Весёлый такой : Страж тишины

Тишина… Тс-с-с… Тихо-тихо-тихо…. Тишина…
Тишина… Тс-с-с… Тихо-тихо-тихо … Тишина…
Дельфин

В окрестностях реки Смородины, на гнилой и бесплодной земле, тысячу лет разрасталась раковая опухоль города. На самой его окраине стоял дом. Уродливая грязно-серая башня в четырнадцать этажей, с кое-как прилепленными по фасаду неряшливыми балконами. Что-то недоброе было в этом месте. Деревья здесь сохли на корню, уличные собаки обходили дом стороной, домашние – выли. Лишь огромная стая ворон нашла себе приют на крыше, кружа над ней и днём и ночью. Впрочем, такой пейзаж был типичен для московской окраины, и местные жители решительно не замечали в нём никакой зловещей мистики. Отсутствие растительности легко объяснялось плохой экологией, об уличных собак никто и не вспоминал. Полчища же ворон, которых не было над соседними башнями-близнецами, объясняли совсем незатейливо - гнездо у них тут. Всему можно найти рациональное объяснение. Даже этой, совсем уж невероятной истории.

Дело в том, что на седьмом этаже этого дома, в пятидесятой квартире жил Павлик. Самый обыкновенный человек, истинный сын своего города, плоть от плоти. Работа – квартира – машина – жена – ребенок - кредит. Ну и кошка, конечно. Жизнь Павлика была столь скушна и неинтересна, что не заслуживала описания. Однако, с некоторых пор, в его жизни кое-что изменилось. Нет, жизнь не стала веселее, и бесцветные дни не стали ярче. Павлик возненавидел мир звуков. Громкая музыка, пробивающая картонные стены насквозь, грохот перфоратора, переклички автомобильных сигнализаций за окном, взрывы петард и фейерверков, крики, вопли, вой - долгое время звуки были просто частью его жизни. Теперь же, вся эта какофония стала просто невыносима. Звуки большого города то сливались в один мощный рокот, перемалывая в порошок его хрупкую психику, то разделялись на тысячи разнородных ритмов, разрезая тонкие материи на треугольники и ромбы. Конечно, он пытался бороться, но тщетно. Слишком неравными были силы. Соседи принимали справедливые претензии с нарочитым равнодушием, захлопывая двери на середине монолога. Автовладельцы выдергивали его трогательные послания из-под «дворников» и комкали их, не читая. Подростки, устраивающие возле круглосуточного магазинчика круглосуточные же тусы, и пироманы всех возрастов, салютующие новому году задолго до его наступления, - просто не обращали на него внимания. Впрочем, не замечали его все и всегда. И Павлик успел привыкнуть к абсолютному безразличию окружающих. Вот только все эти звуки…

