Ammodeus : Анна на шее

Он приехал в этот городок возле моря, чтобы провести отпущенный ему месяц в полном одиночестве. Он чувствовал себя смертельно уставшим – от шума, от города, от людей.
От жизни - такой жизни…
А другой у него не будет. Он не верил в переселение душ, но отчетливо брезговал, когда представлял себя не в своем теле. Именно поэтому ему захотелось побыть со своим телом и морем наедине – все мы, как ни крути, просто продвинутый планктон…

…Он купил две банки пива в ларьке с пыльными окнами и табличкой «Единый налог» и, перейдя мосток через мутный ручей, петлявший сквозь глину и песок, побрел вдоль него к морю. Было пасмурно, но он любил соленую и теплую влагу морской бессолнечности.
На берегу он снял кроссовки, закатал джинсы и вошел в воду. Вода равнодушно впустила его в себя, а он не почувствовал ничего.
- Вот противная! – услышал он тонкий голосок.
Он обернулся – в нескольких шагах от него стояла девочка лет десяти и деловито пыталась поддеть колечко на пивной банке.
- Откроешь? – осведомилась она. – А то я два ногтя сломала уже…
- Нет, - сказал он. – Отдай.
Девочка взвесила банку на руке.
- Ты удар хорошо держишь, дядя?
«Дядя» от неожиданности как-то тревожно фыркнул, а девочка подняла с песка вторую банку и стала производить их сравнительный анализ.
- У вас все так тупо? – наконец, поинтересовалась она.
- Что именно? – отозвался он.
Девочка удивилась:
- Что – «что именно»?
- А что – «все»?
- Ну – все… - Девочка явно не привыкла кому-то что-либо объяснять. - Все то есть… И ты – в том числе.
- Тупой?
- Тупой, - подтвердила девочка. – Тупой и жадный. Ты ведь жадный?
Он отрицательно покачал головой.
- Я не жадный. Просто тебе нельзя пить пиво.
- Мне здесь не нравится, - доложила девочка и швырнула банки в песок.
- Потому, что нельзя пить пиво?
- Да плевала я на твое пиво, - процедила девочка и пнула банку. – Здесь нет Виссариона…
- А это кто?
Девочка презрительно посмотрела на него.
- Туземец, а надо ли тебе пытаться узнать, кто такой Виссарион? Может, с тебя хватит умения молча открывать эти долбаные банки?
«Туземец» пожал плечами, подобрал с песка банки и побрел вдоль моря. Потом вдруг остановился, обернулся и спросил:
- А Виссарион умеет открывать банки?
- Виссарион умеет все, - гордо отозвалась девочка. – Хочешь стать моим Виссарионом здесь?
- Нет, - ответил он. – Я скоро отсюда уезжаю.
- Я тоже, - сказала девочка. – Через неделю.
- И я – через неделю, – удивился он. Хотя - что тут удивительного? Люди всегда уезжают одновременно с кем-то…
- Это судьба, - серьезно сказала девочка. – Соглашайся.
- А что я должен буду делать? – зачем-то спросил он.
- Следить, чтобы я с собой ничего не сделала, - ответила девочка и, неожиданно выхватив у него банку, с размаху врезала ею себе по лбу. От удара банка лопнула и разбросала пену с коротким хлюпающим хлопком, а невидимые до этого две косички девочки вздыбились у нее над головой, как накрахмаленные.
- Вот такого быть не должно, - изрекла девочка, смахнув с лица пену с кровью и вытерев ладошку о платье. – Договорились? Будешь моим Виссарионом?
- Да каким Виссарионом?! – не выдержал он. – Тебе в больницу надо!
- Не надо, - ответила девочка и еще раз протерла лицо. – Видишь? Все ништяк…
«Ништяк» добил его. Мир сошел с ума и он сошел вместе с ним. Слава Богу, все это очень скоро закончится…
- Не закончится, - девочка забрала у него другую банку, без особых усилий поддела кольцо, откупорила и протянула ему. – Пей, Виссарион. Потом нечего будет. Да и нечем...
- Кто ты? – он готов был быть кем угодно, хоть Виссарионом, хоть Виссарионычем – лишь бы понять, что за существо сейчас стоит перед ним.
- Я – Анна, - сказала девочка. – Полетели?
И полетела.
А под ним разверзлись зыбучие пески…

