Giggs : ДАР

Три товарища неспешно прогуливались по летнему парку. Лето, в общем-то, еще только начиналось, и пока не пришла пора той особой удушливой жары, которая отнимает у горожан все силы и способность соображать. Было умеренно тепло, а временами налетавший ветерок даже вызывал пупырышки на коже некоторых граждан.
- Пойдем, что ль, на той лавочке устроимся, - палец Петровича указал на приличную еще, видимо, не так давно установленную лавку, уютно примостившуюся под пышной кроной ивы.
Позвякивая бутылками и шурша завернутой в бумагу снедью, троица торопливым шагом устремилась к цели. Не прошло и минуты, как двое из них уже тянули пластиковые стаканчики на треть заполненные водкой, чтобы чокнуться.
- Петрович, ну ты че, как не родный-то? – расстроено протянул Макарыч, заметив, что его товарищ отчего-то не берет в руку стакан.
- Нельзя ему, Макарыч, он чудит сильно, как выпьет, - тихо пояснил Леха, - самый молодой участник трио.
- Я хуею в этом зоопарке! Так мы ебана в рот, поди, не каждый день видимся, а? Вот завтра уебет в свою Украину, и несколько лет даже не созвонимся блядь. Бери стакан! Бери бля! Я отвечаю, если че…
- Пожалуй, немного можно, - согласился Петрович, торопливо глотая водку, даже не чокнувшись. – Охуительно пошла, - заметил он, занюхав выпитое корочкой.
В развалку подошли два милиционера. Макарыч тут же обхватил их за плечи и отвел на несколько метров в сторону. Через минуту они тепло распрощались, словно были старыми друзьями.
- Пидары бля… - вернувшись к лавочке, сплюнул Макарыч и достал сигарету. При этом Петрович тут же как-то сразу потерял расслабленный вид и ожесточенно пригубил полный стаканчик водки, словно это было зелье, которое следует выпить, дабы сгинули все находящиеся поблизости пидары.
- Ты ж сам ментом был, Макарыч? – насмешливо спросил Леха.
- На хуй иди. Я следователем был...
- Сука... Красиво, - прошептал Петрович, любуясь молодой зеленью парковой растительности, и кислотно-синим небом, на котором почти незаметно расплывался росчерк двигателей пролетевшего самолета. Глаза его, между тем, налились краснотой и сузились в подозрительном прищуре. С соседней скамейки донесся смех. Троица повернула в ту сторону хмельные головы.
- Нихуевые соски, - отметил Леха, и машинально выудил из кармана жвачку.
- Э, малолетки, - махнул рукой Макарыч.
- Пидары это, - отозвался и Петрович. Леха истерично хохотнул, расплескав немного водки из стаканчика, что был в это время в его левой руке. Макарыч только слегка вскинул бровь.
- Да вы там, в Украине ваще зажрались, а, казак? – ухмыльнулся Леха, - У вас там, если баба чуть до Кроуфорд не дотягивает, так уже и не ебет ее никто?
- Да говорят тебе – пидары, хули привязался? - ответил помрачневший еще сильнее, Петрович. С этими словами он решительно направился к соседней лавочке. Товарищи от неожиданности даже не попытались его остановить.
- День добрый, дамы! Прошу прощения, но мой молодой друг стесняется сам вас спросить, - лучезарно улыбаясь, начал Петрович. Девки, поглядывая на Леху, который принялся, как мог, изображать застенчивость на небритой двое суток морде, захохотали.
- Да? – наконец отозвалась одна из них – милая курносая блондинка с точеными щиколотками и очаровательными кругленькими грудками. Было видно, что внимание взрослого мужчины очень им льстит.
- ХУЛИ ВЫ ТУТ ШЛЯЕТЕСЬ, ПИДАРАСЫ?!!! – неожиданно заорал Петрович и отвесил гулкую затрещину курносенькой. При этом она упала с лавочки, с нее слетел парик, и из-под платья вывалился кусок поролона, по форме похожий на женскую грудь. Петрович проворно сорвал с пидара платье и пинком отправил незадачливого сердцееда по узкой аллее по направлению к урне, придав тому немалое ускорение. Второй пидарас опомнился и принялся спасться бегством, но уже потерял драгоценные секунды и был настигнут Петровичем, как кролик коршуном. Извиваясь ужом, пока Петрович выводил красным маркером на его лбу слово «пидар», говнюк жалобно повизгивал, и уверял, что это они хотели товарища своего разыграть.
- Как же вы его хотели разыграть? Сказать, что в жопу не ебетесь? – спросил напоследок Петрович, занося ногу для пинка…

