Kappaka : Спонсор
15:56 11-11-2007
Уже самого факта звонка на сотовый было достаточно, чтобы обеспокоиться. Он никогда, за все три года знакомства – ни разу, не звонил на сотовый. Если ему нужна была она, то он, будучи мужчиной воспитанным и тактичным, назначал ей встречи заранее и только лично. Один единственный раз, кода она заболела, он передал ей через подругу пожелание скорейшего выздоровления. А тут ещё этот тон – взволнованный и, какой-то извиняющийся… Вобщем, к заведующему хирургическим отделением центральной городской больницы третьекурсница Аня Лебедева заходила несколько озадаченная, если не сказать – обеспокоенная.
Григорий Сергеевич, возвышался сизогривым айсбергом над своим мощным, ему под стать, дубовым столом. Лучший в городе хирург и любимец всех студенток медицинского института сидел так, как Аня видела его уже десятки, если не сотни раз. Взглянув на его медвежьи лапищи, возложенные на зеленого сукна столешницу, ни за что нельзя было бы предположить, с какой ювелирной точностью эти богатырские ручищи управляются со скальпелем. Косая сажень в плечах, голова с пышной шевелюрой седых волос, брови, сросшиеся на переносице, римский нос и острые глаза – всё было, как всегда… вот только что-то было не так.
- Здравствуйте, Григорий Сергеевич! – как всегда робко, поздоровалась студентка.
- Проходи, Анюта, садись.
Завотделением сделал приглашающий жест в направлении дивана, стоящего около стены. Диван этот уже много лет принимал на себя всю тяжесть докторского тела, когда ему необходим был хотя бы десятиминутный отдых во время затяжных операций. Он мог его себе позволить, пока ассистенты зашивали прооперированного. В результате достаточно частых десятиминуток, ввиду крайней загруженности хирурга, диван приобрел трафаретную продавленность, повторяющую очертания туловища хозяина кабинета. Никто из персонала больницы, что уж говорить о студентах, не смел даже помыслить присесть на священное ложе. А тут вдруг такое приглашение. С каждой секундой Аня всё больше и больше озадачивалась.
Она села на краешек дивана, потом подумала, что второго шанса может и не представиться и села глубже, положив руку на подлокотник. По её мнению, это придало её позе непринужденность. Однако, стоило хирургу подойти и плюхнуться рядом с ней, как она снова отскочила на край и вовсе не встала с дивана только потому, что он поймал её ладонь. Коротко посмотрел ей в глаза, отвел взгляд в сторону и сказал:
- Анюта, мы с тобой уже давно друг друга знаем.
- Уже три года, Григорий Сергеевич, с первого курса. Помните, я тогда в больницу попала с переломом, а мы с Вами встретились в коридоре – Вы меня узнали. Вы ж тогда меня пригласили к Вам на операцию, чтоб я времени даром не теряла в больнице. Вы тогда ещё женщине этой, у которой грыжа между седьмым и восьмым позвонком была…
Аня разволновалась от такой близости такого, казалось недоступного, мужчины и её понесло. Словесный поток был безжалостно прерван:
- Да-да! Уже три года. Я всегда брал тебя с собой на операции, доверял тебе, выделял тебя из всех студентов. Ты – талантлива и это видно.
От такой похвалы у Ани похолодело в животе и закружилась голова.
- Пришло время для нового испытания. Ты готова?
Она была готова на все, что угодно, о чем незамедлительно заявила. Григорий Сергеевич напрягся, сжал её руку, выдохнул, вдохнул и, будто ныряя щучкой в прорубь, выпалил:
- Ты помнишь Матвея Ивановича?
Аня подкатила глаза, порылась в голове в поисках нужного образа.
- Это этот дедок серенький, чьему сыну я на втором курсе фурункул на плече вскрывала?
- Да-да! Тот самый серенький дедок, который завез в нашу реанимацию новое оборудование и обеспечил нам бесперебойную поставку медикаментов. Да, и еще обещал нам по весне выделить денег из городской казны на ремонт нашего отделения. Ну, и, конечно, очень крепко дружит с нашим главврачом.
Последнее предложение он произнес тихо, но сразу стало понятно, что именно оно главное в списке перечисленных достоинств дедка.
- Ну, помню я его, конечно. Его ж регулярно по телеку показывают.
Аня начала подозревать, что что-то неладно и задала вмиг созревший вопрос:
- А что?