x x x

В последний момент я засомневался.
- Бонжур, мадам, - обратился я к толстой бомжихе, развалившейся на подстилке возле подъезда, и окруженной сворой запущенных собак. – Любуюсь вашими питомцами… А не скажете, это Зет-Кью-4976?
- Дай червонец – скажу, - процедила бомжиха, изучив меня из-под черных от злоупотребления светом век.
Я дал. Она двумя пальцами ловко свернула купюру и погрузила ее в ворох тряпок, в которые была замотана.
- Нет, - процедила она. - Это Зет-Кью-4979.
Значит, все правильно. Я посмотрел на часы. 10-51-17 местного. У меня еще есть 8 минут и 43 секунды.
Я неспешно направился к подъезду.
- Лифт уволился, - просипела бомжиха мне в спину. Я не поленился вернуться и дать ей еще один червонец. Он последовал за предыдущим - так же ловко и бесследно.
- Мерси, мадам, - осклабился я. – Передавайте привет вашему супругу.
Бомжиха мелко затряслась.
- Девственна я...
- Это бросается в глаза, - закончил я разговор и вошел в подъезд.
Там пахло. Мне послышался какой-то шорох и сдавленный кашель. Я ускорился - пришлось пронзить четыре пролета. На ступеньках четвертого этажа сидела девочка лет десяти и чистила парабеллум.
Я молча отобрал у нее пистолет и сунул в карман.
- Вот сука, - прошептала девочка, приподняла попу в линялых джинсах и выкатила из-под нее «лимонку». Пришлось ускориться еще раз – осколки «лимонки» повисли в воздухе и я, собрав их в горсть, сунул в другой карман.
- Папа дома? – спросил я.
Девочка задумчиво смотрела на меня карими глазенками.
Очень трудно смотреть в глаза ребенку, решающему, как тебя убить.
- Дома, - ответила она наконец. – Еще теплый…
- Это хорошо, - погладил я ее по голове и едва успел отдернуть руку – зубки девочки клацнули в сантиметре от моего мизинца.
- Не шали, - улыбнулся я. – А то аннигилирую на хрен…
Девочка поднялась с бетона, отряхнулась и прошла мимо меня вниз по лестнице. Пока я изучал нужную мне дверь, я слышал ее шажочки. Потом раздался веселый собачий лай и визг.
Дверь поддалась сразу – она попросту была не заперта.
Я не стал ускоряться – поспешность нужна только в двух случаях - когда лень топтать ноги и при взрывах. Я вспомнил о пригоршне осколков в кармане и вытряхнул их. Их стук прокатился по коридору, свернул направо и затих. Понятно – дверь налево заперта. Я не стал искушать судьбу – прикинул быстро траекторию и пустил по ней «банку». «Банка» послушно обогнула углы и вмазалась в нужную дверь. Легкий ветерок выскочил мне в лицо.
Я по старинке - то есть бегом, - рванул в комнату. Обещанного теплого папы не было. Были обглоданный стол и два искалеченных стула, зеленый диван в черных потеках, репродукция знаменитой обложки «Тайм» (где Махмуд Ахмадинеджад держит отрезанную голову Буша-младшего на фоне развалин Чикаго после бомбардировки 2013 года), несколько магазинов к «суперкалашу» и детский стеноход. Странно, что девчонка его не забрала - говорят, их делают из костей альпинистов. Я собрался прихватить стеноход (даже без ДНК-чека такая игрушка стоит немало), но увидел мигание красного огонька автоответчика на старом телефонном аппарате. Лет сто назад такие были у всех, а теперь – редкость. Не антиквариат, конечно, но все же…
Я нажал кнопку.
«У вас 47 новых сообщений» - сообщил женский голос. Я приготовился узнать много нового о владельце аппарата, но 46 сообщений исполняли древнюю считалочку «Police» - «Murder by Numbers».
Я высунулся в окно. Бомжиха как раз собиралась начать свежевать дога.
- Мадам, скузи муа, - проорал я, - а не соблаговолите ли вы подняться ко мне?
И помахал купюрой.
Через минуту бомжиха уже скручивала пятисотенную, а я смотрел на телефон и пытался расслышать, что говорит мне моя совесть. Но совесть бормотала себе под нос только “Вecause it’s murder by numbers - 1,2,3… It’s as easy as to learn your ABC…”
- Ну, че хотел? – ласково поинтересовалась бомжиха.
- Это у вас какое по счету тело? – вопросом на вопрос ответил я.
Бомжиха пожала плечами.
- Не помню… Восьмое, кажется.
- А не надоело кочевать и привыкать к новым желудкам, голосам и девственным плевам? – намекнул я.
- Не-а, - осклабилась бомжиха. – Мне по приколу. И на халяву.
- Жаль, - искренне сказал я. – У меня к вам одна просьба… Не могли бы вы нажать вот эту кнопочку?
- Я все могу, - надменно ответствовала бомжиха.
- Как Виссарион? – уточнил я.
- Кто-кто? – переспросила бомжиха и нажала кнопку.
Я ускорился.
Шрапнель, дремавшая в телефонном аппарате, серыми брызгами замерла в сантиметре от меня и бомжихи. Я аккуратно сгреб шарики, оставив один – повисший прямо напротив лба бомжихи. Затем вышел в коридор, подобрал «банку» и вышел на лестничную клетку, плотно закрыв за собой входную дверь.
И тормознул.
Грохнуло изрядно. Дверь ойкнула, но выдержала. Я вернулся в квартиру – бомжиха лежала на полу с идеально круглой дыркой во лбу.
«Сообщений больше нет» – изрек женский голос откуда-то из-под стола. Вот раньше вещи делали, подумал я. Телефон вдребезги, а черный ящичек целехонек. Я нагнулся под стол, поднял маленький черный кубик с голосом и спустился во двор.
Анна сидела на асфальте и гладила лохматого желто-красного пса.
- Не сиди на холодном асфальте, - попросил я и протянул ей черный кубик.
- Че там бахнуло?
- Шрапнель… Отсыпать, что ли?
- Давай…
Пока я извлекал из карманов шрапнель и перекладывал ее в ведерко из-под майонеза, Анна слушала женский голос, шелестящий из кубика.
- Прикольно, - сказала она, дослушав голос в шестой раз. – Это все, что осталось от мамочки?
- Да, - ответил я, протягивая ей ведерко. – Полетели?

