Ammodeus : Река Эвердон

- Меж тихих холмов, заросших тысячелетней вересковой щетиной, несет свои воды река Эвердон. Медленны воды этой реки и не водится в ней никакой живности – ни рыб, ни гадов, ни водорослей, и спокоен сон песка на ее дне. Было сказано мудрецом: «Никто не может войти дважды в одну и ту же реку». Но хитра река Эвердон и вода Эвердона – непростая вода: в нее можно войти и дважды, и трижды и сколько душе заблагорассудится. А когда выйдешь опять на берег, вся твоя жизнь изменится, и начнешь ты ее сначала и ничто не будет мешать тебе быть обновленным и свободным…
- Ну ты совсем, Михалыч, охренел, - покачал головой Игорь и подлил водки. – Это кто ж такую ересь пишет?
Михалыч – сбитый жестколицый сантехник лет шестидесяти без единого седого волоска в ежике черных волос, - посмаковал секунду водочку, глотнул-выдохнул и погрозил Игорю пальцем.
- Этому тексту, Игорёня, полторы тысячи лет. Это - запись кельтского предания, сделанная святым Патриком на третий год его миссионерства в Ирландии. «Но однажды ушла под землю река Эвердон и блуждает теперь подземными руслами меж вен вулканов и корней онтов и никто не знает, где она теперь», понял? А я, кажется, знаю, где эта река Эвердон нынче протекать изволит.
- И где? – для порядку спросил Игорь.
«Хороший ты парень… - подумал Михалыч, глядя на Игоря. Здоровая психика, хорошая мускулатура. Мозги под модной стрижкой вроде имеются. Девчонку уже успел родить - смешная такая, с рыжими косичками… дредами, что ли?».
- Михалыч, что за мхатовские паузы? – наливая опять, улыбнулся Игорь, но тут же улыбочку стер. – Не, Михалыч, я под городом почти три года лажу и никаких рек, кроме как из гавна, под ним нет.
- Ты, Игорёня, три года под кожей лазишь, а я – тридцать в самых печенках. И если я говорю, что нашел Эвердон, то, будь спокоен – таки нашел…
- Извини, - Игорь примирительно потрогал Михалыча за плечо. – Но с чего ты решил, что нашел именно эту самую Эвердон?
- А поплавал я в ней…
- И что? Обновился?
Михалыч секунду поразмышлял, потом тихо сказал:
- Заржешь – тут и зарою…
Игорь серьезно кивнул.
- Понял.
Михалыч еще секунду пожевал губами.
- Лазил я тут неподалеку с месяц назад, забрел по пояс в какую-то канаву… А наутро с таким стояком проснулся – хоть лес вали! Я, Игорёня, себе любовницу завел, прикинь? Думаю даже старуху свою бросить – вот до чего дошло… А еще жрать хочется все время…
- Ну, это у тебя мужской климакс начинается, - ухмыльнулся Игорь. – Последнее прости-прощай от организма…
Старый сантехник недобро посмотрел на Игоря.
- Короче - идешь или нет?
«Может, и вправду жизнь моя изменится? – побежала у Игоря мысль. – Может, не до смерти мне в гавне ковыряться..?» .
- А далеко?
- За час обернемся, - пообещал Михалыч.

…Через двадцать шесть минут Игорь с Михалычем стояли возле дыры в кирпичной кладке размером с обычное окно и слушали тихое журчание смрадного ручейка под ногами. Игорь осторожно просунул голову в дыру.
- Посвети-ка, - попросил он и Михалыч просунул у него над головой фонарь в дыру.
Но светить особо было незачем - в городских кишках, за кирпичной стеной, ошарашенный Игорь увидел диковинный оазис: негромкий золотистый свет струился со всех сторон, освещая отливающий фиолетовым блеском бесконечный песчаный пляж, а за пляжем радужной дамасской сталью ползла река…
Игорь с блаженной улыбкой на лице обернулся.
- Я тоже охренел, Игорёня, когда это увидел, - сказал Михалыч и погасил фонарь. – Я спецом тебе ничего не сказал – хотел твою физиономию увидеть… Давай, пролазь…
Иссиня-черный песок колко хрустел под их ногами, когда Игорь и Михалыч шли к воде. Время будто остановилось – даже сердце у Игоря перестало биться, а лишь подрагивало редко в груди.

