Лев Рыжков : Ловец сенсаций. Пир

Банкет был богатый. Его давал какой-то промышленник в честь того, что его супруга решила стать певицей и выпустила первый компакт-диск.
Ожидалось много звезд. И Борис позвонил заранее, аккредитовался. Ошибкой было бы думать, что он хотел сюда попасть. Нет, отнюдь. С куда большим удовольствием Борис отправился бы домой. А там, делая вид, что работает над нетленкой, попутешествовал бы по сайтам знакомств.
Но дело обстояло еще и таким образом, что в этом месяце Борис написал до прискорбия мало. И тот материал, который он мог бы принести с гламурной вечеринки, существенно добавил бы ему плюсов в глазах начальства.
На мероприятие он отправился вместе с фотографом Михеевым - хамоватым мужиком, склонным к панике. Первая паническая атака случилась у него по выходу из метро «Чеховская».
- А точно нам туда? А адрес помнишь?
Пришли ровно к 19:00. И оказались одними из первых. Звезд еще не было. В зале суетились официанты, расставляли столы, стелили скатерти, располагали приборы. Борис уселся у барной стойки.
- Будете водку? Сегодня бесплатно, - предложил им бармен.
Борис хотел было отказаться. Хотя… почему бы и нет? Они с Михеевым взяли по рюмке.
И все равно время тянулось долго. Борис взял со столика какой-то глянцевый журнал, принялся листать.
- И пишут, и пишут, - ворчал фотограф. - Писатели, блин. Вот вам времени не жалко?
***
…Народ постепенно прибывал. Пришли шумные и наглые телевизионщики. Прибывали и первые звезды. Вон принялись позировать у рекламных логотипов какие-то рэперы. Или не рэперы? Или кто-то из «Фабрики»? Или… Да кто их разберет.
Михеев щурился, держал камеру у лица, щелкал кнопкой, слепил звезд вспышками. Знаменитости скучали, слонялись по залу.
Может быть, в душе прирожденного и прожженного репортера и разгорелся бы азарт. Но Борис был близок к панике.
«Кто, - думал он, - кто все эти люди? Мне надо с ними беседовать? Но о чем?»
Впрочем, рефлексировал Борис недолго. Его уже дергал за рукав пиджака фотограф:
- Там Юлианка Шахова сидит. Я ее знаю. Пойдем, интервью у нее возьмешь?
«Это кто еще такая, Господи?!»
- Вон, видишь ее?
Действительно, у колонны, с бокалом стояла какая-то нарядная дамочка.
- Пошли, пока телевизионщики не перехватили…
«Первый вопрос, который я ей задам, будет - почему она так хорошо выглядит, - решил Борис. - А дальше… Дальше - посмотрим…»
На счастье Бориса на столиках, наконец, расставили еду.
- Слушай, Сереж, я голодный, что пиздец, - сказал Борис. - Дай я подкреплюсь сначала. А потом интервью, и все такое.
- Да как хочешь, - сказал Михеев. - Только убежит ведь…
Пойти, что ли, действительно, интервью взять? Однако чувство голода, про которое Борис, по правде говоря, наврал, вдруг неожиданно дало о себе знать. Голод проснулся просто волчий. Ощущать такой голод могут разве что какие-нибудь, запертые в склепе вампиры.
Борис, стыдно признаться, не умел есть палочками. А также не знал некоторых нюансов японской еды. Например, даже не догадывался, что соусом васаби злоупотреблять - нельзя. Да и много сашими подряд могут привести к опасным последствиям.
До этих пор Борис не сказать, чтобы часто ел японскую еду. Так, время от времени. Раза четыре. Всякий раз с дамами. Собственно, секрет популярности японской еды в России он понял еще тогда, еще не будучи ресторанным экспертом. Секрет этот прост - в японской пище мало калорий. Плевать, что вкус странный и едят не по-нашему. Если вы с женщиной, то не сомневайтесь, что она предпочтет японскую кухню, а не, скажем, «Макдональдс». И не в цене тут дело. Если бы порция суши стоила столько же, сколько какой-нибудь чизбургер, а тот, в свою очередь, наоборот, и считался бы более-менее элитной едой, дамы все равно предпочитали бы японскую кухню.
А еще японская кухня в ту пору не нравилась Борису маленькими порциями. Японцев же ему было как-то подсознательно жаль. Если они каждый день таким питаются. И не до сыта… Мда.
