Arturo : Маленькая история о любви

Вы, конечно, знаете, сколько книг написано о любви? Если бы кто-нибудь задался целью, пересчитать все литературные произведения, в которых он любит ее, а она любит его, но они все равно расстаются, ибо любовь не вечна, он потратил бы на это всю жизнь. Правда также в том, что почти всегда с кем-нибудь из персонажей происходит что-то неприятное: иногда умирает один из них, а иногда сразу оба. И еще принято украшать книги о любви романтическим флером, шелковыми занавесями и свечами, невероятной страстью и художественно переплетенными телами. Вся история человечества полна историями о Великой Любви.

Это создает таинственную и необыкновенную притягательность, заставляет трепетать пока еще одинокие сердца в волнующем ожидании этого пламенного чувства. В надежде на неземные радости женщин влекут мужчины, мужчины тянутся к женщинам, а иногда, бррррр, и друг к другу, и все заняты ожиданием любви, а потом обсуждениями нахлынувших страстей, а еще чуть позднее рассуждениями, почему это была не Любовь, или не та Любовь, или любовь, но не с Большой буквы!
Но любовь приходит в различных обличьях, к разным людям, не спросив разрешения, и покидает их, когда ей придет срок угаснуть.

Вы, наверняка, неоднократно видели этих людей, хотя это люди-невидимки, и окружающие их просто не замечают. И лишь иногда, почувствовав крайнее неудовольствие от их близкого соседства и неописуемо волнующего запаха, мы их, наконец, обнаруживаем, чтобы быстренько отойти подальше, и скорее позабыть об их существовании. Нет, они конечно вполне материальны, просто невидимыми их делает наше нежелание их видеть, воспринимать их как человеческие существа, сострадать им, и сопереживать. Они вне нашего мира, они не живы, и не мертвы, их просто нет. Странно, но для того чтобы начать свое существование между мирами, достаточно сделать незначительную жизненную ошибку, чтобы потом, шаг за шагом приближаться к этому неотвратимому рубежу, прошедшему между мирами живых и мертвых. И вот их уже не замечают родные и некогда близкие люди, а случайные прохожие стараются не останавливать на них свой взгляд или смотрят сквозь них, как сквозь стекло.
Может быть, вы могли видеть и их. Где-нибудь на Казанском или Ярославском вокзале, а может быть и в районе Курского или Киевского, точно не скажу. Это была обычная и ничем не приметная пара опустившихся бродяг, которых так много в нашей славной столице, притягивающей человеческих мотыльков огнями большого города со всех концов когда-то необозримой Империи.

Пара эта была интересна, и, прежде всего той привязанностью и нежностью друг к другу, которые были заметны даже посторонним, и вызывали у них насмешку и непонимание. Пара старых и вонючих обезьян, с трудно определяемым полом, и совсем неразличимым возрастом, которые, словно издеваясь над окружающими, осыпают друг друга знаками внимания, неподдельной нежности и заботы.
Но эти люди вряд ли обращали внимание на выражение лиц прохожих удостоивших их своего внимания – они слишком были заняты друг другом, тем трепетным чувством поглотившим их.
Он дарил ей цветы, которые потихоньку воровал у цветочных торговцев или выпрашивал их, отбирая лучшие из предлагаемых сломанных и увядших цветов. Но больше всего он любил дарить ей купленные им самим цветы, когда ему удавалось, заработать, украсть или выпросить достаточное количество денег.
Тогда он вальяжным и требовательным покупателем подходил к знакомым цветочникам и придирчиво, со знанием дела выбирал для своей возлюбленной цветы: темно-красные бархатистые розы, веселые ярко-оранжевые герберы, а иногда его прельщала прозрачная хрупкость бледно-розовых тюльпанов или легкомысленность фиолетовых ирисов.
Торговцы гримасничали, зажимали носы, вертели пальцем у виска, но цветы продавали, ведь общеизвестно, что деньги не пахнут. Ему было все равно. Он был счастлив и упоен предвкушением, он знал, что при виде этих цветов она удивленно широко распахнет глаза, и очень нежно будет улыбаться ему и цветам. И в этой до предела изможденной и опустившейся женщине, покажется вдруг, совершенно неожиданно, хрупкая голубоглазая девчонка.
И он чувствовал, что это будит в нем смутные воспоминанья: о тех прелестных женщинах, которых он любил, а может воспоминанья о нем самом, когда-то высоком и стройном мужчине, привлекавшим многих женщин легкостью и незлобивостью нрава, широтой и размахом души.
Она расцветала на глазах, прижималась к нему всем телом, хохотала надтреснутым прокуренным голосом. Она кокетничала напропалую. От них в ужасе и смятенной панике шарахались прохожие, которые, пребывая в невыразимом смущенье, старались скорее миновать эту дикую пару, которая как водится у влюбленных переставала замечать окружающих, и начинала оказывать друг другу уж слишком откровенные знаки внимания.
И так могло продолжаться почти бесконечно. Но как водится все, изменил случай, и случившееся в один миг изменило жизни и судьбы влюбленных.

