Франкенштейн (Денис Казанский) : Ленинградская мертвечина (ч. 2) Бабушка отбрасывает копыта.

Послышался нарастающий и все учащающийся звук метронома.
Марк отодвинул тарелку с бульоном.
- Бабушка, я не хочу!
- Тебе стоит съесть это – бабушка говорила без выражения, глядя в одну точку – ты должен обязательно съесть.
- Но я не могу больше. Я сыт.
Марк поглядел на неаккуратные, грязные бабушкины букли.
- Я все же думаю, что ты врешь мне – сказала бабушка.
- Там плавают пальцы – возразил Марк.
С потолка на стол упал кусок штукатурки. Марк посмотрел на потолок. Потом обвел взглядом потрескавшиеся стены.
- Если ты не будешь есть, ты умрешь с голоду – сказала бабушка – как Киринович. Или Буков. Или ребенок Мелентьевых. Помнишь, какой он был опухший?
Марк с отвращением поглядел на похлебку.
- Это надолго? – спросил он.
- Пока не снимут блокаду – ответила бабушка.
- А когда снимут блокаду? - спросил Марк.
Бабушка чуть склонила голову на бок и промолчала.
- Это тот человек, которого вчера привезли на санках? – опять спросил Марк.
Бабушка молча кивнула. Очки сползли ей на нос.
- Его привез дядя Сережа?
- Дядя Сережа умер на прошлой неделе – вздрогнула бабушка.
- Кто же тогда рубил мясо? Я слышал вчера вечером, как кто-то ругался и говорил про замерзшее, и стучал топором. А ты говорила, что можешь отдать дедово пальто и еще кое-что из гардероба.
Бабушка молчала.
- И еще на стенах писали нехорошее.
Марк помешал ложкой остывающий бульон, который начал покрываться жировой пленкой.
- Они написали: Степановы-людоеды.
Бабушка медленно повернула голову:
- Это неправда. Кто тебе сказал?
- Я сам видел. Углем написано. Вчера не было, а сегодня появилось. Я когда за водой ходил, видел.
Бабушка наклонилась на бок и упала со стула на пол, гулко стукнувшись головой.
- Бабушка, не умирай – попросил Марк – я доем, обещаю. Бабушка не умирай!
Глаза бабушки наливались свинцовой тяжестью. Ее скрюченные пальцы впились в ножку стола, высохшее, похожее на трость, тело выгнулось, в носоглотке что-то то забулькало. Через мгновение она затихла, и как-то сразу стало понятно, что бабушка больше не встанет и никогда не сядет за стол.
Некоторое время Марк сидел молча, не двигаясь, пристально глядя на тарелку с бульоном. Потом медленно встал, застегнулся, надел ушанку и шарфик и медленно вышел из квартиры.
На лестничной клетке было очень холодно. Под подошвами валенок хрустнуло стекло. Марк стал спускаться по лестнице и наткнулся на незнакомого мальчишку, который смолил папиросу, облокотившись на перила.
Мальчишка затравленно посмотрел на Марка. Одет он был плохо. Огромная телогрейка болталась на нем, точно на вешалке, на голове было что-то отдаленно напоминающее старомодный женский капор, перемотанный прожженным в некоторых местах пуховым платком. Лицо мальчишки было перепачкано в саже, и на его фоне сильно выделялись большие голубые глаза.
- Здорово – сказал мальчишка.
- Привет – сказал Марк.
- Тут живешь? – спросил чумазый.
- Да. В тридцать четвертой квартире – ответил Марк.
Мальчишка кивнул и шмыгнул носом.
- Мне нужно позвать тетю Наташу – сказал Марк – врачиху из поликлиники. Она всегда раньше приходила к бабушке, когда у бабушки болело сердце.
Незнакомый мальчик пожал плечами и отошел в сторону, давая Марку дорогу. Марк двинулся было дальше, но вдруг передумал и остановился.
- Ты чего? – спросил чумазый.
- Дом, в котором она живет, в него, кажется, попала бомба – сказал Марк – в тот дом на углу. Я вспомнил.
Мальчишка ухмыльнулся.
- Меня зовут Дима. Я из «Комитета пионерской помощи фронту».
- А что это за комитет? – спросил Марк.
- Ты что, не пионер? – удивленно спросил Дима.
- Пионер – поспешно кивнул Марк – только я в школу временно не хожу.
- Эх ты! Пионер, а не знаешь – Дима плюнул себе под ноги – члены этого комитета обязаны как только можно больше всячески оказывать помощь нашим солдатам, защищающим Ленинград от немецко-фашистских захватчиков. Все для фронта, все для победы, ты это-то хоть слыхал?!
- Слыхал! – обиделся Марк – я между прочим сам хотел на фронт идти, но меня не взяли.
- Конечно, не взяли. – Дима аккуратно затушил окурок о стену и спрятал в карман телогрейки – потому что если все на фронт уйдут, кто же тогда будет в тылу помощь оказывать! Эх ты, думать надо! Тебя оставили, потому что ты можешь здесь Родине пользу приносить. Вот ты стрелять умеешь?
- Нет – Марк отрицательно покачал головой. Ему вдруг стало очень стыдно за себя и свою непонятливость.
- Правильно – кивнул Дима – куда же тебя брать? Ты патроны только будешь расходовать. Другое дело тут. Нашим бойцам ведь много всего надо.
