Роман Казарян : ШИЗО

ШИЗО.
Тусклый свет лампочки, отгороженной стальным щитом с высверленными в нем отверстиями, отражался от грязно-желтых стен и заливал каменное помещение в двадцать пять квадратных метров каким-то ядовитым желто-красным цветом.
К тринадцатым суткам моего пребывания в этом каменном мешке глаза отказывались смотреть; будто в них насыпали мелкого морского песка.
Наш штрафной изолятор, а сокращенно ШИЗО, камера номер три, наполненная битком без малого две недели назад, теперь выглядела абсолютно безжизненной.
Я бросил читать обрывок «Комсомолки», протер глаза и огляделся.
Нас оставалось четверо.
Гробовую тишину нарушало лишь радио, играющее круглый день там, за обитой железом дверью.
С двоими я познакомился только здесь, да и они особого интереса, как собеседники, у меня не вызывали.
Одного звали «Малой».
Девятнадцатилетний худой мальчишка, получивший три года за квартирную кражу еще в семнадцать, совершеннолетие встретил на малолетке, и приехал досиживать сюда, в это захолустье Тверской области, кишащее комарами. Он напоминал мне своей худобой узника Дахау.
В зоне он числился в третьем отряде. Я его толком и не видел там. Со своей «пятнашкой» загремел за то, что был пойман за игрой в карты после отбоя… да еще и в другом отряде.
Он должен был подняться в зону сегодня после девяти вечера.
Второго звали «Сидор». Этому было около двадцати трех. Светловолосый и такой же худой, как и Малой. Вел себя он как-то странно: больше молчал, а все движения его были пропитаны какой-то нервозностью. Сидор постоянно что-то выковыривал, ломал и грыз. Однажды, я посвятил наблюдению за ним целых полдня. За это время он умудрился вытащить из «дубка»-стола пару гвоздей и разодрать в клочья свой тюбик зубной пасты. И, разумеется, ничто не прошло мимо его рта. Я не выдержал, когда он запихнул в рот гвоздь. Сидор молча вытащил железку и аккуратно положил на стол. После этого он стал вести себя очень осторожно и еще больше замкнулся в себе.
Он так же был пойман за игрой в карты. Правда, его игра на тот момент уже была окончена.
Он должен был подниматься завтра. В четыре часа дня.
Третьего я очень хорошо знал. Это был наш отрядный самогонщик Эдик. Лучше него никто в зоне самогон не гнал. Попался он совершенно нелепо. Какая-то тля заметила, куда он прячет свой аппарат. Оказалось, что в своих собственных вещах. Эдик был крепким парнем двадцати пяти лет отроду. В зоне он находился уже три года. «Пятнашка» его совсем не смущала, он был в приподнятом настроении. Прямо из штрафника он должен был идти на длительное свидание.
Завтра в обед.
Замыкал квартет я. Мне было двадцать два. Со мной все было предельно просто: меня пьяного поймал наш начальник отряда, задержавшийся в отряде по своим, одному ему известным, делам. К слову, пил я как раз самогон, выгнанный Эдиком.
Торчать в этом мешке мне оставалось чуть больше двух суток.
Нас объединяло только одно: у всех у нас, ровно, как и у каждого в нашей зоне, был один довесок по приговору суда – принудительное лечение от наркомании
- Эдик, - нарушил молчание я, - может, закрутим покурить?
- Давай Малого отправим, а потом чифирнем и покурим.
Я согласно кивнул и уткнулся опять в обрывок газеты.
Малой принялся паковать свои скудные пожитки.
Эдик повернулся на бок, подпер голову рукой и принялся наблюдать за ним.
- Куда ты бумагу то забираешь? Тебе что, в зоне задницу нечем вытереть будет, - язвительно поинтересовался Эдик.
Малой оцепенел, помялся с секунду и, глубоко вздохнув, вытащил из пакета рулон туалетной бумаги и поставил его на стол.
Я оторвался от газеты и посмотрел на Сидора.
Он сидел за столом с отрешенным видом. Но было заметно даже невооруженным взглядом, что нервничать он стал еще больше. Было видно, что нервная дрожь, в буквальном смысле, подбрасывала его в воздух.
Радио сообщило, что в Москве куранты пробили двадцать два раза.
Сразу за этим послышались шаги и лязг замка.
Дверь открылась, и Малой бодро шагнул в коридор.
Опять лязг замка.
Мы остались втроем.
Эдик бодро поднялся со шконки и начал поднимать половицу, где были спрятаны табак, тряпки для факелов и зажигалка.
Когда чифир был готов, Сидор подал голос.
- Вы чифирите, - сказал он, - я не буду.
- Как не будешь, - хором спросили мы.
- Не хочу.
Я не выдержал.
- Слушай, - раздраженно начал я, - у тебя на лбу написано, что с тобой что-то не так! Может, стоит поделиться? Вдруг мы поможем.
Эдик согласно крякнул.
- Угу, а то твоим нервяком весь шизняк уже пропитан.
- Давай, чифирнем и ты нам все расскажешь, - вкрадчиво сказал я.
Неожиданно для меня самого, это помогло.
Сидор подсел к нам, и Эдик тут же протянул ему горячую кружку с дымящейся темно-коричневой жидкостью.
Оказалось, что Сидор проигрался месяц назад. Последний срок расчета сегодня в полночь.
- А чего ты волнуешься, - спросил я, - подвал идет как отсрочка!
