Жена Индейца : Про Юльку

Воск больно обжег руку…
***
- Ой, Юлька, а что это вы делаете?
Я невольно поморщилась, рефлекторно, как всегда при виде иголки. В шприце была почти черная субстанция. Сестра сидела в комнате с подружкой Аминой.
- Это мне врач прописал. От желудка.
- И что – ты сама …?
- Да, а что? Иди уже к себе. И маме не говори.
И я ушла. И поверила. И не сказала.
Мне было одиннадцать. А ей почти пятнадцать. Я лишь восхитилась тогда – это надо же такая смелость – самой себе в вену… У нее давно был гастрит, я это точно знала. Почему я тогда промолчала, этого я не знаю и сейчас.

- Что она там делает в ванной так долго?
Мама сердилась. Дернула ручку двери.
- Я сейчас, - ответил слабый голос.
- Да они вообще сейчас с ума посходили, - подхватила бабушка.
- Кто это? – выпучиваю глаза.
- Да вы, молодежь. Вот что за мода такая – на улице жара, а Юлька ходит в своем балахоне?!
Она вышла из ванной с каким-то потерянным взглядом.

- А зачем это ты замок ставишь в вашу комнату?
Бабушка ничего не отвечала. Но мне и не нужен был ответ. Это черное слово уже вошло в нашу семью. Даже несколько слов. Наркоманка. Моя Юлька-наркоманка…

Из дому стали пропадать вещи. Она выносила и продавала все. Ее не отпускали из дому – она убегала. А потом был другой период - когда все уходили из дому, ее выставляли за дверь, перед этим проверяя карманы и сумку.
Ее лечили. А она через неделю пропадала и возвращалась с потерянным взглядом, с беспомощно висящими руками. Ее силой оставляли дома, а она билась в истерике и требовала выдать ей веревку и мыло, потому что у нее выворачивало кости. Я не понимала, как могут выворачиваться кости.
Ее опять лечили. И вроде бы все шло хорошо. Вот уже почти месяц. А потом ей кто-то позвонил. И она ушла. Мама с опаской посмотрела ей вслед, а потом на телефон. Мама почувствовала, что это был черный звонок.
Ее долго не было. Я видела ее. Там, где стоят эти… Возле обдертых как кошек девушек останавливались машины и тени страшных фей, которым срочно нужны были деньги, исчезали в авто. Я шла с подружкой, я отвернулась. Я знала, почему она там стоит. Мне было стыдно… Она меня не заметила.
Потом она опять возвращалась. Мама плакала. Мама стала много плакать. Папа запил.
И опять все повторялось…

Мы были с бабушкой в доме на поселке. Позвонил телефон. Бабушка ответила, я схватила параллельную трубку. В другой комнате. В трубке плакал мамин голос. Нет, голос кричал и плакал. Истерика…
- Маааама… Она вынесла наши с Колей обручальные кольца… Мама!... Я больше не мооогууу… Что мне делать, мама? Я убью ее…

Как-то Юлька пыталась бросить сама. Она лежала на кровати. Вернее, лежало ее худющее тело. Нет, оно извивалось на кровати.
-Юль, может тебе что-то принести?
- Нет… Если бы ты только знала… Если бы ты только могла понять…Я мечтаю хоть раз в жизни еще нормально поспать. Хотя бы раз…

Потом были какие-то звонки. Потом еще что-то… И опять исчезла.
Через месяца три она позвонила.
- Мама, я в Москве. Не переживай. Я жива. Со мной все в порядке. Я больше не… Мама, ну не плачь. Я здесь работаю. Я еще позвоню.
И на измученном лице появилось облегчение. Она звонила и мама казалась спокойней, даже шутить начала о чем-то, только в глазах оставалась тревога и боль. Сейчас я знаю, кем Юлька работала. Я поняла это гораздо позже, чем мама. Но мамочке было все равно кем, все равно где, главное жива, главное больше не …

Юлька приехала на свое восемнадцатилетие. Она поправилась и больше не была похожа на живой труп. У нее были красивые черные волосы и здоровый румянец. Она излучала что-то невероятное изнутри. Помню, по моей детской душонке пробежала мышка-зависть – это ведь было не справедливо – она столько принесла горя, она всегда была «плохой» девочкой, а ей так рады, стол накрыли праздничный, вон сколько у нее всего – косметика, блестящий красный фен, красивые платья… А я всегда так старалась и ничего у меня нет. Эх, какой глупой я была….
И вот она должна была снова уехать. В этот день она решила встретиться со старым другом, перед отъездом.
Так и не пришла на вокзал. Больше ее мы не видели.
Наверное, родители пытались ее искать. Я не знаю. Тогда я не хотела знать.

Один дед рассказал, что она работала у цыган за ширку, жила с ними. Потом откуда-то везла какой-то пакет с чем-то. И в поезде были менты, облава… Она выпрыгнула из вагона и разбилась. Она бы не смогла сидеть… Где-то в районе Харькова… Правда ли?

Эта тема закрыта в семье.
Эта тема не закрыта для меня.
- У тебя есть сестра? – многие удивленно приподнимают бровь.
- Да, старшая, она в Москве живет. Работает там. Но мы мало общаемся… - я быстро перевожу разговор на другую тему, отшучиваюсь. Я постоянно так врала многим. Зачем? Но ведь сказать, что ее нет, значит отречься. А сказать правду, значит все вспомнить и пережить.
Мы никогда не были лучшими подругами. Когда я родилась, рассказывала мама, меня как куклу принесли в свертке, почти четырехлетняя Юлька подошла и спросила с серьезным лицом у сюсюкающих домочадцев:
- Вы теперь меня любить не будете, вы будете любить ее?
Мы дрались, ее любимой забавой было скатать клубок волос и какой-то шерсти, положить мне на лицо, когда я спала и разбудить криком – «У тебя паук на лице!» Она поломала мамины туфли, а все свернула на меня. И ей поверили. Она была старшей, старшим почему-то чаще и легче верят. А меня не взяли в поезду в Киев, я была наказана.
Мы были с ней совсем разные. Абсолютно. Как будто от разных родителей и с разных планет.
А недавно я забыла про ее день рождение. Вспомнила поздно вечером и разревелась на кухне.

***
Свеча догорела до половины.
За упокой? Может, за здравие?...
Ну почему я тогда промолчала...