Но тогда, на фуршете, Борис решил основательно утолить голод. Пусть даже и японской едой. Набраться сил. А там - посмотрим, у кого интервью брать.
Рядом с ним стояла невысокая, худенькая девчонка в черных, облегающих джинсах. Глаза у нее блестели так, что казались даже какими-то прожекторами. Она кого-то там высматривала у входа. Борис обратил внимание, что еды у нее на тарелке - совсем мало. У него на большом блюде, было, наверное раз в пять-шесть больше. Соуса васаби Борис тоже не пожалел, наложил от души.
- Извините, - сказала вдруг девушка. - Вы столько себе наложили. Съедите?
- Съем, - сказал Борис, ковыряясь в суши вилкой и делая вид, что так и надо.
Девчонка орудовала палочками. И те мелькали в ее руках, как спицы в руках опытной вязальщицы.
- Любите японскую кухню? - спросил Борис.
- Ага.
К ней подошел какой-то фотограф.
- Леся! Там Скотинина пришла. Она нам нужна?
- Ой, да. Попробуем ее на эксклюзив раскрутить!
- А что, может не дать?
- Может, - кивнула девчонка.
Лесей, значит, ее зовут.
- Она - взбалмошная. На кокос, говорят, подсела. Совсем шарики за ролики заехали.
- Ну, - вальяжно сказал фотограф. - Нам-то она дастся! Мы же - «Семь пятниц».
- Ага! - улыбнулась девчонка, поставила тарелку на стол, отправилась к входу.
Борис бы, может, и последовал за ней. Но он набрал слишком много еды. Пожалуй, эта самая Леся была в чем-то права. Съест ли он это все?
Сейчас ему казалось, что на него украдкой смотрит чуть ли не весь зал. И действительно, таких огромных блюд, как у него, не было больше ни у кого. Все ели с маленьких тарелочек. Вот блин! А у Бориса тогда откуда оно взялось? Он бросил взгляд на стол. И точно - в таких же блюдах лежали палочки для еды. Блин.
«Без паники! - мысленно приказал себе Борис. - Я просто сожру это, и все».
Собственно, приказать было легко. С исполнением же - возникли определенные трудности. Например, Борис обнаружил, что переборщил с зеленым соусом. Гортань жгло огнем. И теперь Борис закидывал пожар во рту чем ни попадя. Всем, что было на блюде. Вроде бы стало полегче. Орудовал Борис вилкой. Ему, в общем-то, было удобно. Правда, суши нет-нет, а норовили развернуться, обнажив начинку. Но если крошить их боковой стороной вилки, если не поддевать, то получалось вполне себе комфортно.
Борис был настолько поглощен процессом тушения пожара в глотке, что не сразу обратил внимание, что на него смотрят. Конечно, он не мог ручаться за весь зал. Но вот оператор у камеры, паренек в кожаной куртке, с длинными, собранными в хвост, волосами, - определенно смотрел. На его лице не было удивления, не ползли вверх брови, ничего подобного. Он просто стоял, приоткрыв рот. И все.
А еще, кажется, вон та тетка, в розовой кофте, оглядывалась. Да и если бы просто оглядывалась! Она кому-то шептала что-то. Слов Борис, конечно, не слышал. Но смысл определенно улавливал. Посмотрите, мол, на придурка.
Выручил фотограф. Он появился откуда-то из толпы, опять принялся дергать Бориса за рукав.
- Хватит жрать. Там Димка Нагиев пришел. Я к нему подошел. Он говорит, что интервью - без проблем. Пошли.
«О нет! - подумал Борис. - Только не Нагиев!»
Месяца три назад он уже брал у него интервью. Это было одним из неприятных для Бориса воспоминаний. Тогда он смог задать Нагиеву ровно пять вопросов. Четыре - из разряда общечеловеческих глупостей: каковы творческие планы, да где отдыхали летом. Ответы записывались на диктофон. Борис их не запоминал. Разум его в тот момент был занят лихорадочным поиском того, что бы еще спросить? Когда-то, когда у него еще был телевизор, он видел Нагиева с этим… как его… Рост, кажется, маленький такой. Передача какая-то юмористическая. Была не была.
Борис спросил, каков секрет творческого долголетия тандема Нагиев - Рост?
- Что?! - оторопел тогда Нагиев. - Какого еще тандема?
