Cоня Маркс-Бруевич : Шедевр
13:21 01-08-2008
.......
Огромная прекрасная бл**ища, - сквозь прорезь приоткрытых глаз я наблюдаю, как стаскивает она сарафан, ярко-жёлтый, в дурацких синих цветочках, - выныривая из сжатого ситца локтями, шеей, - паршивка, с такой грудью и без лифчика, - воображаю, как сшибает она всех подряд, - затравленных, исходящих похотливой слюной мужичков, давно позабывших солоновато-устричный вкус женской плоти; - неуязвимых мачо в плотно облегающей бёдра джинсе, - жалких дурнушек с комплексами, принципами и прыщами, - непорочных дев, юных и старых, с целомудренными сооружениями под монашескими одёжками, - идя вот так, размашистой своей походкой, разметав соломенные патлы по дивным плечам, в раздувающемся сарафане на символических бретельках, с нагло проступающими сквозь тонкую ткань крупными сосками, - в каких оргастических ярких снах является она им, в каких немыслимых позах, - сними всё, - пробормотал я сквозь зубы и она послушно переступила лоскуток чего-то полупрозрачного, с вызовом поглядывая на меня, - всё? – клянусь всеми святыми, я никогда не тратил драгоценное время на идиотские церемонии, - так называемые прелюдии, - истинная Женщина, здоровая, не изнурённая диетами и избытком ума, молодая, рожавшая, с шикарным тазом, крупными коленями и здоровыми зубами, - я вижу, как кровь приливает к тонкой коже на груди, а пламя рыжих волос внизу живота освещает стены жалкой комнатушки, - всё это время я лежу, не шевелясь, на своём драном диване, - мне стоит огромной выдержки лежать так, - лениво сдвигаю край простыни, - пускай полюбуется удивительным зверем, - поглаживая живот, медленно приказываю ей вынуть ремень из брюк, висящих на стуле, тяжёлый кожаный ремень с нешуточной пряжкой, - как загипнотизированная разворачивается она спиной и негнущимися пальцами выдирает его из петелек и подаёт мне, - она понимает и как будто нет, - движения её расплывчаты, - богиня снов, сотворённая из сочных мазков, - Рубенс и Веласкес, Гоген и Ренуар, - захлёбывающийся комок прекрасной плоти, - любуясь, я провожу алую полосу по её спине, - между белоснежными лопатками, - как восхитительна линия бёдер, - отпечаток моих пальцев остаётся на её шее, - у рыжих кожа отличается особой батистовой нежностью, - не дожидаясь, пока просохнет она от потока горючих слёз, кусая и целуя мне руки, извиваясь, рыча и рыдая как дитя, - я пронзаю её раскалённым жезлом, - я истязаю её долго, вдохновенно, - о, если б была она полотном, - а я – кистью, - я с гордостью поставил бы маленькую размашистую подпись в левом нижнем углу, - не прерываясь, не давая отдышаться ни себе, ни ей, я создаю шедевр, - в алых разводах, в рыжих зигзагах и непереносимых по яркости красках, - о, в каком счастливом изнеможении, осипшая, едва шевеля распухшим языком, она застегнёт молнию на сарафане и подойдёт к двери, и будет медленно спускаться по лестнице, точнее, стекать с неё, светясь в темноте молочной кожей, унося мой шедевр на себе,
- я увижу её из окна, медленно идущую вдоль шоссе с высоко поднятой рукой, издалека похожую на диковинный цветок с жёлтыми лепестками или китайский фонарик, - ещё некоторое время буду любоваться светящейся точкой, пока душная южная ночь не поглотит её вместе с резко отъезжающей машиной,
- в такие минуты я становлюсь немного сентиментальным, - моя дорогая девочка, - выдыхаю я, проваливаясь в целительный сон, - как все истинные художники, я бываю излишне эмоциональным, - этой ночью мне приснится огромное поле, густо усыпанное одуванчиками и бегущая по нему длинноногая нимфа в раздувающемся на ветру жёлтом сарафане..