Сумрачный ноябрьский денек был обычным в череде коротеньких дней поздней осени. Павлик снова не спал всю ночь, но усталости не чувствовал. Непонятное волнение бодрило его, не давая усидеть на месте. На работу, конечно, не пошёл. Он перестал ходить на работу после того возмутительного инцидента с невыплаченной зарплатой за сентябрь. Разборки в бухгалтерии, а затем и в дирекции ни к чему не привели. Кассирша тупо смотрела сквозь него бессмысленным взглядом и денег не выдавала. Уходя, он попробовал громко хлопнуть дверью. Даже этого у него не вышло.
Чтобы хоть как-то убить время, Павлик решил сходить в магазин. Прогуляться, да и кефир закончился. Побродив по магазину около часа, вернулся домой. Кефира он так и не купил. Дома, он удобно устроился на широком подоконнике в кухне. Павлик любил это место. Уютно, тепло, можно смотреть в окно и вкусно пахнет едой. Сегодня, с самого утра жена крутилась на кухне. Помешивала что-то в кастрюльках на плите, резала мясо и овощи, и, хмуря брови каким-то своим мыслям, частенько задевала его локтями. Они давно уже были вместе и не нуждались в словах.
Ближе к вечеру позвонил Михаил, единственный его друг, ещё со школы. Коротко переговорив с ним, жена повесила трубку, так и не пригласив Павлика к телефону. О чём они могли разговаривать? Непонятно. Смутное предчувствие чего-то важного, что вот-вот должно случиться, окончательно утвердилось в нём, когда жена поставила ему прямо под ноги огромный лоток только что сваренного холодца. Павлик не любил холодец. Рассматривая застывающую жёлто-зелёную жижу, с причудливо разбросанными ошмётками варёного мяса, он вдруг отчётливо понял: «Это случиться сегодня!» Преображение. Почему-то именно это слово плотно засело в его усталом сознании. Вот уже и жена ушла спать, а он всё сидел на кухне, не зажигая света, и ждал. Снежинки за окном выписывали сложные фигуры, неслышно ударялись о стекло и падали на подоконник.
Электронные часы округлились нулями. Вдруг одна крупная снежинка непостижимым образом пробилась через узкую щель форточки и оказалась у него в груди. Всё его тело потяжелело и напряглось. Вопреки ожиданиям, снежинка не растаяла, а продолжала кружить в грудной клетке, отсвечивая мягким белым огнём. Презрев земное тяготение, она медленно поднялась вверх, и взорвалась в голове яркой вспышкой ослепительно белого цвета. Началось. Все мышцы-разгибатели сработали синхронно, хрустя суставами и выгибая тело в дугу. Плоть под лопатками лопнула, выпустив пару скрученных жил, которые впились под основание черепа, придавая телу ещё большее сходство с огромным луком. Множество мелких, закрученных жгутами, жилок рвали и растягивали кожу вдоль всего позвоночника, причудливо переплетались между собой и, обрастая плотью, сливались в единую сложную конструкцию…

Очнувшись на полу в кухне, он ещё долго не мог прийти в себя. Лишь только взглянув в окно, понял, что ему пора лететь. Как? Куда? Зачем? Неясно. Просто надо. Открыв окно и встав на подоконник, Павлик посмотрел в небо. За плотной завесой облаков, луны было не разглядеть. Но он чувствовал полнолуние, как чувствуют звери. Луна переполняла его, заливая невидимым светом. Он был полон луной. Постояв немного, но, так и не сделав шага вперед, спрыгнул обратно. Пребывая в сильнейшем волнении, Павлик решил выйти на улицу. Уже выходя из квартиры, он гулко, всем телом, ударился о входную дверь. Справившись, наконец, с замками, вышел на лестницу.
Только здесь, в белом свете аргоновых ламп, он смог в полной мере оценить результаты трансформации. Всё тело его было словно выточено из абсидианта, единственного безупречно чёрного камня в природе, способного раствориться в ночи целиком, без остатка. Не без удивления он рассмотрел и венец своего преображения – крылья. Огромные, чёрные – они более походили на крылья бабочки, а не птицы. Лестничные пролеты упруго пружинили под ногами. Ко всему прочему, Павлик ещё и изрядно потяжелел.
Оказавшись на улице, он окончательно утвердился в своём намерении взлететь. Повел плечами, расправляя крылья, и, зажмурившись, сделал резкий, уверенный взмах. Пролетев с десяток метров параллельно земли, он, на страшной скорости, врубился в угол дома. Боли не почувствовал, а вот здание настолько ощутимо содрогнулось, что в некоторых окнах зажёгся свет. Ко второй попытке он отнесся более ответственно. Убедившись в отсутствии каких-либо преград на пути и наклонив корпус вперёд, он сделал несколько неуклюжих прыжков и с первым же взмахом крыльев вознёсся над крышами окрестных домов. Некоторое время он просто кружил высоко в небе, осваиваясь с новым статусом и выписывая в воздухе фигуры высшего пилотажа. Притихшие вороны молча наблюдали за этим зрелищем с крыш, явно опасаясь такой конкуренции в воздухе. Только в полёте его внутреннее содержание пришло в гармонию с внешним обликом. Все чувства и эмоции сложились в единый пазл, открыв его истинное предназначение. Он – страж тишины. Все люди, сами того не зная, мечтают о тишине и покое. Тишина – единственное их утешение и награда, колыбель и усыпальница всего сущего. И теперь в его власти подарить тишину всем, кто нуждается в ней. Это - его миссия. Его долг.