Хирург от этого вопроса как бы даже дернулся, вроде его плеткой хлестнули. Набрал в легкие воздуха, чтобы ответить, выдохнул, отпустил Анину руку, снова взял в свою ладонь и, поднявшись с дивана, потянул её к выходу.
- Пойдем!
Она безропотно шла за ним по коридору. У неё даже мыслей не было о том, что может произойти в самом ближайшем будущем. Он первый нарушил молчание.
- Короче, надо будет с почетным гражданином и депутатом городской думы побеседовать, так сказать тет-а-тет, а дальше – по ситуации.
С этими словами они зашли в комнату, в которой кроме них был ещё вышеупомянутый серый дедок. Хирург посадил Аню на стул рядом с ним и сказал:
- Ну вот, Матвей Иванович, наслаждайтесь обществом прекрасной барышни, а я тут за шторочкой поковыряюсь.
Наклонившись поближе к уху престарелого спонсора, он заговорщицки ему подмигнул и прошептал:
- Между прочим, Анюта – моя лучшая студентка! Так что, поаккуратнее с ней, пожалуйста!
После чего, потрепал по плечу впавшую в некоторый ступор от такого развития событий Аню и со словами: "Не скучайте тут!" – удалился.
Матвей Иванович был стар. И хотя ему было не так много лет, как другим пациентам, которым Аня с наставником делали операции, он был как-то изношен. Ане показалось, что всю свою жизнь он пользовался своим телом, не давая ему пощады. Ей сразу представились правительственные кабинеты с намастиченным паркетом, заседания за полночь, неумеренные возлияния спиртного и обильная пища по окончании этих напряженных совещаний. В результате такого ритма жизни, перед ней лежало огрузлое посеревшее тело, с невероятно живыми глазами.
Глаза оценивающе пробежали по Ане, после чего бескровные губы разомкнулись, выпустив на волю неожиданно глубокий, завораживающий баритон:
- Ну что, красавица, здравствуй, что ли!
- Здравствуйте, Матвей Иванович!
Видя её стеснение, он решил разрядить обстановку:
- Да что ж ты так официально – Матвей Иванович? Можешь просто – дед Мотя. Меня так внуки называют. Тебе лет сколько?
- Девятнадцать. Двадцать скоро будет.
Аня засмущалась ещё больше. "Ещё чуть-чуть и я, как дура, покраснею", - подумала она. Дедок не заставил себя ждать:
- Ну, вот и хорошо. Совершеннолетняя значит. Мальчишка-то есть?
Аня залилась краской и, ничего не ответив, скромно потупила очи.
- Вижу, что есть. Тоже студент-медик?
Что можно было ответить на этот вопрос. Правду? О том, что единственный мужчина, который ей нравиться, да что там, от которого она без ума, годиться ей в отцы и имеет двух сыновей приблизительно её возраста? О том, как ей регулярно приходиться выпроваживать из своей комнаты в общежитии своих однокашников, когда те, выпив сверх меры и набравшись храбрости, приходили к ней объясняться в любви? Или о том, как ей таки приходиться встречаться с некоторыми из этих незрелых половозрелых павианов, чтобы не выглядеть синим чулком в глазах своих подружек? Оно ему надо? Её сюда привели не для того, чтобы этот дед выслушивал историю её жизни.
Так что Аня тряхнула головой, как бы отгоняя дурацкие мысли, улыбнулась и легкомысленно, даже игриво, ответила:
- Есть и студент-медик!
Дед, почувствовав перемену в собеседнице, улыбнулся всеми своими крепкими зубами.
- Вот это умница! Если есть "и студент", значит, есть и другие? Это правильно! Чего красоте пропадать. Успеешь ты ещё одному попринадлежать, а сейчас, молодая пока, погулять надо, чтоб было что вспомнить и детям своим рассказать. В этом вам – молодым, легче, чем нам.
Аня ухмыльнулась, что не осталось незамеченным.
- Да я не в том смысле, дурёха ты! Поколению вашему легче. Вот у нас было совсем по-другому…
Аня ожидала, что он, как и прочие бабульки и дедульки начнет восхвалять коммунистов и всячески противопоставлять их существующей власти. Говорить о том, как низко пали нравы и всё в таком духе. Однако, старый павиан оказался не из той породы. Он был доволен переменами.
- Вот раньше, приедь я на банкет какой-нибудь с молодухой, да меня б заплевали, мол, я эротоман какой. Да потом ещё и на парткоме протянули бы. Домком в известность поставили и все мои соседи стали бы в меня плевать. А сейчас. То ли дело! "Ох, Матвей Иванович! Ну и молодец же ты! Форму держишь!" Совсем другой коленкор событий.
