norpo : Один день Михаила.

Предчувствуя противоестественность связи,
Я обмотал твою голову скотчем,
Отрезал тебе соски,
Для верности ударил в горло отверткой,
В течении утра поливал тебя уксусом,
Днем мазал тебя медом,
К вечеру одел презерватив и совокупился с тобой,
Ты мой прекрасный ангел!
Как дрожало твое тело!
Как ты трахейно хрипела!
Как извивалась!
А потом я сжег твое тело и плотно поужинал
Свежей краковской колбасой с хлебом,
Зелеными огурцами, помидорами
И свежей зеленью.
Твой пепел я с утра развеял в парке
Под сенью неподвижных и древних лип.
Михаил отложил листок со свеженаписаными стихами. Уставился в окно, расфокусировал взгляд и бесконечно долго так рефлексировал, сливаясь с бессознательным. Отвлекло его пение скворца запутавшегося в старом дырявом силке на соловьев. Михаил присмотрелся к скворцу и узрел в нем Софью Аркадьевну – учительницу литературы за 6 класс. Она презрительно кривила густо напомаженные красным губы и мерзко шипела. Михаил отпрянул от скворца с лицом учительницы и, упав с табуретки, больно ударился своей слабой головой об заботливый бетон стенки, скрытый обоями в цветочек и газетами за 84 год.
Перед тем как потерять сознание, Михаил почувствовал запах сирени, а во рту бушевал мерзкий привкус авокадо с чесноком.
Находясь без сознания, Михаил ничего не увидел и не почувствовал, полностью оправдывая смысл вкладываемый в описание этого состояния.
Очнулся Михаил глубоко за полночь. Насколько глубоко теперь уже не определить, даже если играет важную роль.
Михаил сел на краешек кровати, поправил засевшую в заднице ночнушку и уставился на холодное сентябрьское небо цвета «Серый 25%» У Михаила болела голова и плечи. Поразмыслив он пришел к выводу, что его тело тащили за плечи, оттого они и болят. Других объяснений у Михаила не было.
За окном пролетело НЛО, обычное в это время года – с синим огоньком по центру. Михаил вздохнул и поежился. Наивный читатель подумает недоуменно при чем здесь ёж? Но в то время ежи были распространенной домашней утварью, наравне с колбасой и ныне вымершим дуршлагом.
Михаил почесал дуршлагом спину и опять приступил к написанию стихов. В голове у него еще слегка путалось, но стихи получались все равно отличные:
Кариеса путь незамысловат –
Изо рта в рот и так вечно,
Я прервать не смею круговорот
Кариеса в природе.
Пускай выпадут зубы
И сгниет язык,
Я все равно не буду препятствовать
Распространению кариеса.
Михаил удрученно…
«Соотносящийся по значению с существительным: удручение, связанный с ним. Крайне огорченный, находящийся в подавленном, угнетенном состоянии. Подавленный, угнетенный (о состоянии, настроении и т.п.). Выражающий подавленное, угнетенное состояние.»
…икнул и залез обратно под одеяло. Он мечтал.
Вот он вождь дикого и злого народа. Каждый день ложится с девственницей, и так на протяжении уже пятнадцати лет. Ему надоело. Пятнадцать лет рвать плевы этим угловатым подросткам! Никакой радости от секса. Михаил входит в спальню, где его ждет очередная девственница, покрытая от страха липким потом. Михаил морщится, достает острый меч, подходит к несчастной жертве предрассудков и срубает ей голову.
Вбегает главный шаман и Михаил сносит ему голову. Потом много еще вбегает и всем наступает один и тот же кровавый конец.
Со стороны Михаил смотрится интересно. Он лежит в кровати под одеялом, руки по швам, на лице кривая улыбка, член стоит, смешно приподнимая тонкое одеяло.
В комнату входит Ольга, сестра Михаила, девственница. Она видит напрягшийся под одеялом член брата и теряет сознание. Михаил вскакивает с кровати и спешит к сестре. Прежде чем привести ее в чувство, он проводит членом по ее губам и мерзко хихикает.
Когда Ольга приходит в себя, она не понимает где находится. Вокруг продукты и холодно, очень холодно. А!!!!!!!!!!!!!!!!
Опять брат связал ее и засунул в холодильник.
Михаил разочарованно смотрел, как отец достает почти уже замерзшую до смерти сестру из холодильника, и забавно икал.
В процессе извлечения сестры из объятий холодного ужаса, Михаил придумал стих и отправился в комнату записывать его в заветную тетрадь.
Холодная сука отдала концы,
Отпустила свою душу в полет,
Каждый кто думает про это
Никогда по настоящему не умрет.
Ее тело, синее от рождения
Судорожно цеплялось за жизнь,
Но сознание требовало смерть
И наступил компромисс –
забавная смерть растянутая
на много лет.
Михаил смотрел в окно. Садовник подстригал кокос. Софья выгуливала детей, щедро раздавая им тумаки. Соседский пес описал машину почтальона, который теперь униженно плакал на коленях и просил его не увольнять. Михаил почувствовал что-то вроде ненависти к почтальону, но потом его отпустило.
Вошел отец.
Строго посмотрел в угол комнаты и также тихо вышел.
Михаилу всегда казалось странным такое поведение отца, да и тайна угла не давала покоя Михаилу уже много лет. Видимо раньше в том углу его отец совершил что-то постыдное, а теперь приходит проведать воспоминание об ошибке молодости, что бы не забывать урок полученный когда-то.
Над шельфом взошла луна.
Михаил протяжно зевнул и лег спать на удобном ковре ручной работы. Его согревала мысль о бесправных иранских женщинах что ткали этот ковер. Он всегда представлял себе все ужасы которые они переносили. Он видел их кровавые пальцы и спины. Он представлял себя надсмотрщиком на иранской фабрике ковров. Этаким страшным мачо в маске, днем он бил палкой работниц, а по ночам жестоко их насиловал.
С утра Михаил просыпался в мокрой от слез и пота кровати и никак не мог вспомнить как он там оказался. Ковер будто смеялся над ним. Еще не разу Михаил не проснулся на нем.
Зашел отец. Улыбнулся своему отражению в окне, строго посмотрел в угол и вышел.
Михаил жадно пил сок.
Софья орала за окном на детей.
Почтальон орал от боли.
Голуби и воробьи тихо сидели под окном и ждали крошек.
Опять новый день полный стихов и событий.
Реверанс, адью, энд, конец.