Свой первый визит, он решил нанести соседям. Тут следует заметить, что с соседями сверху Павлику необычайно повезло. Бездетная супружеская пара средних лет, вот уже два года кряду ремонтировала квартиру, заполняя паузы в ремонте раздражающе громкой музыкой и дрессировкой лабрадора - огромной ссыкливой псины с безупречной родословной.
На соседский балкон он приземлился уже вполне уверенно. В окнах горел свет, в комнате громко играла музыка - его здесь ждали. Взявшись за створку стеклопакета, открытого на проветривание, слегка нажал на неё. Глухо лопнули петли и фурнитура. Оставшуюся в руках створку, Павлик аккуратно поставил на балконе и, отдернув штору, заглянул в комнату. Никого. Подошёл к музыкальному центру, раскачиваясь в такт старенькой, но задорной мелодии. Выключать не стал, просто сделал потише. «Раз-два-три-четыре-пять», - стараясь попадать в ноты, прохрипел Павлик – «Я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват». В коридоре его встретил хозяйский лабрадор. Поджав хвост и приседая, он жался в угол, загребая задними лапами коврик в прихожей. Павлик подошел к нему вплотную. Пёс поднял голову и вздрогнул нижней губой, но, прежде чем успел взвыть, завалился на бок с разодранным горлом. Лужа крови на паркете пополнялась размеренными порциями, в такт ритмам ещё живого сердца.
Удовлетворившись зрелищем, Павлик продолжил свой путь. Вторая комната пуста. Голые стены, вместо двери – разбитый проём. Ремонт. Проходя мимо ванной, он поморщился, услышав в шуме льющейся воды смех и влажные шлепки. Заглянул на кухню. И здесь пусто. Перебирая столовые приборы, он долго не мог найти ничего подходящего. Кухонные ножи казались игрушечными, невесомыми. Павлик отбрасывал их один за другим, пока, наконец, не нашёл внушительных размеров молоток для отбивания мяса, комбинированный с топориком для разрубки. Стилизованный под старинную секиру, он удобно укладывался в ладонь и отзывался в ней приятной тяжестью. Павлик удовлетворённо улыбнулся и с оттяжкой провёл пальцем по острию. Лезвие отозвалось благородным пронзительным звуком и несколькими крупными искрами. То, что нужно. Просто идеально. Вернувшись к ванной, постоял некоторое время, прислушиваясь, и потянул на себя дверь. Первое что он увидел, переступив порог, - зелёный кафель того отвратительного оттенка, что не сгодился бы даже в морге. Второе – собственное отражение в глазах тех, за кем он пришёл. В голове у Павлика бешено отжигал рокабилли «Stray Cats». Он снова улыбнулся и шагнул вперёд, навстречу своему отражению… Через минуту всё было кончено. Словно заправский киллер, он уронил топорик на пол и вышел в коридор. Кровавая эклектика, оставшаяся за спиной, выглядела поистине ужасающе.