- Ну, вашего, - говорил Борис, чувствуя себя полным придурком. - Вашего, с Ростом…
- Так, интервью закончено, - сказал Нагиев.
Уже потом Борис узнал, что Нагиев и Рост поругались. Притом, года четыре назад. Так что, если разобраться, то товарищ артист еще вежливо себя повел.
***
… - Да ну его, Сереж, этого Нагиева, - сказал Борис.
- Ничего не ну, - сказал фотограф.
На повторение позора Борис вовсе не был настроен. А вот фотограф был на пике рабочей формы. На звездных тусовках он чувствовал себя, как рыба в воде.
- Слушай, - сказал Борис, отставляя тарелку на стол (наконец-то представился случай), - кто нам нужен, а кто - нет, решаю я. А ты - вообще говорить не должен. Твое дело - ходить и кнопкой щелкать. А разговаривать ты имеешь право только с теми, кого фотографируешь. И произносить - всего три слова. «Сейчас», «вылетит» и «птичка». Все.
- Ах так, - склочно сказал фотограф.
- Да, так.
- Вот я про тебя завтра все Василий Ивановичу доложу.
Сука. И ведь доложит. Так что надо брать интервью. Желательно у кого-нибудь покруче.
- Там Даша Скотинина, - указал Борис вилкой туда, куда убежала с горящими глазами девушка Леся.
- Где? - оживился фотограф. - Будешь у нее интервью брать?
- Буду, - буркнул Борис. - Только доем сначала.
***
…Японская еда в Бориса уже не лезла. Кажется, он объелся. В желудке стало тяжело. Как никогда сильно захотелось спать. Но об этом бесполезно было даже и мечтать. Тусовка была в самом разгаре. Будь она неладна.
Собственно, он доел почти что все. Так, малость самая, оставалась. Борис с некоторым облегчением отставил тарелку. Достал сигареты, зажигалку. Однако прикурить не успел. Зажигалку ему тут же поднес проворный официант.
Борису стало тревожно. За его трапезой наблюдал еще и этот халдей? Стало немного стыдно. Хотя чего тут, если разобраться, стесняться? Ну, поел с аппетитом. С кем не бывает?
Однако Борис решил потеряться куда-нибудь. Он пробрался к входу. Там, у рекламных щитов стояли и позировали какие-то девушки. Они казались Борису пластмассовыми, неживыми. Около одной из них - высокой блондинки стояла Леся с диктофоном. Что-то спрашивала, смеялась.
Борис искренне ей позавидовал. Сам он обычно, беседуя со звездами, собирался с силами, чувствовал себя напряженно. Допрашиваемая блондинка вдруг встретилась с Борисом взглядом. И в нем промелькнуло что-то странное.
Борис отвел взгляд. И увидел Нагиева. Тот, с двумя коктейлями, направлялся в его сторону.
Нет! Только не это!
Путь к отступлению имелся. Можно было отойти дальше, к гардеробу.
И действительно, там было не шумно. Стоял диванчик. Напротив - фонтан. Борис почувствовал некоторое облегчение. Наконец-то можно будет перевести дух, подумать, с кем из здесь присутствующих можно побеседовать.
Впрочем, Борису, кажется, начало везти. По левую руку от него сидел крепкий лысоватый мужик. Он был в майке, которая оставляла открытыми внушительные бицепсы. На них была татуировка - какой-то цветной орнамент.
Где-то Борис его уже видел. Артист? Возможно. Кажется, в каком-то криминальном сериале роль играл. Чем не кандидатура?
Мужик никакого внимания на Бориса не обращал, разговаривал себе по телефону, рассевшись на диване. Что-то говорил об окончании съемок. И еще говорил:
- А вы там не охуели, в семь утра-то? Ну, что «Серёж»? Что ты мне серёжкаешь? Ну, ладно! Буду уж я в семь утра!
Что ж, теперь мы, кажется, знаем, как его зовут.
- Сергей! - не без некоторой торжественности обратился к нему Борис, когда артист нажал отбой. - Я из газеты «Столичные независимые новости». «Си-Эн-Эн», слышали, может?
- Конечно, кто про ваше «Си-Эн-Эн»-то не слышал? Равняемся на него, можно сказать. Так-так, и что?
- Можно задать вам несколько вопросов?
- Вопросов? Ну, давай. А что это будет?
- Как что? Интервью.
- Вот даже как. Ну, поехали. А что у меня-то? Я тебе звезда, что ли?