- Проблема в том, - тяжело вздохнув, сказал Сидор, - что подвал мы не оговаривали перед игрой… и теперь он не может оттянуть срок уплаты.
- Получается, что в полночь ты фуфло двинешь, - с деловым видом подытожил Эдик.
Сидор нервно посмотрел на него исподлобья.
- Еще все можно исправить, - воодушевленно затараторил он, - мне достаточно подняться не в зону, а на больничку…
- Это поэтому ты тут две недели пытался проглотить все, что плохо лежало, - перебил его я.
Сидор утвердительно кивнул.
- Ты, - заорал Эдик, - идиот!!! Из-за тебя всю хату могли под пресс пустить!!!
- Я тут кое-что нашел, - не обращая на него никакого внимания, продолжал Сидор. Он извлек из кармана спортивных штанов пустой стержень от гелевой ручки и протянул его нам, - я его уже наточил.
Действительно, головка стержня была остро заточена под иглу.
- Надо скачать кровь, - закончил он.
-Дурень, - зашипел Эдик, - представляешь сколько надо скачивать, донор хренов!
- Литра должно хватить, - твердо сказал Сидор.
- Черт с тобой, - сдался Эдик, - твое здоровье. Одним балбесом больше в этой зоне… никто и не заметит.
Сидор моментально вскочил из-за стола и сел на пол, облокотившись спиной к стене.
- Чтобы не больно падать было, - пояснил он, засучивая рукав.
Мы переглянулись и молча ухмыльнулись.
Эдик взял со стола стержень.
С противным хрустом самодельная игла пробила кожу, а после непродолжительных мучений, и вену. Пока Эдик фиксировал иглу, я подставил литровую кружку, так называемый «фаныч», под тонкую струю крови.
Пока Сидор качал кровь, сжимая и разжимая кулак, мы нервно курили здоровенную самокрутку.
Я посмотрел на бурую жидкость с красноватой пенкой, прибывающую в фаныче.
- Эдик, пил когда-нибудь кровь, - спросил я.
- Спрашиваешь, - ухмыльнулся он.
Тут он осекся, поняв, к чему я клоню.
- Хоть ты не дуркуй, - серьезно сказал он, - хватит с нас этого, - Эдик кивнул в сторону бледнеющего Сидора.
- Кровь – это жизнь человеческая, - филосовски начал я, - западло будет человеческую жизнь в сортир выливать…
- Ну, ладно… только смотри, никому ни слова! Если в зоне об этом узнают – нам с тобой головы поотшибают.
- Я – могила, - еле слышно проговорил Сидор.
Кружка была практически полна.
- Будет с тебя, - сказал Эдик.
Он резко выдернул иглу и согнул руку Сидора в локте.
Взял кружку, встал передо мной и пристально посмотрел на меня.
- Будем, сказал он и прильнул к кружке.
Пил он в своей манере, в какой привык пить самогон: пока пьет, левую руку держит на животе.
Оторвался и передал кружку мне.
На лице – кровавые усы.
Я взял кружку, заглянул в нее.
- Не колдуй над ней, - сказал Эдик, - а то сворачиваться начнет.
Я поднес кружку к губам и сделал глоток.
«Как баранья» подумал я и, расслабившись, несколькими глотками допил содержимое.
Мы быстро помыли кружку и рожи и подошли к Сидору.
- Ну, что тут у нас, - тоном доктора бодро спросил Эдик и разогнул Сидору руку.
- Твою мать, - вырвалось у меня.
На сгибе красовался огромный синяк. В центре этого синяка здоровенная дыра от самопальной иглы.
- Нормально, - тихо проговорил Сидор, опуская рукав, - спасибо… теперь помогите мне встать…
Стоило Сидору встать на ноги, как тотчас же он рухнул на пол, словно кулек с дустом, здорово ударившись головой об пол.
- Пора, по-ходу, - сказал Эдик и подошел к двери.
- Старшой, - орали мы дуэтом, - сташой!!! Тут человеку плохо!!!
Дверь открылась недовольный конвоир встал на пороге.
- Кому плохо?
Мы расступились.
На полу лежал бледный, как простыня, Сидор в неестественной позе.
Конвоира это особо не впечатлило.
- Что с ним?
- А мы знаем? Пошел в туалет и рухнул в обморок…
- Тащите его сюда, скомандовал конвоир.
Мы подхватили Сидора и потащили в комнату дежурного. На удивление легко потащили.
Пока тащили, дежурный связался по рации с больничным корпусом и потребовал врача.
- Сажайте его сюда, - он показал на стул.
- Теперь пошли в камеру.
Мы остались вдвоем.
- Ну, как ощущения, - поинтересовался я.
- Очень странные, - поделился Эдик, - такое ощущение, что мне море по колено…
- Это адреналин.
Мы еще долго говорили обо всем, о чем только можно было говорить.
Заснули только после завтрака, на голых шконках…
В обед Эдик пошел на свою свиданку, а я остался досиживать свою пятнашку в гордом одиночестве. Вечером меня вдруг обуяла жуткая жажда, которую я никак не мог утолить. Сон не шел.
Я проворочался полночи и, наконец, заснул.
Следующей ночью я поднялся в зону и узнал, что Сидор все-таки двинул фуфло.
Теперь, спустя много лет, когда я не вспоминаю о зоне, когда любое упоминание о наркотиках заставляет только морщиться…
Я нет-нет, но вспоминаю ту жажду, мучившую меня полночи…
Теперь я понимаю, чем ее можно было утолить.