У самой воды по темному песку скользнуло светлое пятнышко, ударилось о ботинок Михалыча и замерло. Михалыч нагнулся, протянул руку к комочку, коснулся его – и с криком отдернул ее.
- Ты… чего? – сердце Игоря очнулось от транса и забилось в горле.
- Да гребанная крыса, - прошипел Михалыч, пиная серый комок. – Таки цапнула, сука…
Он принялся высасывать кровь из ранки в пальце.
- Ты дафай, лесь, меня не шти.
- Не вопрос, - кивнул Игорь. – А раздеваться надо?
- Та атин фуй…
Раздеваться Игорь не рискнул, зашел в воду сперва по щиколотки, потом, отступив назад на песок, посмотрел на ботинки – вода Эвердона, будто ртуть, скатывалась с гладкой кожи и уходила в песок, оставляя над ним еле заметное облачко пара.

Игорь шагнул вперед…

«Что я делаю?» – мелькнула в голове Игоря тихая мысль, когда вода Эвердона дошла ему до колен. А когда она поднялась ему до пояса, уже никаких мыслей в голове Игоря не осталось – сладкая щекотка охватила его ноги и бедра, мягко ворочаясь в паху и Игорь вновь с блаженной улыбкой обернулся к Михалычу.

А Михалыч лежал на песке и хрипел, отбросив укушенную руку в сторону, а другой держась за грудь – там, где сердце. Игорь рванулся на берег, к Михалычу – но река не отпустила его. Остались на месте сведенные сладкой судорогой ноги Игоря…
Михалыч еще недолго похрипел, держась за сердце, а когда отхрипел, тогда и отпустила река Игоря. И когда тот выбрался на берег и поднял мертвую голову Михалыча с черного песка, краем глаза показалось ему, что в воду скользнула маленькая серая тень и послышался ему краем уха тихий всхлип волны. Игорь обернулся к реке, но Эвердон уже вновь застыл матовым студнем…
Он поднял Михалыча с песка – Михалыч был на удивление тяжел. Стараясь не попадать взглядом на перекошенное лицо покойника («Хоть потрахаться успел напоследок…»), Игорь понес его к отверстию в кирпичной кладке, утопая ступнями в хрустящем песке. И с каждым шагом Михалыч становился все легче и все меньше - на полпути к дыре Михалыч стал размером с новорожденного младенца, а когда изумленный Игорь подбрел к лазу, покойник лежал на его ладони уже черной куклой.
От реки послышался жирный плеск и Игорь с медленным предчувствием обернулся – из Эвердона на берег выкатилась черная круглая тень и, расправившись в длинную тушу, понеслась, разбрасывая песок - но не на Игоря, а вдоль берега. Потом резко, уже теряясь в сумраке, развернулась задом к реке и, ударившись с разбегу в стену, разворотила ее и исчезла…

…Оглохнув от собственного крика, уронив трупик Михалыча и ударившись головой о край дыры, с тоскливым воем несся Игорь по чреву города, чутьем прокладывая путь наверх…

…А наверху был рассвет и дождь.
Он шелестел продрогшей за ночь листвой, щелкал по крышам и хихикал в водосточных трубах.
Игорь вытряхнул из пачки сигарету и вдруг увидел, какими чистыми стали его руки и ногти. «Ничего себе, водичка, - удивился Игорь. – Щеткой ведь отодрать не мог, а тут – маникюр прямо!». Он закурил и табачный дым, такой неуместный в это свежее утро, вдруг привел его в чувство и ужас ночи сполз с Игоря уставшим насильником.
На ватных ногах, с подкатывающей к горлу блевотой, шел Игорь по улицам и далекий голос клевал его мозг – вот это обновился, вот это вошел второй раз, вот это обновился, вот это вошел…
Клекот голоса в голове прекратился, лишь только Игорь увидел свой дом в дымке дождя - и рванулось сердце Игоря к родному и теплому…

…Повернув ключ в замке, Игорь понял, что дверь не заперта. Чуть задрожавшей рукой он вытянул ключ из замка, вошел в коридор.
Тишина.
Наверное, еще спят, подумал Игорь.
Но то ли шорох, то ли шелест из спальни…
Осторожно, чтобы не разбудить своих девочек, он приоткрыл дверь…

Огромная, лоснящаяся короткой вороной шерстью крыса подняла острую морду от кровавого месива, из которого торчало несколько рыженьких дредлоков, и, показав два желтых и кривых, как половинки сломаной молодой Луны, клыка, сказала:

- Шара не катит на берегах реки Эвердон…