- Ну ты даешь! – восхищенно вскрикнул Леха, наливая Петровичу водки, - Я бы в жизни не догадался! Глазам не верю!
- Действительно, педерасты, - одобрил действия товарища Макарыч, - а я думал, что тебе просто башню рвет… Молодец.
Петрович, поигрывая скулами и сдвинув кустистые брови, молча глотал горькую. Солнце уже покраснело, будто перегревшись за день, и постепенно оседало, как гопник, в грудь которого воткнулся волосатый кулак оперативника…
- Эх, поезд твой скоро! Жаль, сука! А то еще бы пидаров выявил… - сказал Леха, хлопая Петровича по плечу.
- Так времени еще до хуя, - возразил Петрович, в котором вдруг открылось второе дыхание, - видишь тех пенсионеров?
- Хорош, Петрович, это уже перебор, - серьезно процедил Макарыч.
- Да ладно! Два ветерана в шахматы играют. Причем тут пидары? – разочарованно возразил Леха.

- Ааа! Гандон лысый! Вот я тебя и нашел, пидарасина! – при этих словах Петровича, обращенных к старику, Леха даже закрыл от стыда глаза руками. Макарыч гневно раздул ноздри.
- Что вы себе позволяете?! Сопляк! – взвизгнул старик, встав и схватив Петровича за отворот рубашки. Впрочем, наигранность его действий была слишком очевидной. Чувствовалось, что правда за Петровичем. Что он и не замедлил продемонстрировать, вывернув руку пожилого мужчины и приспустив с него брюки, под которыми оказались черные кружевные трусики.
- Гриша!!! – с ужасом в глазах подскочил товарищ по шахматам старого пидара.
- Леня! Это недавно со мной, партией клянусь!
- Ебется в сраку с мая 79-го, - канцелярским голосом резал правду-матку безжалостный Петрович, - До этого, в августе месяце первый раз сыграл на кожаной флейте председателя райкома, отдыхая с ним в бане в нетрезвом…
- Хватит! – умалял старик, прикрываясь руками, как будто его били…

- Эй, пидарас, куда торопишься?
- Ты как умереть хочешь, придурок?! – прозвучал в ответ раскатистый гневный бас, от которого развеялось опьянение.
Звуки нескольких ударов и беспорядочная свалка.
- Леха! Держи его! Да его пизди, а не меня!
- Петрович, держись! Пинаться?! Ах ты гандон!
- Здоровый пидар! Ну вот! Снова в точку - корона на спине наколота. Во Петрович дает! Куда блин маркер подевался...

- Вон еще пидар!
- Бежим!
- Уйдет!
- Хуй там…

На вокзале, вытирая кровь с разбитой брови, Петрович жадно пил пиво. Леха осторожно прикладывал к своему сломанному носу холодную бутылку, вздрагивая и тихо матерясь. Макарыч мучался одышкой и улыбался распухшими губами, показывая окровавленные зубы.
- Расскажи, Петрович, - просил Леха.
- В другой раз.
- Нет, ну правда, Петрович, как ты узнаешь их? – спросил Макарыч.
- Ну ладно. Хоть и рассказывать особо нечего. В Афгане когда служил, случилось. Очнулись с товарищем в темноте, дышать нечем, тошнит. Не помним ни хуя. Поелозили руками вокруг – поняли, что завалило нас где-то. Когда я второй раз пришел в себя – уже в больничной палате оказался.
Так Серега – товарищ мой – рассказал потом, что вырубился я, и он терять сознание уже начинал, и тут яркий свет. Не знаю, что это было. Пусть, ангел. И сказал он Сереге, что если тот всю оставшуюся жизнь людей лечить станет, то выведет он его на свет божий.
Серега вот и по сей день в Киеве народ лечит, а я «этих» видеть стал, особенно, когда выпью…
- Неслабо, - выдохнул Леха.
- Вот ведь… - сказал Макарыч, но не договорил и только молча перекрестился, - Слушай, а оставайся у нас. Дело-то пиздец какое нужное!
- Да нет, поеду. Заждалась меня моя Анюта, зовет Андреевский спуск, Днепр непокоится…
- Да ты поэт! – хохотнул Макарыч. Тут Петрович неожиданно и стремительно выбросил правую руку и поймал в ладонь воробья, который беспечно попрыгивал по вокзальным перилам. Зрачки товарищей расширились от удивления: «неужели и воробья-пидараса нашел?!» Но пальцы Петровича разжались.
- Пусть живет – не безнадежен еще, - улыбаясь, сказал он и подхватил с асфальта свой потертый рюкзак.