СъешьМоюПомаду : Математический анализ

Я люблю кладбища. Особенно старые. Там такая тишина. Библиотечная. И надгробные плиты – как обложки книг, прочитанных Богом. И нахальные белки.
И еще сельские кладбища люблю. Там на крестах всегда перерисованные со старой фотографии портреты умерших. Часто все портреты рисует один и тот же деревенский мастер. И лица у всех похожие. Будто здесь похоронены близнецы.
А на венках – цветы из яркой блестящей фольги. Из такой же, как делают новогодние гирлянды. На сельских кладбищах никак не могу отделаться от ощущения, что скоро наступит праздник.

* * *

Однажды я спросила: «Зачем я тебе?»
Ты ответил: «Просто чтоб любить.»

В неполных двадцать трудно понять такой ответ. Я захихикала: «Так может, тебе лучше кошку завести?»
Ты промолчал.

* * *

В двадцать лет так приятно говорить о смерти, думать о ней, писать стихи. Никогда позже я так много не думала о смерти. Наверно, потому, что в двадцать веришь в бессмертие. Потому, что еще никто у тебя не лежит на разноцветном кладбище. И «смерть» - всего лишь слово. И мир вокруг тебя пока еще точно такой, каким ты застал его при рождении.

* * *

Бабушка умирала спокойно и даже с каким-то тайным нетерпением. Так умирают верующие люди.
Я навещала ее, но не часто. Не потому, что не любила бабушку. Просто всегда были более важные и неотложные дела. Так всегда в двадцать лет.
Бабушка меня прощала. Так, как только она умела это делать. Прощала так, что я даже и не догадывалась, что в чем-то перед ней виновата. Так незаметно могут прощать только любящие люди – не оставляя у прощенных ими чувства вины и не демонстрируя собственного великодушия самих прощающих. Наверно, так нас простит Бог.

* * *

Когда бабушка сказала, что у нее есть ко мне просьба, я удивилась. У бабушки никогда не было просьб.
«Обещай мне, что выйдешь замуж за Ваню.»
«Бабуль, ты что? Какой замуж? Мне двадцать лет! Да и не люблю я Ваню... Это он как репей прицепился. Может, я себе в сто раз лучше найду, - возмутилась я. – Это что за средневековье такое?»
Бабушка вздохнула:»Детка, ты сейчас не понимаешь...А потом поймешь, но поздно. Меня скоро не станет...» Бабушка махнула рукой, останавливая мои возражения.
«Так нечестно, нечестно! Ты не имеешь права у меня такое просить! Это моя жизнь! Как вообще можно о таком говорить? Бабушка, ты пошутила? Скажи, ты пошутила?»
Но бабушка не шутила. И по ее глазам я поняла, что она действительно скоро умрет. И расплакавшись, я пообещала, что выйду замуж за Ваню, если он меня позовет.
Когда я вернулась в комнату со стаканом воды, бабушки уже не стало.
Странно, но сейчас мне ее не хватает больше, чем тогда, в двадцать лет. Я так жалею, что почти ничего не знаю о ней, кроме того, что она моя бабушка. Молодость нелюбопытна к старости.

* * *

Ты всегда, с нашей первой встречи заставлял меня чувствовать себя неловко. Может, поэтому я тебя и не любила. Хотя нет, не поэтому. Не любила, потому что ты не был похож на человека, которого я могла бы полюбить в неполных 20 лет. Совсем не был похож.
Я тогда спешила, да и день как-то с утра не задался. Ты стоял у двери магазина, загораживая мне проход.
- Можно быстрее проходить? - зло спросила я. – Стоит как истукан.
Ты повернулся ко мне, чуть отступил и я увидела, что ты ждешь пока выйдет молодая женщина с девочкой-инвалидом в коляске. Девочка в школьном платьице, с букетом... Первое сентября.
Черт, как же мне стало неловко. Я пробормотала извинения, а ты миролюбиво сказал: «Ну что вы, не стоит. Вы ж не видели...»
Вот так у нас и началось.
Ты как-то так сразу меня полюбил всю. «Принял,» - ты говорил. - Я тебя сразу всю принял.»
Ты жил в другом городе и приезжал ко мне на вечер. Проехав 500 км по очень плохим дорогам. Иногда ты приезжал, а меня не было дома. Хотя я знала, что ты едешь.
Красивые девочки в 20 лет жестоки. Не потому, что жестоки, а потому, что им 20 лет и они красивые.
Тебе было тридцать. Ты был добрым и некрасивым. Я тебя стеснялась, и не знакомила с подругами.
Потому что настоящие мужчины должны быть крутыми и остроумными. И никогда не плакать. И не прощать измен.
Как мало понимают в мужчинах двадцатилетние девушки...

* * *

Ты приносил мне кассеты Окуджавы. Наверно, хотел что-то объяснить о себе. Не знаю. Я не слушала.

* * *

Однажды мы стояли под зонтом на остановке, а рядом с нами шумно гоготала разноцветная толпа городских цыган. Одна из них пристально посмотрела на нас и сказала:»Дура, это не ты ему, а он тебе нужен» и отвернулась. «Сумасшедшая какая-то» - возмутилась я.

* * *

Мне надо было к бабушке – что-то взять, что-то отдать... Не помню уже. Ты пошел со мной. Я вас познакомила, и ты три часа проговорил с бабушкой на кухне. Не знаю, о чем: я ушла смотреть телевизор. А потом обиделась на тебя за то, что с бабушкой тебе интереснее, чем со мной. А потом обиделась на бабушку за то, что ты ей так понравился.

* * *

Не выполнить предсмертной просьбы – страшный грех. Я собиралась замуж. Но однажды ты не приехал, хотя обещал. И не позвонил.
Я быстро тебя забыла, радуясь, что мне не придется теперь выполнять свое обещание.

* * *

Я дважды выходила замуж. Оба раз по любви. Оба раза неудачно.
В дни, когда одиночество липким потом покрывает тело и маска самодостаточности и цинизма валяется на полу рядом с дешевыми любовными романами, я вспоминаю бабушку и тебя. Двух людей, которых я совершенно не знала. Почему-то именно их. Может, потому, что одна умела прощать, а другой – умел слушать?
И в этих воспоминаниях мне уютно, как будто и не было целой жизни.

* * *

В поезде я никогда не разговариваю с попутчиками. Сначала «Куда едете?», потом «Зачем?», потом – длинные истории из жизни. Мне и собственная жизнь не особо интересна. Что уж говорить о чужой? Поэтому я молчу.
В этот раз мои попутчики, двое мужчин среднего возраста, ограничились вежливым приветствием и общались между собой.
«почти ни у кого семьи...разводы...а какие парни были...как подумаю, что Сережу едем хоронить...я ж его после Афгана ни разу не видел...стараюсь представить и не могу...с тобой вот сколько не виделись...только на похоронах»
«...мало осталось...кто от ран, как Ленька Батурин, Кальничевский спился... Ваня Соловьев на машине разбился семь лет назад... осенью...»
Так я узнала, почему ты ко мне не приехал.

* * *

Ты не мог от меня отказаться. И не хотел, чтоб я вышла замуж за нелюбимого человека. Поэтому и не обнаружили никаких следов торможения.

* * *

Ты сказал, что когда я пойму, почему лейтенант Глан выбросил башмачок йомфру Эдварды в воду, я пойму, что такое любовь.
Так и случилось. Теперь я знаю.