- Ну, - нашелся Борис, - в своем роде вы - звезда.
Он достал из кармана диктофон, положил его между собой и Сергеем. Первый вопрос он знал.
- Вот вы сейчас с кем-то ругались по телефону. Это что, в семь утра вас на съемку гонят?
- Ага. На съемку. Режиссер - пидарас. Совсем охуел. Так и напиши.
Оп-паньки. Второй вопрос.
- А что за режиссер? Вы с кем сейчас работаете?
- Пеньковский. Пидор и паскуда. Так и запиши. В семь утра - на съемки. Охренеть.
Пауза. Что бы еще спросить-то?
- А-а… э-э… С вашим звездным статусом не хотели бы вы… э-э… поработать с кем-нибудь из великих… э-э… мастеров. Михалков там… э-э… Никита Сергеевич.
- Слушай, - покачал головой артист. - Ты меня, похоже, с кем-то путаешь.
- Нет-нет, - уверил его Борис. - Вас разве спутаешь? Хе-хе… Вот Михалков… Ваше к нему отношение.
«Что за чушь, Господи! Что за чушь?! Ладно, пусть хоть что-нибудь ответит…»
- Михалкова… - медленно и веско сказал артист, - Никиту Сергеевича я видел лишь один раз в жизни. На «Кинотавре». Мы с ним… напиши… или нет, не пиши. Это не для печати я тебе рассказываю. Короче, за соседними столиками наша компания сидела. Ну, поддали, сам понимаешь. И тут видим, ага, Михалков сидит. С этой, как ее… Уже не вспомню…
- Жаль, - сказал Борис.
- Ага. Ну, а мы с пацанами - поддали, сам понимаешь. И вот сидим. И тут мне в сортир приспичило. Ну, я мимо стола, где Никита Сергеевич сидит, прохожу. И думаю: дай пошалю! Пальцами так - щелк! И сиплым голосом, короче, пою: «Ма-ахнатый шмель на душистый хмель. Цапля се-ерая - в камыши…» А Никита Сергеевич вот этак в глаза мне смотрит, и говорит: «Ты, парнишка, давай-ка, пиздуй-ка отсель. Пока по башке не получил». И в рифму - прикинь? Во, бля, человечище.
«Охуительно, - думал Борис. - Просто охуительно. Бомба номера».
Мимо прошла Леся. Увидела Бориса, на секунду остановилась. Посмотрела на него, на диктофон, на артиста. На лице с горящими глазами угадывалась напряженная работа мысли. «Давай-давай, завидуй! - не без ехидства думал Борис. - Мне, а не тебе такой эксклюзив достался!» Он заметил, что Леся подошла к Галкину, который стоял у колонны. «Подумаешь, Галкин какой-то, - в мыслях Борис уже потирал руки. - Этого Галкина во всех изданиях хоть одним местом ешь. А ты такого человека найди, чтобы его сам Михалков на хуй послал!»
Опять повисла пауза. Что еще спросить-то?
- А… - начал Борис, выгадывая время, - вот такой вот вам вопрос.
- Ну?
- В каком состоянии сейчас пребывает ваша… э-э… личная жизнь?
Борис терпеть не мог задавать такие вопросы. Но редактора это как раз любили.
- Ты что это имеешь в виду?
- Правду ли говорят, что вы разводитесь?
Борис блефовал. Думал обычное: «Была не была!»
- Это кто же такое говорит?
- Ну, - уклончиво сказал Борис. - Тусовка.
- Пусть свистнет в хуй вся тусовка. Я со своей Галкой не разведусь.
Борис представил аршинный заголовок. «Артист Сергей…» Фамилию надо как-нибудь узнать. Дальше - двоеточие. И цитата: «Я со своей Галкой не разведусь». Отлично. Просто отлично. Надо еще что-нибудь спросить.
- А какую роль мечтаете сыграть?
- Роль? - расхохотался артист. - Я же говорил, ты меня с кем-то перепутал.
- Как так?
- Ты, наверное, думаешь, что я - артист. А я вон, оператор на телевидении.
- Да ладно?
- Гадом буду.
- Извините - сухо сказал Борис. Выключил диктофон и поднялся с дивана.
Прочь, прочь отсюда. Вот же действительно, бес попутал. Ну, ничего страшного. Бывает.
***
…Борис переместился к стойке, принял из рук бармена халявную водку. «Значит, так, - думал он. - Держаться надо вот той Леси. Она звезд знает. У нее на них, кажется, чутье. Да, так я и поступлю».
