10_kg_cocainos : За тридцать секунд до дождя

Успеть ли зайти в дом за тридцать секунд до дождя? Купить ли последний пончик с арахисовой пастой? Занять ли последнее место на стоянке у работы? Опоздать ли на встречу и узнать, что человек опаздывает еще сильнее? Упасть ли со второго этажа, во время вакханалии, и ничего не сломать. Купить ли любимое пиво по акции «2+1 бесплатно»? Нахватить ли дубас у незнакомого человека, а дома с радостью обнаружить чистейшую чуйку? Получить ли последнее бабло в банкомате? Не важно. Это всё удача. Фортуна. Легкая рука судьбы. Есть люди, которым фортуна срет на голову, а есть такие, которым она отсасывает с проглотом - абсолютно постоянно и нахаляву. Так вот я из тех, кому срет.
Кошмарный ливень смыл всю грязь с раскаленных улиц. Металлические решетки канализации шипели, и клубы пара туманом стелились по мелким улочкам и бесконечным переулкам. Господи, ни одной бездомной собаки. Все попрятались суки. Я купил в магазине литровую бутылку ямайского рома и пачку легкого данхилла. Сел на детской площадке под навес и стал ждать. Спустя двести грамм, ко мне присоединились две вымокшие школьницы. Не особо стесняясь меня, они принялись выжимать свои футболки и юбки. Соски у них торчали. Тушь наивно потекла, волосы вились от влаги, и слипшиеся пряди победоносно скользили по мокрым плечам. Кровь во мне вскипела, но лишь на мгновение. Я увидел собаку.
Она была мокрая и лохматая. Здоровая. Метр, наверное, в холке. То, что нужно. Я подарил полбутылки рома юным кармелитам, и, затушив чинарик в песок, рванул к псу. Кобель со старым кожаным ошейником был явно когда-то домашним. Но беспородный. Обычный помесный двортерьер. Подманив собаку, загодя приготовленным куском мяса, я хотел было накинуть мешок этой твари на голову. Но юркая дворняга зацепила мою руку своими клыками, и с испуганным лаем рванула в сторону парка. Я стиснул зубы от боли, и перетянул руку ремнем, на всякий случай. Вернулся к очумевшим от увиденного девчонкам. Отобрал остатки рома: часть вылил себе на место укуса, а остатки в рот – анестезия физической боли и пораженческого скудоумия. Я пошел в парк.
В парке было тихо, и лишь мелкий дождь бил намокшие листья. Меня всегда смущали некоторые места в этом парке, где беспричинно раскачивались ветви деревьев. Дурное место. Опять же, под каждым кустом насрано. Либо баян. Либо гандон. Либо всё вместе, что чаще всего. Мой пес затаился под одной из скамеек, и, завидев меня, принялся истерично лаять и демонстрировать свой пожелтевший оскал. Вот ведь пидарас. Рука истерично запульсировала в месте укуса, я подобрал крупный камень и соорудил что-то наподобие пращи. Взмах здоровой руки, и псина, получив камнем между глаз, взвыла от боли, но все-таки выбежала на главную дорожку и направилась вглубь парка. Я побежал за ней. Пес оставлял кровавый след. Через метров пятьсот у него подкосились ноги, и я затянул на огромной шее удавку. Еле погрузил эту тварь в мешок и волоком вытащил к трассе. Мешок сильно намок от крови. А ведь мне надо было еще поймать машину, чтоб довести трупп до своего дома. Ошейник я на всякий случай зашвырнул в канаву. Мешок прикрыл травой, и принялся, при помощи никотина, концентрировать мощь и силу русской мысли.
Идея поразила меня майским громом, и заставила с эрегированным, от собственной сообразительности, членом бежать к ближайшему рынку, чтобы взять напрокат тележку, в которой лица нереально странных национальностей перемещали овощи и фрукты. Там я наткнулся на очень свежий корень имбиря, которого я мгновенно закупил килограммов пять, и, вдобавок, смог разжиться отличными специями. А вот тележка была пока занята. Добавив к покупкам свиную голову, я отправился домой. Там переоделся во все сухое. Допил остатки водки из холодильника. И пошел снова на рынок. За тележкой.