Дима внимательно посмотрел на Марка. Марк потупил взгляд и засопел. Он вспомнил, как девочка Таня из соседнего подъезда, говорила, что вязала для солдат носки и относила их в военкомат. Она, кажется, умерла еще в Рождество. Или пропала? Возможно, она знала про комитет с самого начала. Или может, все врала?
- А как вступить в ваш комитет? – спросил Марк.
- А считай, что уже вступил – подмигнул Дима – чем ты можешь фронту помочь?
- Ну, не знаю – пожал плечами озадаченный такой прытью Марк – всем, чем надо.
- А что у тебя есть? Такое, что ты смог бы отдать для наших.
Марк взглянул на двери своей квартиры, откуда все ценности плавно испарились за последний месяц, и неуверенно сказал:
- Я мог бы отдать… свою бабушку.
Дима хмыкнул и наморщил лоб.
- Черт его знает… Ну, и зачем им, по-твоему, бабушка?
- Ну, как – развел руками Марк – бабушка очень хорошая. Я с ней вон сколько прожил, и никто не спрашивал у меня, зачем мне бабушка. Я думаю, что она обязательно пригодится для чего-нибудь.
Дима вздохнул.
- Ну, раз больше ничего нет, давай возьмем бабушку. Если что, выбросить ее они всегда успеют.
Вдвоем ребята поднялись в квартиру Марка. Марк провел нового товарища в комнату, где стояли стол без скатерти и два табурета, и показал ему бабушку, вытянувшуюся на полу. Дима деловито оглядел умершую, потрогал пальцем отвисшую челюсть и выбившееся из-под грязных спутанных волос ухо.
- Пожалуй, годиться – согласился он.
Ребята взяли труп за ноги и за руки и вынесли из квартиры в парадное.
- Там внизу санки – пыхтя паром, сказал Дима. Марк, с трудом удерживая тяжелое тело в руках, кивнул. Неуклюже ступая, они медленно снесли бабушку на первый этаж.
- Нужно как следует привязать – заботливо укладывая покойницу на санках, приговаривал Дима. Он достал бечевку и принялся тщательно привязывать тело.
Бабушка не умещалась на санях и ноги ее остались лежать на снегу. Марк попробовал потянуть за веревку, и санки заскользили. Ноги мертво волочились по земле. Аккуратно преодолев поребрик, ребята вдвоем борзо потянули санки за собой, слушая, как снег скрипит под полозьями. Дима указывал дорогу.
Марк старался изо всех сил. Было холодно, ноги скользили и вязли в снегу. Но ему очень хотелось помочь советским солдатам, которым конечно же было гораздо тяжелее в окопах под пулями. И он, отплевываясь от ветра, представлял себе момент, когда командир в фуражке пожмет ему руку и выразит благодарность от имени Советской Армии за оказанную помощь. И, возможно, даже порекомендует его в звеньевые «Комитета пионерской помощи фронту».
Ребята обогнули огромную кучу строительного хлама и свернули в подворотню.
- Уже близко – сказал Дима – раз, два, взяли!
Неожиданно откуда-то из пробоины в кирпичной кладке метнулась рваная тень. Марк испуганно вскрикнул, отпрянул назад и в ужасе сел на снег. Санки ткнулись ему в поясницу и остановились, заставив бабушку клацнуть коченеющей челюстью.
Страшная, грязная женщина с обмороженным, синюшным лицом, сильно хромая, обогнула ребят и остановилась прямо у них на пути. Сверкнув безумными глазами, женщина повела носом и премерзко ухмыльнулась.
- Мертвечину везете? Антисоветчина! Сжечь бы… А вы! И у меня трое уже иссохли. Моих трое, слышите! Они заслужили? Может, что и умереть?
С этими словами сумасшедшая вцепилась руками в мертвую бабушку, которая уже приобрела совершенно нечеловеческий цвет, и принялась тянуть ее на себя.
- Что вы делаете! – закричал Марк и схватил труп за ноги – отдайте мою бабушку назад! Это мой подарок Советской Армии!
- Хуй! Хуй! – истошно выла женщина – гони мертвяка! Сука ты бездомная! Гони мертвяка, гнида!
Бабушка, растягиваемая в разные стороны, предательски затрещала. Марк изо всех сил старался не уступить сумасшедшей и упирался ногами в землю. Женщина дергала на себя и хрипела жутким хрипом, роняя слюни на снег. Суставы покойной выворачивались и хрустели. Изо рта полился съеденный несколько часов ранее обед.
От усердия и злости в глазах у Марка потемнело. Очередной рывок лишил его равновесия, и Марк шлепнулся на коленки, выпустив из рук заветные ноги. Но не успела страшная тетка порадоваться своей маленькой победе, как вдруг из-за спины Марка выскочил Дима и с размаху ударил сумасшедшую санками по голове.
Женщина заревела и выпустила из рук добычу. Тело бабушки шмякнулось о землю. Дима, не теряя времени, размахнулся во второй раз и снова обрушил санки на голову нападавшей. Та неуклюже завалилась на бок и попыталась закрыть руками свое изуродованное лицо.
Дима ударил еще. И еще. И еще. Где-то в голове женщины что-то лопнуло, рот распахнулся в безмолвном крике. Правый глаз вылетел из орбиты и провалился в тающий снег. Конвульсии крупно потрясли ее тело.
Дима отшвырнул санки и отступил. Послышался нарастающий и все учащающийся стук метронома.

ЗЫ: Написано при участии Виктора Ильича Кокуша