пробежались по многочисленным: «замечательно», «великолепно», «гениально».
Затем, при лёгком смущении автора, прошлись по: «люблю», «целую», «обожаю», «преклоняюсь».
Краткие, экспрессивные рецензии автор читал с особенным выражением: «Без комментариев. Впечатляет!», «Ой-ё! я смеялся! Спасибо!», «Ты видимо сам не понимаешь, что пишешь, какие творения!», «Энтропирует. Да ещё как!»
Потом пошли развёрнутые, глубокомысленные, одна из которых вывела редактора из начинавшегося уже было ступора: «Ты талант! Отвечаю! Не ожидала от тебя.
Очень-очень давно хочу пИсать, а оторваться от текста ваще не могу. Сеня, ты молодец! (ушла пИсать)
Теперь про текст. Стиль – вышка! Не Пушкин, но и не пародия на него, а очень живой, такой, оригинальный, без фальши и пафоса, короче, как у настоящего писателя. Чувствуется, что написание больших текстов тебе дается безо всяких проблем, труда, а с одним только удовольствием. То есть, ты не стараешься, а у тебя как-то само собой. Текст хороший».
И закончил, возбуждённый, раскрасневшийся автор такой рецензией: «Прочитал все твои новые главы. Все отлично. Ты молодец, и дела у тебя, должно быть, идут отлично, раз Муза тебе буквально роздыху не дает».
Здесь одолеваемый музой счастливый литератор сделал паузу, давая потрясённому редактору время придти в себя.
Тот помолчал, встал, сел, почесал затылок… Потёр руку об руку и протянул правую посетителю, прощаясь: Вы, пожалуйста, зайдите через недельку, я постараюсь ознакомиться, - и извинительным тоном добавил - работы знаете много.

Почти гениальный, теперь уже видимо писатель выпорхнул вон на крыльях очевидного успеха.
Редактор, оставшись в одиночестве, откинулся, было на спинку стула, но нет, встал, закурил и долго мерял кабинет шагами, прохаживаясь из угла в угол.
Наконец вернулся за стол и, достав откуда-то из глубины стола рукопись, положил её перед собой. Рукопись была видимо давней, покрыта слоем пыли. Перелистывая её редактор размышлял вслух: «Чёрт их знает, как они эти романы строчат! В два месяца… Молодость наверное… А тут вот десять лет… и никак. Текучка… может быть…»
Ещё раз любовно оглядел своё незавершённое детище и решительно сунул его в стол.
Потом взял с края стола листки с заказанной и начатой накануне статьёй, и, щёлкнув авторучкой, продолжил: «В начале 1886 года Чехов получил письмо от Григоровича; писатель, прошедший вместе с русской литературой весь её великий путь – от Пушкина и Гоголя до Толстого и Достоевского, - горячо убеждал Чехова ценить свой необыкновенный талант и не растрачивать его на срочные журнальные поделки».

2.

В некотором царстве, некотором государстве жил-был, поживал бедный Маленький Автор. В смысле довольно небольшой. А жил он у злой мачехи по имени Литература, взявшей его на воспитание. Потому - сирота.
Но уж измывалась над Маленьким Автором бессердечная Литература почём зря. То грамматикой озадачит, то синтаксисом напряжет. Препинаниями тиранит, местоимениями донимает, склонениями мордует! А то ещё, общей образованностью, подлюка, интересуется. Тяжело жилось – пописывалось убогой крошке.
Вскорости пришёл бы, без сомнения, бедному Маленькому Автору полный кирдык, если бы вдруг не появилась в его жизни добрая фея Графомания. Надоумила она его обратиться к великому волшебнику Интернету.
-Только он тебе и сумеет помочь – сказала добрая Графомания – одно тебе спасение.
- О великий, могучий и великодушный Интернет! – взмолился несчастный сирота – Избавь ты мене Христа ради от придирок жестокой мачехи Литературы. Сам посуди, сколько ж можно терпеть: смешает, бывало, сказуемые с подлежащими да добавит туда прилагательных с наречиями и заставит разбирать. А где ж мне, сироте убогому, справиться? Это ж никаких моих запасов терпения, не говоря уж о словарных запасах, буквально не хватает!
- Несчастная малютка - прослезился добрый Интернет.
-Да что ты батюшка! - расчувствовался Маленький Автор – Кабы только это, ещё б полбеды. А случается ить, такое загнёт, что и повторить совестно… Оксимороны ей подавай, да эллипсы с антитезами! Или ещё анафор с эпифорами домогается. Я ж ведь, благодетель мой, воля ваша, и слов то таких не знаю. А Литература, ежели не по ней, бранится и грозит взашей вытолкать.
Опечалился добрый волшебник Интернет, жаль ему стало горемыку. Приютил он Маленького Автора у себя, обогрел. И зажил тот вольготно и весело. Про синтаксис да грамматику не вспоминает, а про общую образованность вовсе думать забыл!
Тут бы нашей сказке и счастливый конец… если бы конечно не читатели.