Магадан : Простились

Простились….
Виктории посвящаю…

Идет снег. И мне от этого легче. Миллионы неповторимых снежинок превращаются в хрупкую почву под моими ногами. Кажется, что снег заполнил все, и от него не скрыться. Снег тает на моей одежде, волосах, глазах, ладонях. Снег идет стеной, сквозь которую не пройти, и не возможно разрушить. Снег очищает грязный город и омывает прохладой сердца.
Она села в такси и уехала. Как всегда безвозвратно. Поцеловала в обветренные губы на прощанье и оставила на пустом перекрестке посреди ночи, города и любви. И когда удалялось ее такси, я лишь чувствовал, как к горлу подкатывает ком, сердце стучит слабее, а холод пробирает насквозь. Перекресток был пуст и спокоен и встречал мое одиночество своим собственным. Не было ни одной машины, ни одного светящегося окна, ни прохожего, ни надежды на завтра.
Пустота предутренних заснежиных улиц меня всегда пугает. На часах полпятого утра. Самое ужасное время, время когда изможденные тусовщики покидают битком набитые ночные клубы. Время, когда проститутки идут домой с работы, когда умирают инфартники и инсультники, когда грусть и тоска глубже Тихого океана.
Тишина разрывает уши громче любого крика. Я даже стараюсь ступать осторожнее, хруст разрушающихся молекулярных связей в бесконечных кристаллических решетках снега уничтожают гармонию тишины. Я так не хотел Ее терять. До сих пор не желаю в это поверить. Наш роман был особенным и неповторимым. Потому что, он не походил на все остальные. Мы виделись крайне редко и жили в 600 километрах друг от друга. Мы долго говорили по телефону и желали себе веры. Ведь люди верят в будущее, иначе, зачем они принимают антибиотики, бросают курить, учатся плавать и регулярно покупают лотерейные билеты. И я тоже верил, верил, как смертельно больной в ночной бессоннице, как парашютист перед прыжком, как осужденный пред началом амнистии. Я знал, что однажды мы будем встречать закаты и рассветы, не отвлекаясь на остальных. Не отвлекаясь на телефонные звонки. Мужчине очень легко узнать в своем сердце любовь. Когда любишь, всегда представляешь ее в свадебном платье или в белом льне на бесконечных пляжах Капокабаны. Третьего не дано.
Снег не сбавлял обороты. Он засыпал меня и наши следы. Вот и все что от нас осталось. Две пары следов у выхода из дорогого гламурного кабака, где Она всех покорила дворянской красотой и умением играть на фортепьяно. И в тот волшебный миг, когда лилась музыка, я был самым счастливым человеком на планете. Простое счастье – слушать и слышать. А снег был безжалостным, и все это оставлял в прошлом, превращая реальность в черно-белые воспоминания. Снег, как и океан, забирал с собой все, что писали на песке у самой кромки воды. Даже если там писали о любви.
Мне будет не хватать этой любви. Я знал, что где-то на этом перекрестке она закончиться навсегда. Я любил ее, и это была чистая правда, от которой нельзя было убежать или скрыться. Моя любовь была в каждом вдохе. В каждом слове, письме, молчании. Моя любовь была в каждом ударе по боксерской груше, в каждом букете, который посылал в ее дом, в каждом стакане, на дне которого я искал выход. А теперь этого всего нет.
Не знаю, любила ли она меня когда-нибудь. Это очень опасный вопрос, который погубил многих. Она просто могла мне рассказывать часами, как в детстве плавала вместе с любимой овчаркой в море, как прогуливала уроки музыки, как сдавала экзамены и кровь для больных. Она мне плакала о покойном отце и улыбалась от храбрости всесильной мамы. Она могла не спать трое суток, а потом 24 часа видеть добрые сны. Она была для меня эталоном, И я так просто ее отпустил. Ведь я во всех прохожих искал ее черты лица, детали одежды, интонации и движения. Когда она смеялась, казалось я плачу от счастья. Это очень правильно, если мужчина может рассмешить любимую женщину. Больше ничего не надо.
Разве что огромная кровать с шелковым бельем и короткая летняя ночь. Как мало было таких ночей…
Говорят, кто не познал боли – тот не познает и любви. Не верю, боль тяжело терпеть годами и я не знаю, на сколько меня хватит. Говорят, время лечит раны. Мне кажется, даже в глубокой старости я вспомню о Ней и наполню коньком рюмку. Говорят, люди не всегда подходят друг другу. Она подходила мне идеально, как закат к вечернему морю. Возможно… мы просто рождены не для этого времени. Она должна была к 25 родить мне троих детей, жить в большом особняке за городом и гордиться семьей во время воскресных выходов в свет, привлекая взгляды идеальностью форм, благородностью лица ангела и глубиной взгляда голубых глаз.
Вот и все. Мне кажется, я не доживу до утра. Стою и замерзаю. Курю одну сигарету за одной и молюсь за Нее. Молюсь, так искренне, как может молиться одинокий атеист холодной ночью. Молюсь, чтоб водитель был осторожен на скользкой дороге. Молюсь, чтоб самолет вовремя приземлился в ее любимом родном городе. Молюсь, чтоб она часок поспала во время полета. Молюсь, чтоб была счастлива. Молюсь, чтоб ее берег Ангел – хранитель. Молюсь, чтоб еще хоть раз в жизни ее увидеть.
Где-то вдалеке показались огни фар. Огни приближаются, и я уже могу отчетливо разглядеть автомобиль. Водитель тормозит, я открываю дверь:
- Куда тебе?
Я называю свой домашний адрес, цену и сажусь в машину. Внутри удивительно тепло и уютно. Из магнитолы кто-то душевно поет о любви. Я больше душе уже не поверю никогда.
На следующий день вечером она будет сидеть на терассе ресторана, укутавшись в мягкий плед. Прибой привычно будет ласкать ей слух. Пить кофе с коньяком. Читать любимого Ремарка. Лишь на минуту оторвет взгляд от книги, чтобы нежно взглянуть на море, которое лечит влюбленных, как и тысячу лет назад.