Леся, кроме шуток, заставляла восхищаться собой. Она стояла в центре зала. Она была похожа на полководца. Смелая, решительная, указывающая своему фотографу, кого снимать.
Борис даже немного замечтался. Он подкараулит ее после этой чудовищной тусовки, пригласит в какой-нибудь барчик, их тут в окрестностях много. Они выпьют. А потом… в конце концов у него есть свободная жилплощадь. Так что - почему бы не туда?
О кей. Надо только еще немного выпить. Для храбрости.
Борис повернулся к бармену. И столкнулся взглядом с Кристиной Орбакайте. Звезда достаточно безразлично смотрела на него. Как на пустое место, которым Борис, наверное, в ее глазах и был.
«Интервью, - заклокотало в мозгу. - Интервью. Что бы у нее спросить?»
Кристина все смотрела. Ну же! Лучший момент для контакта!
- Э-э… - сказал Борис, лихорадочно нащупывая в кармане диктофон. В горле, к тому же, ересохло. Надо прочистить: - Кгрхргм…
- Простите? - сказала Кристина.
- Нет-нет, ничего. Я просто… это самое…
А в следующий момент звезду уже атаковала Леся. Она решительно вытянула в сторону артистки диктофон, затараторила какой-то вопрос. И недоступная, как гималайский снег, Орбакайте принялась вполне себе дружелюбно отвечать.
Борис старался сидеть с гордым видом и делать вид, что ничего особенного не происходит. Он думал о том, что после первоначальной, очень содержательной, беседы - вряд ли стоит подходить к госпоже Орбакайте.
Надо было что-то делать. Борис как можно незаметнее ускользнул от стойки. Господи! Как же достали его эти прогулки по залу! Сейчас бы лечь, поспать. Какого лешего ему тут надо?
Интервью. Ему нужно ин-терв-ью. Слово-то какое гадкое.
Ладно. Вот, что Борис сделает. Сейчас он подойдет к первой же звезде (которую узнает, конечно), возьмет у нее, наконец, интервью. И ебись оно все колом.
В кресле за одним из столов развалился певец Саша Козявкин. Эпатажный педераст. Он был одет в блестящее женское платье. Под похабно короткой юбкой открывались ноги, обтянутые сетчатыми колготками.
Нет уж. На хуй, на хуй. Только не этот гнусный тип.
Борис уже было прошел мимо. Но нога в рваном чулке вдруг перегородила дорогу.
- Маладой челаэ-э-эк. А ну-ка, стойте-стойте! Вы ведь журналист? Я ведь угадал? Вы не хотите взять у меня интервьё-о?
За свою последующую фразу Борис еще долго себя ненавидел:
- Ну, давайте, что ли, возьму.
- А потом я у вас возьму кое-что, - сказал артист. - Вы ведь такой шалунишка симпатичный. Да вы не стесняйтесь, присаживайтесь.
Борис не послушался. И это его спасло.
Потому что откуда ни возьмись, появился фотограф Михеев, принялся дергать Бориса за рукав.
- Слышь, хватит теток клеить. Там Пресняков, я с ним договорился. Пошли!
Про Преснякова Борис хоть что-то знал. Конечно же, он пошел за фотографом, который уверенно вел его сквозь толпу.
- Это чё за страшила-то сидела? - интересовался фотограф. - Как такое чучело вообще сюда пустили?
- Это Козявочкин.
- Да ты что? Не узнал. А что ему от тебя было надо?
- Интервью хотел дать.
- Да пошел он на хуй! - возмутился фотограф. - У нас уважаемая газета, а не хуй знает что.
- Так ему того и надо.
- Чего?
- Пойти на хуй.
***
…Пресняков оказался каким-то нервным. Он вымученно улыбнулся.
- Здравствуйте. Спрашивайте. Только быстро, пожалуйста. У меня тут встречи.
- Да-да, - заверил Борис. - Конечно, быстро.
Что бы спросить-то?
Вопрос родился словно сам собой.
- А вот скажите, Владимир, вы - богаты, знамениты, счастливы, недавно женились. Соответствует ли такому рассвету в вашей жизни творческий подъем?
- Простите, что?
- Откуда вы берете силы творить? - Борис понимал, что несет ахинею, но так нервничал, что не знал, что с собой поделать. - Из горестных, или из радостных обстоятельств вашей жизни?
