Кобыла : Весенний эструс

Прим. автора. Кавер на "Осенний гон" Шизоffa

То, что она наглухо осталась девушкой, Леночка поняла после тридцати. Конечно, можно было продержаться и до шестидесяти, и тогда, согласно особенностям женской физиологии, было бы уже все равно. Но эти годы тянулись весьма сложно. Порою невыносимо. Какие только фантазии не лезли в голову.

А фантазировать Леночка умела. В юности она представляла себя неприступной цитаделью, вратам которой угрожают бревна стенобитных машин, дикой скалой к золотоносным недрам которой тянутся зубила горняков или нежным опалом, на который нацелены скарпели ювелиров.

Но потом Леночка заметила, что стенобитные машины беспрепятственно разъехались по лонам других крепостей, а угловатые опалы в руках ювелиров засияли новыми гранями. Тогда Леночка стала мечтать о прекрасном Артуре, ворвавшемся бы в её замок на белом коне, о безотказном Геркулесе, положившем бы к её ногам яблоки Гесперид, о непобедимом Александре, завоевавшем бы её непокорность или искусном Праксителе, изваявшем бы из неё богиню. Она представляла себя королевой Елизаветой, под ноги которой бросает бархатный плащ отважный пират и неутомимый любовник Рэлли, жгучей сеньоритой, под горящим взором которой спадают плащи капеадоров и поднимаются шпаги матадоров…

Но ваять никто не пытался – лезли лапать. Вместо золотых яблок наперебой совали Джонатан и Семеренку на рынках.

Тогда Леночка перестала мечтать и стала пристально изучать представителей противоположного пола.

Свободные мужчины, которых не припахали в земледельцы и не запрягли в скотоводы, как оказалось, делились на рыбаков-охотников, и собирателей.

Чтобы привлечь внимание охотников, Леночка притворилась жертвой. Оставляла и путала лисичкой следы в глухих переулках, ожидая, что её настигнет бладхаунд, выходила робкой косулей к водопоям ресторанов и кабаков, в надежде нарваться на тигра, мелькала легкой газелью в свете фонарей, пытаясь раздразнить гепардов, и металась стерлядкой, ища сетей рыбаков…

Но тигры не отрывали затуманенных взоров от живительной влаги стаканов, гепарды отяжелели, а гончие потеряли нюх.

Что ж, теперь она уже была согласна на собирателя. Её налитая соком виноградинка требовала виноградаря. Она расцветала ночной фиалкой, источающей фимиам феромонов или цветком липы, истекающим тягучим нектаром. Но озабоченные шмели сидели в ульях или жужжали с пчелками у летков магазинов.
Она раскрывалась прекрасной розой, но ботаники тянулись к траве.

Вытягивалась сладким бататом, но овощеводы рубили капусту.

Шли годы, и Леночка поняла, что еще немного, и тугая виноградинка её естества сморщится до изюма без косточки, сочный персик женской неповторимости завянет до кураги, упругие полудыни ягодиц усохнут до целлюлитных апельсинов, а она так и не встретит своего садовода. Теперь она сама безуспешно забрасывала неводы в пучины Интернета, расставляла силки в тумане курилок и подкапывала ловчие ямы под сослуживцев.

Еще Леночка изучила приемы мимикрии и научилась оборачиваться американским ужом, чтобы однажды её спутал с королевским аспидом змеелов, красноголовым подосиновиком, чтобы вместо Amanita musсaria её срезал грибник-любитель.

Наконец, размышления Леночки, постигавшей основы мимезии (дабы самой устраивать засады), были прерваны негодующими криками. Леночка побежала на шум увидела белого медведя, терзаемого цепными псами порядка. Леночка трансформировалась в львицу и разогнала остервенелых легавых, а потом зализала раны на белом пушистом боку.

- Кирилл, - представился спасенный зверь и оказался милым кэрролловским Белым Кроликом, о котором Леночка мечтала всю жизнь: - А как Ваше имя? – поворковал он, не замечая, как зеленой омелой прирастают к нему Леночкины пальцы. Мицелием опенка к древесине, корнями эпифита к стволу. Ризоидами лишайника к камню, талломом водоросли к субстрату…
- О, Елена! Дар Киприды счастливейшему из смертных, - мурлыкал он, черной мошкой налипая на росянку, золотистой осой увязая в меду.

Ну и что, что жене Менелая было за пятьдесят, ну и что, что Агамемнон с Энеем воевали за торговые пути. Кирилл, Киря, Кириос, Господин, Хозяин, наконец-то, - весенним лягушачьим голком шумело в её голове.

Леночка уже не хотела быть ни мечтателем, ни жертвой, ни ягодкой. Она страстно желала стать женщиной.
От этой страсти скомкались и покраснели простыни. Как багряный плащ Рэлли под ногами королевы Елизаветы. Как алый платок тореадора под копытами торробравийского быка.