* * *

Мы стояли на берегу зеленого моря, среди синих поющих камней и пили пиво.
- Ну что, останешься моим Виссарионом? – спросила Анна.
Я задрал голову в оранжевое небо с узкими, как лезвия, Бог весть как высоко забравшимися облаками.
- Мама с папой тебя уже обыскались, наверное, - ответил я.
- Да ладно, я каждый месяц из дома сбегаю, а папа специально не прячет гравицикл.
- Не понимаю я их… Отпускать ребенка гулять по альтер-реалам одну…
- Ой, да че тут непонятного? – Анна фыркнула. - Тоже мне, нанотехника… Им просто тоже охота побыть вдвоем.
Я присел на валун, исполняющий «Solid as a Rock» Бима Шермана, а рядом примостились две жирные чайки.
- Поэтому я тебе и предлагаю остаться моим Виссарионом, - пошла в обход флангов Анна. - Ну, что ты теряешь? Через неделю ты умрешь и начнутся эти формальности – прошлые жизни, кармические справки, особые мнения и так далее. А я тебе предлагаю реальный вариант…
Я с отвращением посмотрел на оранжевые небеса и на голубое гуано, оставленное на потном камне красными чайками.
- Но с двумя условиями…
- Может, ты еще профсоюз организуешь? – скривилась Анна.
Я грустно вздохнул:
- Первое – одну неделю в месяц мы проводим на той Земле, которую помню и знаю я.
- Не вопрос, Виссариоша, - промурлыкала Анна. – В деревню – так в деревню…
- И второе - мы больше не будем охотиться на твоих родителей.
- Вот сука, - Анна загрустила на мгновение, но потом просияла. – Ладно, Виссариончик. На них - не будем. В конце концов, у меня троюродный брат в Лиссабоне. С женой…
И мы полетели.