- Ничего не понял. Следующий вопрос.
Борис, презирая себя, спросил, где Пресняков провел лето. Этот вопрос оказался понятен и близок. Пресняков даже принялся что-то отвечать.
Беда пришла, откуда не ждали.
В животе Бориса словно что-то взорвалось. Словно лопнула какая-то капсула, разбрызгивая горючий напалм. Из просто неприятного ощущение это вдруг переросло в поистине невыносимое. Борис стиснул зубы. Его вдруг стало трясти.
- Ы… - не выдержал Борис.
- Простите, что вы сказали? - спросил Пресняков.
- Я… - выдавил Борис. Кажется, он начинал потеть. Он боялся, что если он разожмет зубы, то в его организме откроется какой-то кран.
Хватит! Ладно. Хватит.
На каком-то отчаянном выдохе Борис протараторил:
- Извините, пожалуйста! Я отойду. Я быстро! Вы говорите, говорите!
Он поспешно сунул диктофон в руку фотографа, бросился прочь.
Сортир был где-то там, за фонтаном.
Борис продрался сквозь толпу. А у банной стойки столкнулся с Козявочкиным.
- Ага! - сказал артист, кривя густо напомаженный рот. - Вот он где, шалунишка! А ну, не сметь сбегать, когда я интервью даю.
Борис не стал отвечать. Он метнулся в сторону. Проскакал в непосредственной близости от стола, за которым сидел, кажется, рыжий «Иванушка».
И сортир оказался, наконец, в пределах видимости.
***
…Борис запрыгнул в одну из кабинок, задвинул защелку. Вскарабкался ногами на унитаз.
Тут же по кафелю зацокали каблуки. Кажется, его омерзительный преследователь не сильно и отстал.
- Так-так-так, - звучал издевательский голос. - И куда же это наш маленький шалун скрылся. А ну-ка, вылезай, плутишка!
«Господи, пронеси! - думал Борис. - Господи, пронеси!»
Его тело раздулось, как готовый к полету дирижабль. Но Борис ничего не мог поделать. Издай он хоть звук, как эпатажный педераст засечет его. Нет, Борис, конечно, даст ему по роже. Но это будет очень не комильфо.
- Щалунишка-а! - звал Козявочкин. - Я здесь! Я все вижу и все слышу! Вылезай и бери у меня интервьё! Слышишь, противный? Я ведь не отстану. Даже не надейся.
«Вот ведь привязался!» - думал Борис. Он всегда считал себя интеллектуалом. Он никогда не думал, что интеллектуал может попасть в такую откровенно кретинскую ситуацию.
Можно лишь предполагать, какое развитие получили бы эти события дальше. Неожиданно, помощь пришла, откуда не ждали.
А именно - из соседней кабинки.
- Сашонок, - раздался оттуда игривый голос. - Это ты, что ли, тут проказничаешь, а?
- Ой, Борюхастик! Ты, что ли? Сколько лет, сколько зим! Как дела, прошмандовка старая?
Дверь кабинки открылась. Вышел невидимый Борису тезка Борюхастик.
Педерасты еще долго, казалось, просто нескончаемо долго, сюсюкались. Потом, наконец, убрались. Козявкин громко и вслух пригрозил, что все равно поймает Бориса.
«Шиш тебе! - подумал Борис. - Не дамся!»
Некоторое время он просидел в кабинке, не издавая ни звука. Это стоило невообразимых усилий. Наконец, Борис решил выйти. Вот как он сделает. Он выберется из этого клуба. На воздух. Проскачет к памятнику Пушкину. Вот туда он и отправится. К синим кабинкам, войти в которые стоит двадцать рублей. А потом вернется. Его же впустят? Впустят…
Борис вышел из кабинки. И нос к носу столкнулся с АК Троицким. Музыкальный критик хмыкнул, подвинулся. Борис прошел к умывальнику. Включил воду, сделал вид, что моет руки.
«У него, что ли, интервью взять? Он умный. Много всего наговорит. Надо предложить…»
Борис направился к сушилке. «И где договариваться? В сортире, что ли? Вот блин!»
Борис выходил, крадучись. В клубе стоял гомон и шум. Определить: караулит ли на выходе педераст, не представлялось возможным. Но неожиданно Борис нашел выход. Здесь была еще одна дверь. Кроме «М» и «Ж». По идее, она должна была вести в какую-то подсобку.
