Виктор Ильич Кокуш : Позвольте еще пару слов

И снова здравствуйте, уважаемые и не слишком уважаемые Интернет-господа!
Дав вам возможность вдосталь поглумиться на моими, как вы изволили выразиться «высерами», пишу вам следующее письмо. Тем самым показываю, что ничуть вас не испугался. Видите ли, я не принадлежу к числу тех людей, у которых слова расходятся с делом, посему спешу представить вам образчик своего творчества, пресекая таким образом выпады в свой адрес. А то ведь ясно что – покритиковал сам, и, получается, убежал, спрятался. Эдак в наше смутное время каждый норовит – нагадить, извините, и убежать. Не удивительно, что многие и вовсе не желали верить в то, что у кого-то еще есть мужество высказаться, и посчитали меня Интернет-призраком. Лишь потому посчитали, что не нашли информации обо мне во всемирной паутине. Вот она – примета нового времени. Интернет является паспортом человека.
Кстати, мой близкий друг и коллега Михаил Двухбратов, фронтовик и замечательный писатель, в сети все-таки отыскался. И даже некоторые его произведения там упомянуты, так что тем, кому интересно – милости просим.
Сегодня же, я высылаю вам без малейшего стеснения отрывок из своей автобиографической повести «Трудные годы». Знайте, что я не собираюсь ни от кого прятаться и скрываться. Ибо боятся мне нечего, в особенности того, что некоторые энтузиасты станут жечь мои книги в кострах.

« Тетя Тая поставила на стол бутылку молока, выложила творог, завернутую в грубую бумагу ливерную колбасу, кусок халвы. Стараясь не встречаться с голодными глазами Василька, она поставила на раскаленную плиту чайник и принялась снимать с протянутых под потемневшим потолком веревок высохшее белье.
- И чего смотришь? – сердито бубнила она себе под нос. – У меня своих таких двое. Тебя еще прикажешь кормить? Третьего?
Василек ничего не говорил и стоял, обхватив руками дверной косяк, заглядывая в заставленную кастрюлями и ведрами кухню. Возле печки в углу на угольной куче спал лучший Васильков друг – кот Мурлыка. Хитрец слопал на днях соседскую сметану и на сутки сбежал долой с глаз. Теперь же, соблазненный влажным кухонным теплом, вернулся, да все уже улеглось.
Тетя Тая собрала белье в охапку, на секунду замешкалась, отрезала небольшой кусок колбасы и бросила Васильку. Василек поймал колбасу на лету и тут же убежал прочь, услышав за собой незлобное «Что делать с вами!» Проскочив по коридору, он отворил одну из дверей и запрыгнул на большую кровать, жалобно скрипнувшую пружинами. Там в миг расправился с угощением.
Мать еще не вернулась со смены. На крючке у двери висело лишь его, Василька, худое пальтишко. На полу валялись разбросанные несколько оловянных солдатиков.
Убранство комнатенки было небогатым – тяжелая старая мебель, деревянные сундуки, набитые множеством ненужных тряпок, колченогий стол с чернильницей, за которым Василек прилежно приготовлял уроки. На побеленной стенке висел блеклый отрывной календарь.
Такая же обстановка была и в комнатушках других жильцов. С той лишь разницей, что у Зябловых был также аккордеон, на котором Василек хотел когда-нибудь научиться играть, а у дяди Толи над кроватью висела еще и настоящая казачья шашка.
За стенкой у Прохоровых шумно ругался пьяный Макар Гаврилыч. Василек приложил ухо к стенке. Макар Гаврилыч, хоть и часто кричал и бранился, все же был добрый и совсем не страшный, и Васильку стало интересно, отчего же он теперь недоволен. Но ничего расслышать он не успел. В это время в комнату, принеся с собой свежий зимний воздух, вошла мать, и Василек бросился к ней на шею.
…………………………………………………………………………………………………
- Мам, а от чего это дядя Макар все время ругается? – спросил Василек, обеими руками таща ведро со студеной водой из колонки.
- Больно надо тебе! – буркнула мать, продолжая снимать с картофелины ножом кожуру.
- Ну, мам, ты ведь знаешь. Вот дядя Саша, как выпьет - добрый, песни поет. Детишек на санях катает… А дядя Макар все кричит и кулаком по столу трахает. Даже слышно, как чашки подпрыгивают. – не унимался Василек.
- Дяде Макару в сердце осколок колет. Вот он и злится. Тяжело ему жить – вздохнула мать.
Василек забрался на подоконник и выглянул в окно. На грязном, истоптанном снегу кто-то рассыпал пшеницу и теперь ее охотно клевали прыткие серенькие воробьи и маленькие синички. Важные, нахохлившиеся, красногрудые снегири, напротив, сидели на ветках и им, казалось, вовсе не было дела до всеобщей суеты.
- Дядя Макар вместе с папой воевал? – спросил Василек после недолгого молчания.
- Нет, под Ленинградом, на Волховском фронте. Там и ранило.
Василек кивнул.
- Только ты к нему не вздумай с этими расспросами приставать. Я тебе строго настрого наказываю!
Василек снова кивнул.
От кастрюли на печке валил пар. Мать поднялась со стула и высыпала в кипящую воду картошку. Мурлыка на куче угля проснулся и повел носом. Василек, незаметно для матери, кинул ему кусок хлеба, но кот есть не стал. Мать обернулась, увидала хлебный мякиш на полу и дала Васильку подзатыльник.
- Предатель – обиженно сказал Василек и вышел из кухни.
В коридоре, темном, со скрипучими полами и несколькими обшарпанными дверями, он наткнулся на дядю Макара. Рубаха на груди его была расстегнута, и Василек в полумраке разглядел вздувшийся белый рубец. Прохоров, опираясь локтем на стену, медленно шел к черной двери, ведущей в прихожую и во двор. От него тяжело разило водкой, и Василек так и замер на месте, пришибленный удушливым запахом и страхом.
«Неужели что-то услышал!» - промелькнуло у него в голове. Но дядя Макар совсем не обратил на Василька внимания, и вышел в прихожую, где по полу были в беспорядке разбросаны сапоги, валенки и калоши. Усевшись на низенький, расшатанный табурет, он принялся натягивать обувь на свои обмотанные портянками ноги.
…………………………………………………………………………………………………..

Итак, то что я вам прислал, конечно же всего лишь выдержки из весьма объемного и тяжелого произведения. Однако, насколько я понимаю, чтобы оказаться близким к установленному вами тут формату, необходимо дозировать свои сочинения именно такими вот порциями. Диета для мозгов.
За сим дозвольте раскланятся.