На рынке загорелые и очень узкоглазые брюнеты таскали какие-то баулы, но один, Ви Рот Ми Ноги какой-то, за сто рублей налом и оставленные в залог часы Casio, согласился мне выделить это чудо техники восемнадцатого века. Задавив по пути парочку пенсионеров, я радостный и весьма на кочерге, метнулся к трассе у парка. Там лежал трупп пса. Без особых катаклизмов я добрался до мешка, и погрузил намокший от крови и мокрой травы мешок. Радостно насвистывая, я направился к дому. Оставалось последнее дело. Для ритуала мне необходим был бамбук. Всего-то несколько трубок. Я знал одного психа. Он делал бесполезную всякую хрень из этого самого бамбука.
Я свернул на небольшой, пахнущий смолой, переулок и направил тачку вперед. Завернув в подворотню с вывеской «Эксклюзив-мебель», я оказался один на один с разрытой ямой, которая почему-то извергала сизый дым и ползла на меня. Тачка была впереди меня, и её колесо скользнуло в эту разверзшуюся бездну. Я по инерции полетел за ней. Летел я недолго. Но приземлился больно. Было темно. Света на верху не было. Странная яма. Тачка лежала целая и невредимая, насколько я смог определить на ощупь. Кругом была глина, и лишь где-то сверху, торчала старая труба и какой-то обрывок провода. Орать было бесполезно. Глина сжирала все звуки. Но я орал. От банального «памагите» до «бляди я ж вас найду и урою». Когда я окончательно охрип, то почувствовал стыд за отсутствие мобильника в моей жизни и то, что у меня абсолютно не было страха. Еще раз попробовал подняться наверх, но мокрая свежая глина упорно скатывала меня вниз, забиваясь под ногти. Яма становилась еще неприступнее.
Сколько я просидел непонятно. Но голод и жажда просто съедали меня изнутри. Спички так и не просохли. От холода у меня свело ноги. Я засунул руку в мешок с околевшим псом и немного удивился тому, как удачно засунул руку. Там была гладкая кожа – значит брюхо, решил я. Антрацитовая тьма и запах земли не давали мне возможности ориентироваться абсолютно, хотя глаза уже относительно привыкли. Я впился ногтями в живот собаки и вырвал небольшой кусок плоти. И сунул себе в рот. Это было отвратительно. Но одновременно я почувствовал какой-то невероятный подъем сил. Так я вырвал еще несколько кусков и утолил голод. Полностью. Чувство жажды так же покинуло меня. И вот спустя неопределенный промежуток времени начал пробиваться свет, откуда-то сверху. Стали падать камни, и раздались какие-то крики. Я откликнулся, и буквально тут же появился крюк. Я зацепил за него мешок, тачку и себя. Невероятная сила потащила меня наверх.
Вокруг были разные люди. Я не мог толком ничего видеть, свет резал глаза. Все улыбались: медики лезли в трусы, пожарные ржали как кони, полицейские задавали какие-то вопросы. Журналисты фотографировали, и тоже лезли мне в трусы. Но абсолютно все были рады. Я это чувствовал. Распихав бренную толпу, я завязал мешок покрепче и погрузил его на тачку. Заскочил к корешу - мебельщику, и взял четыре бамбуковые трубки, заостренные под нужным мне углом. Всё, наконец-то дорога домой.
Я отмокал в ванной где-то еще сутки. Может глина была такая въедчивая, а может ром такой забористый. Мешок благополучно отмокал в тазу на балконе. Когда мое тело пришло в себя, настало время совершения ритуала. «Керро мунотак», что-то вроде «возрождение гнева».
Имбирь трется на крупной терке и заливается спиртом. Добавляется кукурузная мука, и все превращается в кашу. В свиную голову забиваются бамбуковые трубки. Трубки наполняются этой кашей. Все укладывается на серебряный поднос. Поднос натирается маслом гавайской розы. Потом делаются надрезы на коленях.
Я все подготовил. Осталось только расчленить собаку – нужны только её лапы и сердце. Они выкладываются на поднос, куда я поставлю свои колени, обхватив свиную голову. Но это в последнюю очередь. Я закрыл все окна и двери. Выключил звонок. Зажег несколько свечей. Развязал мешок. Взял тесак, с некоторым отвращением сунул руку в мешок, и потянул за слипшуюся шерсть. Я зажмурил глаза. Отвернулся. Тошнота. Когда я обернулся, то из мешка торчала голова ребенка, волосы были все в глине, а его глаза были синие, как летнее небо.