Симон Молофья и Мясные зайки : Еще одно неотправленное письмо

Еще одно неотправленное письмо

«Луна меняет обличья снова и снова: из лукавого князя-месяца через белый налив полнолуния - к остроте серпа и зияющему зрачку луны новой, невидимой. Я все так же говорю с тобою, любовь моя - утром ли, тусклым ли полуднем или в синем черниле ранних сумерек, ночами же пою во сне долгие лета в твою честь.
Любовь, ангел мой, подобна противогазу. Тяжело дышать, ничего не видишь, липкий пот застит глаза, бешено колотится в висках сердце, кроме того весьма невнятны слова : не поговоришь.
Вот я, мастер иллюзий, тупо глазею в выключенный телевизор и вижу тебя, бегущую босиком по мокрому асфальту в радуге брызг оранжевой поливалки.
Едкая морось позднего февраля за окнами…
Да простят меня глубокочтимые трезвые, когда иду по Проспекту домой.
Но - бросить камень в меня вправе лишь тот, кто сам… Вспоминаю рисунок на каком-то ящике: под маркировкою кто-то фломастером приписал объяснения: Зонтик - <дождь>. Рюмка - <грустно>. Стрелочка такая вот вверх -- <одиноко>.
Каждую ночь я делаю дело. Это очень важное дело. Это очень волшебное дело. В просолидоленном насквозь, некогда оранжевом жилете и лихо сдвинутой на ухо фуражке с блестящим лопнувшим козырьком я брожу от стрелки к стрелке по занесенным снегом путям, и синие семафорные звезды дружески подмигивают.
Каждую ночь я отправляю громыхающие товарняки одиночества.
Радость моя! Мне снова жаль: телефонные провода покрываются инеем от твоего голоса, и я вновь понимаю: НЕТ. Лед шуршит и позванивает в трубке.
Серый талый лед.
Ты - мой прелестный мотылек. И мне нужно от тебя слишком много: слышать твой голос и держать тебя за руку. Быть вишневой веткой за льдом твоего окна. Быть травой у тебя под ногами. Не сметь прикоснуться губами к подолу
платья любимой - в этом любовь…
Что могу дать тебе? Да немногое. Нет у меня ни фонаря с гербом, ни двух мечей, ни верных вассалов, ни праздничного кимоно с поясом алого шелка. Есть разве что цвет сакуры повесне, да луна в ветвях персикового дерева на склоне Фудзи, да кузнечик на плоде хурмы. Ну и еще голос источника, что так явственно слышен после пятой стражи, да тихие звезды над заводью. Все, что могу я сказать, видя тебя каждый раз - <Да святится имя твое>.
Напряжения моих полей дали сильный пробой, случилось невероятное: материализация чувственных идей, вечный туман вокруг полого резонатора моей головы сгустился, и - явилась ты, явилась во плоти и крови. Поиск завершен, все системы работают нормально, самочувствие экипажа отличное. Любовь - это вечно судорожно тянуться к недосягаемому высшему. Она нереальна и нематериальна. Поэтому - долгие лета дышащим с тобою одним
воздухом. Блаженны увидевшие отражение света твоего окна. Святы согретые твоей улыбкой.
Альпинисты говорят, что у снежных барсов навсегда отпечатывается в зрачках самая недоступная вершина. Ты навечно в моих глазах.
Стоя на коленях в растоптанном сугробе, скинув шапку в мокрый снег, мне не молиться твоим образам. В великом храме ожженного твоим светом сердца будет вечно светло - слышишь ли ты, как поют херувимы? Так пусть все живое падает ниц, завидев твоих глашатаев -- во веки веков. Счастлив тем, что ты не со мной. Твоя любовь нарушила бы тонкий рисунок сил натяжения в этом мире, и земля рухнула бы на небо. Пока ты меня не любишь, этого не случится. Так аминь же. Пришла пора проститься. Уезжаю строить Байкало-Амурскую Магистраль. Я меняю алый отблеск твоих волшебных ночей на режущий свет на кафеле, на холодный звон пинцетов и скальпелей, на стальной блеск стерилизаторов.
Пожалуй, довольно. Снегопаду не заглушить звон благовеста, что я слышал. В круговерти снежных хлопьев не погаснут красные фонарики последнего вагона.
Прости за вторжение.
Будь счастлива.
Целую тебя крепко»