В сообществе отверженных появился новый персонаж, который почему-то: может из зависти, а может по каким иным, лишь одному ему ведомым причинам стал оказывать знаки самого искреннего внимания лучшей половине нашей замечательной влюбленной пары. И женщина, как существо слабое и легкомысленное в любом образе, приняла эти знаки внимания с полным ощущением собственной правоты. А может быть, претендент показался ей более достойным или более красивым, если допустить такую мысль. Надо заметить, что особенно эти знаки внимания становились настойчивыми в отсутствие мужчины, который взвалил на себя все основные тяготы бродяжничества, и на его ломаных плечах лежала забота о куске хлеба на пропитание.
Он как любой нормальный влюбленный не замечал перемен в своей подруге, он все также носил ей цветы, которые (странно) уже не так радовали его женщину. И как всегда, явившись в их убогое жилище с дарами искренней любви, он был потрясен и раздавлен: его любовь, его женщина в объятиях другого. Свет и рассудок оставил его одновременно, и он уже ничего не помнил, и не отдавал себе отчета в своих действиях.

Ильхан Алавердиев, участковый оперуполномоченный заглянул в подвал после долгих и нудных жалоб жильцов на странные заунывные звуки, доносившиеся из разбитых окон подвала. Долго мялся у входа в подвал, раздумывал - не вызвать ли наряд на всякий случай, однако, решил пытать судьбу, открыл хрипящую скособоченную дверь, включил фонарик и спустился вниз, в пугающий черный зев.

Опер спустился по грязной лесенке. Вошел под сумрачные своды, не смог нащупать на стенке электрический рубильник, торопливо нашарив в кармане, включил фонарик. В бледном и искаженном, прыгающего в потной руке фонарика участковый увидел мелькнувшую в глубине тень. Кошмар сразу взял за горло впечатлительного участкового.
- «О, блять, Иблис!» - мелькнуло в взбаламученной ужасом голове. Он сделал шаг вперед и увидел, что носок его узорчатого штиблета вляпан в липкую жижу. Опер инстинктивно отпрянул в попытке спасти дорогие туфли, отступил и, поскользнувшись, полетел на изгаженный пол.
- Мамма – утробно рявкнул ударившийся об пол, Ильхан. Ударился пребольно, но ужас ударился больнее и видно умер от удара.
«Э, что ты в подвале не был, да?» - успокоил себя, лежавший Алавердиев.
Держась за ушибленный локоть, он поднялся и осветил фонариком причину падения. Наклонившись, он рассмотрел кучу каких-то сизых шлангов и еще не понял толком, с чем их соотнести, как из затхлой тьмы на него бросилось…Чудовище!
Милиционер, завопил и выпрямившись ударился головой о низкий потолок. Из глаз натурально полетели искры. От боли Ильхан ничего не понимал – тело само развернулось на каблуках и рванулось к выходу.
Возле самой лестницы Алавердиева упал – кто-то схватил его за ногу, а потом он почувствовал сильный укус в икру. Потом в другую.
- Дэв! Шайтан! – истошно вопил загрызаемый насмерть участковый – Йиды на хуй! Аааа!!!
Он инстинктивно бил ногой куда-то назад, и толком так и не понял, как освободился и поднялся по лестнице.
Доблестный, перепачканный опер бежал, оглашая округу дикими воплями, и не видя ничего вокруг, пока не был остановлен нарядом коллег, которые умело и осторожно (не испачкаться бы!) обезоружили оголтелого участкового.
Алавердиев в отделении не мог вы молвить ни слова, стонал-мычал, а потом разразился потокам черной подсердечной брани на смешанном русско-азербайджанском наречии, из которой коллеги и узнали о жутком дьяволе, который облюбовал для жительства подвал.

Была подготовлена серьезная облава на чудовище. Чудовищем оказался грязный и голый псих, который был схвачен. В подвале сотрудники милиции нашли два трупа. Мужской и женский. Женский был в венке из белых роз и с огромным букетом.
Жители окрестных кварталов еще долго пугали себя и других историями о сатанинских культах, пышно цветущих в столице. Как это водится - ругали милицию.

Псих был помещен в специализированное учреждение, где и умер по прошествии недолгого времени, и к немалому облегчению всего персонала. В смерть он унес свою любовь и свои тайны, если они кому-то были интересны.

Участковый Алавердиев уволился из органов и устроился было в охрану, на рынок, где пугал торговцев-соотечественников страшной историей о том, как на него напал сам дьявол.
Однако, через два месяца он вернулся в милицию, и очень просил начальство принять его назад, объясняя, что на иную, кроме охранной работу он устроиться не может, а в охране только и дел, что спать, а спать он после всего увиденного решительно отказывается.
Начальство прониклось – Ильхан был прощен, но в подвалы и на чердаки он больше ни ногой.