В данный момент Борис ничего не хотел так сильно, как того, чтобы дверь оказалась открыта.
И ему повезло. Дверь поддалась. За ней было темно.
Борис проскользнул внутрь. Напоследок оглянулся. АК Троицкий, оказывается, был здесь, и смотрел на Борисовы манипуляции с изрядным недоумением.
«Ну, вот! И к этому теперь не подходи!» - отчаянно подумал Борис. Надо было бы вернуться в клуб. Но раз пошел куда-то, то уж иди!
Борис шагнул в темноту. Там оказался какой-то коридор. Борис щелкнул зажигалкой. И очень вовремя. Потому что он чуть не споткнулся о сваленные стулья. Он уже не думал о том, куда и зачем идет. Ему хотелось лишь скрыться, спрятаться от этих людей. На самом деле ему ничего от них не было нужно. Вообще. Так вот и оставьте, суки, человека в покое.
Коридор привел в тупик. Вернее, не в тупик, а к какому-то фанерному заднику, как бывает в театрах. Борис сел на пол, прислонился к заднику, закрыл глаза.
То ли ему показалось, то ли так и было, но в клубе смолкла музыка. И сейчас какая-то женщина хрипло и вальяжно откашливалась в микрофон.
Борис больше не мог сдерживаться…
***
…Он еще не знал, что пока он прятался, в клуб приехала Алла Пугачева. Ей аплодировали, пригласили на сцену. Наступила тишина. И вдруг раздался странный и громкий звук.
Оторопела даже Алла Борисовна. Отреагировала не сразу. Сказала: «Это что за засранец здесь завелся?» Впрочем, инцидент быстро оказался исчерпан.
Телевидение его проигнорировало. Откликнулось лишь три газеты. «Жизнь» вышла с шапкой «В атмосфере Примадонны». Заголовок внутри гласил: «Запах женщины (которая поет)». «Экспресс-газета» опубликовала схему желудочного тракта великой певицы и сканы медицинских заключений. Газета же «Помои» провернула по такому поводу целую акцию. В поликлинике, где когда-то лечилась Алла Борисовна, проворные журналисты купили ее какашку. Хранила реликвию пожилая медсестра, большая поклонница творчества артистки. За пять тысяч рублей она кое-как согласилась с предложением журналиста и продала ему котях. «Что же я теперь буду показывать гостям?» - сокрушалась бедная женщина. Газета же «Помои» объявила конкурс среди читателей. Автор самого интересного письма Примадонне получит ее какашку.
***
…Впрочем, в тот вечер Борису все-таки удалось взять интервью. Он, наконец, выбрался из подсобки, забрал у ворчащего Михеева диктофон. За одним из столиков он обнаружил скучающего в одиночестве Амаяка Акопяна. Фокусник разговаривал охотно. Его даже ни о чем не надо было спрашивать.
Спустя несколько дней вышел полосный материал под названием «Ляськи-масяськи forever». Редактор на планерке сказал, что текст написан с душой и всегда бы так.
***
…Но вернемся еще раз в тот вечер. После часовой беседы с фокусником, порядочно истерзанный, выходил Борис из клуба. У лифта столкнулся с Лесей. Удивительно, но глаза у этой девчонки блестели даже сейчас, заполночь, много часов спустя после начала тусовки.
- Ф-фуф! Устала! - сказала она.
- Я тоже, - ответил Борис.
Улыбнулся.
- А пойдем, Леся, в какую-нибудь кафешку, выпьем по рюмашке? - вдруг предложил Борис.
- Ты знаешь, как меня зовут?
- Вынюхивать информацию - моя страсть, - сказал Борис.
В кафе Леся вывалила на него огромный список звезд, с которыми она сегодня побеседовала.
- Ф-фуф! Теперь все расшифровать, и на три месяца хватит, - говорила она.
В «Семь пятниц» нужны были небольшие интервьюшки.
- Хочешь, и ты нам пиши? - сказала она. - Мы хорошо платим.
Борис хотел было предложить интервью с Амаяком Акопяном. Но сообразил воздержаться.
- Ты так хорошо работаешь, - вскользь заметил Борис.
- Да ты что, я так волнуюсь.
Почему-то эта фраза заставила Бориса задуматься.
Вечер не закончился ничем примечательным. Борис и Леся обменялись номерами мобильных. Иногда созванивались. Правда, исключительно по делу.