Симон Молофья и Мясные зайки : нехуй шорхаться в метро
19:06 11-12-2003
>«Привет, Акбар.
Расскажу тебе сегодня о том, как мы нашли труп в тоннеле метро. Мы шли по тоннелю, это как раз было под руслом Днепра -- их все время заливает, эти тоннели, старые бросают, и есть несколько полузатопленных, поезда там не ходят. А нам говорили, что есть станция какая-то брошенная. Мы ее найти хотели. Идем по тоннелю, воды немного - -чуть ниже колена, то есть идти можно.
Водичка капает, вдали что-то плещется, а от воды по стенкам такие блики, как зайчики, прыгают. И если крикнуть -- эхо доолго по туннелю катится, и потом кажется, что тебе в ответ мертвецы кричат из-под воды. Фонари у нас хорошие были, шахтерские -- знаешь, на каску цепляются. Называются "загробное рыдание". бьют метров на сорок, вдоль тоннеля светишь- луч получается синеватый. В общем, красиво очень. Но вода между тем холодная, а станции все нет. Потому что плохо идти, когда не знаешь точно, куда. Так мы прошли метров восемьсот. И вперед идти не хочется, и назад обидно -- уж с очень большим напрягом мы внутрь попали, тем более, до нас никто не ходил. Еще обиднее, что я фотик в воду уронил--никому ничего не докажешь, и неизвестно, попадешь ли туда снова. Штиг говорит: давай вон до той кучи мусора дойдем, и если ничего не увидим интересного, назад пойдем.
Подходим, глядим: тряпье какое-то. Я думаю: был, блин, все-таки кто-то до нас. Я баллон достал, стою, болтаю его ,думаю, хоть автограф оставлю.
Штиг меня за рукав тянет. Я ему говорю: да ладно, дескать, я не сильно пшакну --не задохнемся. Ну это к тому что воздух плохой в тоннеле (дышать тяжко было вообще-то), и нитрокраска в воздухе распыленная --это плохо. Бывало, и сознание теряли люди некоторые. Но расписаться--то надо. Штиг говорит: надо уходить. Я говорю: чего? Он говорит: Ваня, это труп. Я подошел, фонариком посветил -- мужик, лицом вниз лежит. В ватнике. Я тогда впервые почувствовал, как волосы на голове шевелятся. И чувство такое, что тоннель сжался и воздух откачали из него. И жарко-жарко, как в огне горю. Штиг говорит: пошли назад. А меня как дернуло что-то. Слышу свой голос, как со стороны : «Штиг, давай перевернем его, вдруг он живой…»
Штиг тихо-тихо стоит, белый весь, вижу, пот у него по лицу как дождь катится. Я говорю: не сцы, давай перевернем. Взяли мы две арматурины ,и давай его переворачивать. У Штига арматура---пррр! и подалась. Туда, в живот мужику. В общем, перевернули на свою голову. А я возьми и в лицо ему посвети... Запомнил только --глаза у него открытые, белые, как у вареной рыбы.
Как мы оттуда выбрались, я не помню. Очнулся -- сижу в скверике на скамейке, мокрый насквозь -- видать падал в тоннеле. Фонарик потерял, и проездной, и ключи. Потом болел долго, месяц в школу не ходил. Теперь вот не могу в мутной воде купаться. А у Штига теперь левый глаз дергается, когда сильно пьяный. Мы никому не рассказали ничего -- вообще две недели не разговаривал друг с другом. Ментам тоже не сообщали, так он там и лежит.
Так что ты первая, кто эту историю узнал.
Привет. Пиши мне почаще. Симон.»
***