Канонада фейерверка застала его в комнате, отплясывающим некое подобие вальса под аккомпанемент группы «Arabesque». Выбежав на балкон, Павлик увидел на пустыре между бойлерной и гаражами подвыпившую компанию. Трое мужчин и две девушки. Все страшно веселились. Особенно радовался толстяк с початой бутылкой шампанского в руке. Приседая, он хлопал себя свободной рукой по ляжке, и неожиданно пронзительно взвизгивал всякий раз, когда в небе вспыхивало зарево. Повинуясь скорее инстинктам, нежели эмоциям, Павлик ринулся вниз. Расправа была мгновенной. Крики утихли ещё до того, как в небе погасли последние вспышки, но его уже было не остановить. Кидаясь от одного трупа к другому, он рвал их руками и зубами. Куски тёплого мяса разлетались в разные стороны кровавым салютом и, падая, прожигали пушистый снежок до земли. Над местом бойни поднимался плотный розовый пар. Воздух был сладок и солон одновременно.
Отчаянный женский крик разорвал тишину и больно резанул по нервам. Третья девушка, отошедшая пописать за гаражами, долгое время бежала молча. Она сломала каблук, содрала в кровь ладони, - но разве думаешь о таких мелочах, когда на кону стоит твоя жизнь. Лишь теперь, почувствовав себя в относительной безопасности и справившись с первым шоком, она смогла выпустить скопившийся в груди ужас. Падая, поднимаясь и нелепо размахивая руками, девушка вопила во всё горло. Напрасно. Совершенно забыв о крыльях, Павлик бросился вдогонку огромными звериными прыжками. Настигнув жертву последним затяжным прыжком, он крепко ухватил её за лодыжки и резко рванул на себя. Воткнувшись в промёрзший асфальт, она расколола его лицом на тысячи кусков, выбив фонтанчик асфальтовой крошки. Так ей почудилось. На самом деле, конечно, всё было наоборот.
Наконец-то всё стихло. Припорошенные снегом автомобили угрюмо молчали, опасаясь расправы. На пятачке перед круглосуточным магазинчиком было пусто. Таджики ещё не вступили в свою вечную битву со снегом. На сегодня, пожалуй, довольно. Глубоко вдыхая прохладный воздух и ощущая приятную усталость, Павлик наслаждался покоем. Домой он поднялся на лифте.

Зайдя в квартиру, он почувствовал себя совершенно обессиленным, и, пошатываясь, прошёл в комнату. Прежде чем лечь, Павлик прокрался к детской кроватке у стены, присел на корточки и замер. Он делал так каждую ночь, хотя, это и не было ритуалом. Просто не мог заснуть, не убедившись, что она дышит. С самого рождения девочка тяжело болела. Сон был её лекарством, единственным убежищем, спасением от боли. Невозможно было угадать, что за звук её разбудит. Она могла спокойно спать под грохот «дискотеки восьмидесятых» над головой и проснуться от скрипа половицы в коридоре. Поэтому Павлик ненавидел все звуки без исключения. Сегодня, дыхание дочки было ровным и легким, почти неуловимым. Его было легче ощутить, чем услышать. «Теперь всё будет хорошо, малышка», - шёпот сорвался на хрип – «Папа позаботится об этом». Глубоко вздохнув и стараясь ступать бесшумно, Павлик отправился в кровать. Лёг поверх одеяла, выдохнул. Татьяна, не просыпаясь, повернулась к нему спиной. Она всегда чувствовала, когда муж ложился в постель. Восемь лет - это стаж. После секундного замешательства, он положил руку ей на бедро. Таня тут же прижалась к нему всем телом, согревая через тонкое одеяло. Восемь лет, да.
Засыпая, Павлик думал о будущем. О том, что многое предстоит ещё сделать. Новый год на носу, да и на завтра дел невпроворот. Но завтра для него так и не наступило. Первый же скромный лучик солнца, пробившийся в комнату, полыхнул в голове Павлика столь же ослепительной, но в этот раз кроваво-красной вспышкой, спалившей его дотла в одно мгновение. На простыне осталась лишь небольшая чёрная лужица, играющая на свету яркими антрацитовыми блёстками.

Телефонный звонок разбудил её около десяти утра. С неохотой приоткрыв глаза, Татьяна нажала на кнопку с полустёртой надписью «Answer».
- Все спишь?! - рявкнула трубка низким, и в то же время оглушительным голосом. Свекровь.
- Да нет, Вера Павловна, встала уже, - на самом деле, Таня ещё не успела проснуться, и не заметила тёмного, уже высохшего пятна на простыне. Опасаясь разбудить дочку, она прошла на кухню.
- Сорок дней сегодня Павлику, не забыла, поди?
- Весь день вчера готовилась. Миша звонил, сказал, что к часу подъедет. А вы скоро будете?
- С дороги звоню. Жди.
В трубке ровно пульсируют короткие гудки. Звук – тишина – звук…
Тишина.