Во время этого монолога, нестареющий сердцем старичок, взял Аню за руку, теребил и жал её ладонь, стрелял своими живыми глазами и вообще, вел себя всячески неподобающим его почетным сединам образом. А завершил он рассуждение уж вовсе ни в какие ворота не лезуще:
- А ну-ка, красавица, посмотри-ка, что там у меня внизу живота происходит? Что-то щекотно мне там!
При этом он стиснул её руку и разнузданно хихикнул.
Аня в очередной раз залилась краской, но он требовательно подтолкнул её руку в направлении, указанном ранее. Сделав над собой усилие, она опустила взгляд и едва не потеряла сознание. Зрелище, открывшаяся её взору, была настолько потрясающе в своем несоответствии, что Аня, не удержавшись, вырвала свою ладонь из цепкого старческого захвата и выбежала из комнаты.
Она стояла, упершись лбом в стену, и пыталась отдышаться. Перед глазами стояла только что увиденная картина. Если взять две её части поотдельности: отдельно – разговаривающий о жизни дедушка и отдельно – Это, то всё было нормально. Очередная попытка совместить эти две части в единое целое закончилась тем, что сознание, не способное ещё пока воспринять такую информацию, решило на время оставить свою хозяйку. Она чуть не грохнулась на пол, но её подхватила старшая медсестра. В нос Ане ударил аромат нашатыря. Открыв глаза, она увидела над собой её добродушное лицо с сострадающими глазами и залилась слезами.
Она обняла её, прижала к себе, стала утешать:
- Анютка, ну что ж ты так, сразу в слезы?
- Да я… Да он… Да у него там такое… А он болтает там…
Захлебываясь говорила она.
- Знаю, неприятно. Да что там неприятно – противно! Но жизнь – она такая. Матвей Иванович – наш спонсор и поэтому, Аня, уж коли ты сказала Григорию Сергеевичу, что готова ко всему, будь добра вернуться на своё место и довести дело до конца.
Голос её приобрел стальные нотки, студентке даже показалось, что с ней заговорил сам хирург, вселившийся в чужое тело. Истерика под ударами неоспоримых доводов быстро сошла на нет.
- Быстренько пойдём, умоемся, приведём тебя в порядок и, так сказать, подготовим к продолжению банкета. – Последнее она сказа с едва заметным саркастическим смешком, - Григорий Сергеевич сказал, что если ты через две минуты не будешь на месте – не будет тебе больше никаких операций и прочих радостей эскулаповой жизни.
Через полторы минуты Аня подошла к дедульке с улыбкой и мыслью: "Взялся за гуж – не говори, что не дюж". Матвей Иванович озорно на неё поглядел и сказал:
- Что, девчонка, испугалась? Чего там бояться, это ж физиология. Так сказать – естество. Дай-ка и мне поглядеть – интересно, аж жуть, что же там такое, что могло барышню так испугать. Отодвинь-ка шторочку.
Он сделал попытку приподняться, но она надавила ему на грудь со словами:
-Что вы, что вы! Вам вставать сейчас нельзя ни в коем случае. Лежите, пожалуйста, смирно. Поверьте мне – все будет исполнено в лучшем виде. Вы будете довольны.
Из-за шторки выглянул хирург в окровавленных перчатках и сказал:
- Анюта, сюда подойди, пожалуйста.
Она поднялась со стула, посмотрела за шторку, отгораживающую верхнюю часть туловища Матвея Ивановича, лежащего на операционном столе, от нижней. Тошнота накатила снова, но в этот раз она с ней справилась. На вопросительный взгляд хирурга она утвердительно кивнула, мол, со мной всё в порядке. Да, конечно, необычно и удивительно было видеть по одну сторону шторки улыбающегося и балагурящего деда, а по другую – его выпущенные наружу кендюха, и хирурга ищущего в них воспалившийся аппендикс.
- Ну что там, красавица?
Поинтересовался оперируемый.
- Всё в порядке, Матвей Иванович. Операция идет по плану. Просто я раньше никогда не присутствовала на удалении аппендицита под местной анестезией. Поэтому и испугалась немного. Непривычно, знаете ли, разговаривать с человеком, у которого внутренности не в животе, а на улице.
От этих слов Матвей Иванович тоненько захихикал, улыбнулась и она. Аню отпустило и она заговорила с дедулькой весело и непринужденно, забалтывая его и отвлекая его от скорбных мыслей о своем нутре. Наградой ей был благодарный взгляд Григория Сергеевича.
©Kappaka